– Выглядит не слишком впечатляюще.

– Лес, это школа, а не роскошный отель, – напомнила ей Триша и потянулась к проспекту. – Можно, я посмотрю?

– Конечно, бери. – Лес отдала дочери книжицу, а сама стала читать написанную от руки записку.


Дорогая миссис Томас,

высылаю Вам проспект нашей школы и информационный листок, где перечислены доступные курсы обучения и их стоимость. Думаю, вы захотите ознакомиться с ними перед нашей встречей во вторник.

Рауль Буканан.


Лес не удивила ни краткость записки, ни ее прямолинейный тон, лишенный каких-либо прикрас или стремления показать товар лицом. Это, кажется, вполне в его характере. Однако для нее оказался неожиданностью почерк Буканана. Лес ожидала, что он будет четким и стремительным. Однако несмотря на то, что пишущий, как казалось, сильно нажимал на перо, буквы тесно лепились друг к другу, словно выведенные рукой школьника.

– Что он пишет? – спросила Триша.

– Ничего. – Лес быстро стерла с лица удивленную усмешку и сунула записку под листки со сведениями о школе. – Он просто считает, что я захочу просмотреть эту информацию до того, как мы встретимся.

– Я слышала, как Генри говорил тебе, что он беседовал с несколькими игроками, которые высоко отзывались о школе Рауля.

– Да. – Действительно, оказалось, что множество профессиональных игроков приезжали в нее и у них остались о ней самые лучшие впечатления.

– Ты думаешь, Робу стоит туда записаться?

– Рано еще говорить. В конце концов, это не единственная школа такого рода. И Аргентина находится ужасно далеко – на другом конце света. К тому же в тех местах сейчас очень политически неспокойно. Да и вообще в этих южноамериканских странах слишком часто похищают людей.

– Это случается повсюду. Посмотри хотя бы на Италию. Если уж ты приводишь такие доводы, то стоит спросить: зачем мы вообще приехали в Европу?

На мгновение Лес испытала раздражение. Триша спорила с той же холодной логикой, как сделал бы это Эндрю. Он наверняка сказал бы что-нибудь подобное.

– Хорошо, я изучу эти бумаги попозже. – Лес забрала у дочери проспект и уложила его вместе с прочими листками в коричневый пакет. – Эмма, позвоните, пожалуйста, и закажите кофе. Кроме того, нам нужна горничная, чтобы распаковать багаж.


Легкий дождик тихонько постукивал каплями по зонтику Лес, остановившейся на одном из перекрестков Елисейских полей в ожидании, когда на переходе зажжется зеленый свет. Триша стояла рядом, касаясь ее зонта своим пестрым зонтиком.

Автомобили шуршали шинами, проносясь мимо по залитой водой мостовой. Наконец их поток был остановлен. Лес с Тришей пересекли улицу, обходя узкие струйки воды, стекавшей по обочине дороги, и направились к полосатому тенту кафе.

Все столики, стоящие на тротуаре, кроме двух, были свободны – большинство посетителей кафе предпочитали сидеть внутри, подальше от уличной сырости. Лес нашла два сухих стула возле самой стены кафе и села на один их них, сложив зонтик и прислонив его к своему стулу. Триша проверила, нет ли воды на столе, а затем водрузила на него небольшой портфельчик для бумаг – эту покупку она сделала какой-нибудь час назад в книжной лавке.

Из кафе величавой поступью вышел официант и приблизился к их столику. Выражение его лица явственно говорило: «Ох, уже эти сумасшедшие americaines».

– Que voudriezvous, madame? [22] – коротко спросил он.

– Vin blanc. – Лес заказала белое вино, не обращая внимания на грубость гарсона. Кажется, все большие города просто плодят хамство. В Нью-Йорке с ним приходится сталкиваться так же часто, как и в Париже.

– Мне то же самое, – сказала Триша.

Официант неловко повернулся и отошел.

Металлические ножки стула заскрежетали по бетону – это Триша пододвинулась ближе к столу.

– Чем больше я думаю об этом платье, которое ты выбрала, тем больше оно мне нравится, – сказала Лес. – Линии простые и элегантные. Хорошо сшитую одежду можно носить целую вечность. Я все еще надеваю платье от Диора, которое купила через год после того, как ты родилась, и не думаю, чтобы хоть кто-нибудь заподозрил, сколько ему лет.

– Я считала, что главное в платье – шик, – ответила Триша.

– Шик – это passe [23], – возразила Лес. – C'est tres elegant [24]. А элегантность никогда не выходит из моды.

– А как с блузкой? Я все же не думаю, что мне стоит ее покупать, – нахмурилась Триша, жуя губу.

– Как говорил когда-то твой отец, женщина не может быть слишком богатой, слишком стройной… или иметь слишком много шелковых блузок.

Вернулся официант, резко поставил стаканы на стол и так же резко повернулся и ушел. Потягивая сухое белое вино, Лес поняла, как редко она вспоминала об Эндрю за последние три дня. Прежде она опасалась, что поездка в Париж будет слишком мучительной для нее… Улицы, по которым они вместе бродили, кафе и рестораны, в которых сиживали… Но ей удалось настолько заполнить свое время различными делами, настoлько занять себя, что воспоминания о прошлом почти не посещали ее.

Она постепенно избавлялась от привычки мысленно напоминать себе: надо будет непременно рассказать Эндрю вот об этом и о том. Возможно, в этом-то все и дело, подумала Лес. Она наконец порвала с ним внутреннюю, пусть даже и одностороннюю связь. И кроме того, она уехала очень далеко от дома. Вокруг не было никого, кто напоминал бы ей о разводе или о новой скоропалительной женитьбе Эндрю.

Поставив локти на столик и рассеянно держа стакан с вином обеими руками, Лес смотрела на проходящих мимо пешеходов. Она любила Париж во время дождя. Низкие серые облака нависали над старыми зданиями, и зеркально блестящие от воды улицы сверкали как оникс. В воздухе пахло свежестью. Дождь словно ополоснул атмосферу, очистив ее от удушливых автомобильных выхлопов, и смыл уличную пыль с деревьев и кустарников, которые блистали теперь яркой зеленью листьев. Когда она смотрела на Елисейские поля через серебристую дымку дождя, вид напоминал ей картины Писсарро, импрессионистически нечеткие и все-таки передающие самую суть.

Ее мысли прервал шорох бумаги, Лес повернулась и увидела, что Триша достает из портфеля какую-то книгу. Не выпуская из рук стакана, она опустила его на стол и наблюдала, как дочь просматривает первые страницы.

– Что это за книга?

– Путеводитель по Аргентине, – ответила Триша, не поднимая головы.

Лес нахмурилась.

– Зачем ты ее купила?

– Просто интересно. – Дочь пожала плечами и продолжала читать. – Мы в последнее время столько говорили об этой стране, что мне захотелось узнать о ней побольше.

– Понятно. – Лес отпила немного вина и, прежде чем проглотить, подержала его немного во рту, наслаждаясь вкусом.

– Ты знаешь, что Аргентина восьмая по величине страна мира и идет сразу после Индии? – Триша наконец оторвалась от книги и посмотрела на мать.

– Нет, не знаю. – Лес напряженно улыбнулась.

Триша продолжала читать.

– Здесь говорится, что девяносто семь процентов населения страны – белые, почти все выходцы из Европы.

– Страшно увлекательно. – Лес раскрыла сумочку и достала франки, чтобы расплатиться за вино.

– Раз уж все равно идет дождь, почему бы нам не провести остаток дня в Лувре? Мы могли бы пройти по Большой галерее.

Лес предпочитала осматривать за одно посещение музея какой-нибудь один раздел. Когда смотришь все подряд, то обилие такого множества бесценных картин и статуй попросту ошеломляет и не дает оценить по достоинству ни одно из произведений.

– Рауль говорил мне, что между Аргентиной и Америкой есть много сходства. Вот послушай. Река Парана равна по величине нашей Миссисипи, а пампы напоминают прерии Канзаса. Анды – это их Скалистые горы, с той лишь разницей, что они на полторы мили выше.

Покорно вздохнув, Лес поправила на шее шелковый шарф и перестала слушать дочь, вспоминая, что Генри рассказал о Рауле Буканане. По происхождению он из тех, кого называют трудящимися. Владеет небольшим ранчо – по величине примерно с Хоупуортскую ферму, – где выводит лошадей, содержит скот и где находится его школа поло. Обеспечен, хотя вряд ли богат. В общем, вполне достойный человек, судя по всему. Есть лишь единственное «но» – это ее, Лес, собственное поведение с ним в тот вечер, но вряд ли она может винить за него Буканана.


Знаменитый ипподром Лоншан расположен в широко раскинувшемся Булонском лесу. Диана, Лес и Триша стояли у загородки внутреннего паддока ипподрома, в котором царила обычная при подготовке к скачкам возбужденная суета, и смотрели на холеных, породистых коней, которых конюхи вводили в белую ограду. Раскидистые ветви деревьев, возвышающихся над паддоком, создавали шатер из листьев, загораживая солнце и придавая тенистую свежесть легкому ветерку, который флиртовал со свободно падающими складками юбки Лес, слегка вздувая легкую ткань и тут же улетая прочь.

Это напоминало идиллическую декорацию. Пышный зеленый ковер, устилающий землю. Бар с шампанским, раскинутый под деревьями. Стеклянная будка на решетчатых столбах для взвешивания жокеев перед скачками. Окна тотализатора и внутреннее телевидение для избранной, хорошо одетой толпы зрителей. Надо всем витал дух старинной аристократии.

– А вот и наш Вагабонд! – Диана Чандлер положила руку на запястье Лес, требуя ее внимания.

Лес посмотрела на вереницу коней, которых вели седлать. Единственным среди них, кто напоминал по масти ее старого знакомца, был высокий, статный светло-золотый жеребец с белой ленточкой, бегущей по центру его изящно вылепленной морды. Лес еще не забыла, что у «недотепы» была на голове белая метка, но это было единственное сходство. Сильный трехлетний скакун ничем больше не походил на того неуклюжего жеребенка, которого она помнила.

– Ну как он? – возбуждено спросила Диана.

Все сомнения пропали, когда Лес увидела тренера Чандлеров – англичанина, широко известного в беговых кругах. Тренер вышел вперед, чтобы встретить конюха, ведущего за собой гнедого жеребца.