Она была ему абсолютно предана, хотя ее сын, граф Ормонд, был врагом ее мужа. Джоан ни единого раза не предала его. Она любила его до самой своей смерти.

Чуть ли не самую большую горечь в своей жизни он испытывал от того, что она умерла в одиночестве, в Эскетоне, пока он находился в Тауэре по приказу королевы и не мог быть рядом с ней. Но это случилось семь невыносимо долгих лет назад.

Джеральд? Почему вы сидите в темноте? — спросила Элинор, поспешно входя в комнату.

Джеральд заморгал, когда его жена принялась зажигать свечи. Вскоре холодный полупустой холл осветился. Чем-то она напоминала ему Джоан. Она была очень красива и очень умна. И упряма. Такая же хорошая спутница жизни, как и Джоан.

— Я размышляю.

— Ну, вы все равно ничего не сможете сделать, — горько сказала она, угадав его мысли. — Вы должны лишить наследства эту изменницу, вашу дочку, вот что!

Джеральд никогда бы не подумал лишить Кэти наследства. Она заслуживала взбучки, но она была его единственной дочерью и единственным ребенком от Джоан.

— Лишить наследства? — Он засмеялся с горечью. — У меня сейчас ничего нет, как же я могу лишить ее наследства?

— Сегодня они с Джоном Хоуком вернулись в Лондон. Если вы не поедете переговорить с ней, я сама это сделаю, — заявила Элинор, сверкая глазами.

— Я не желаю, чтобы вы с ней ссорились, — твердо сказал Джеральд. — Кроме того, еще не все потеряно — до звона колоколов еще далеко.

— Что вы имеете в виду, милорд?

— Принесите мне перо, леди. И найдите посыльного, безусловно нам преданного.

Элинор вернулась с пером, чернильницей и клог чком пергамента. Ее голубые глаза возбужденно сверкали.

Что вы хотите сделать, дорогой? Джеральд немного подумал и принялся писать.

Я хорошо знаю людей. Я сообщу пирату о случившемся. Если и найдется кто-то достаточно умный и достаточно смелый, чтобы изменить положение, то это Лэм О'Нил. — Он улыбнулся жене. — Я думаю, что как раз хватит времени, чтобы послание дошло до него и чтобы он успел поставить все на свои места.

Остров Эйрик, Атлантический океан

Дул обжигающе холодный ветер. Он нес последнее дыхание зимы, завывая над голым островом, представлявшим собой всего-навсего громадный скалистый выступ, хотя на его южной оконечности росли ели, противостоявшие натиску ветра и моря. Вдоль берегов тянулись узкие загроможденные валунами полоски песка, прилегавшие к вздымающимся утесам. Даже летом прибой яростно накатывал на них в не прекращавшейся схватке камня, земли и воды. На северной оконечности острова находилась глубоководная гавань с узким входом, который охраняли две башни с пушками. В гавани покачивались на якоре «Клинок морей» и несколько других боевых кораблей О'Нила.

Рядом с доком раскинулся небольшой поселок, в котором жили матросы и работали корабельщики. Там же жили их жены и дети и обреталось несколько шлюх. В поселке имелись кузнец, мясник, мельник, булочник, плотник и лавочник, торговавший всем, чем угодно. Было и несколько пивных.

От поселка узкая тропа, извиваясь среди утесов, поднималась к крепости Лэма. На самом верху на гранитном основании стоял средневековый замок. Широкий провал перекрывался подъемным мостом, а чтобы проникнуть за высокие каменные стены, требовалось миновать подъемную решетку и сторожевую башню над воротами. По четырем углам крепости располагались квадратные башни с узкими бойницами. Внутри находилась четырехэтажная башня, в которой имелся большой холл и несколько других помещений. Когда-то в крепости жил какой-то лорд в изгнании, а позже пираты. Но она была достроена сравнительно недавно, и к башне примыкал большой кирпичный особняк, с застекленными, а не затянутыми кожей окнами. На черепичной крыше высились пять длинных труб.

Лэм построил этот дом, потому что не выносил запустения древней башни, которая казалась ему мрачной и населенной привидениями. Он не боялся привидений, но думал, что новый, более жизнерадостный дом поможет ему избавиться от чувства одиночества, которое охватывало его каждый раз, когда он останавливался на острове. И все же особняк не привлекал его, несмотря на сияющие панели стен и богатую обивку. Однажды он попробовал жить в нем и, к своему ужасу, обнаружил, что чувствует себя здесь гораздо более одиноким, чем в средневековой башне.

Лэм сидел за тяжелым выщербленным столом. Расположившийся на табурете у очага Макгрегор наигрывал на волынке задумчивую мелодию. Мальчик Ги съежился у его ног. Отблески огня пробегали по смышленому детскому лицу. Музыка была успокаивающей, но Лэму она действовала на нервы. Дни тянулись медленно, зияя пустотой. Как, черт побери, мог он выдержать здесь еще хотя бы один день, если он чувствовал, что готов выскочить из собственной кожи? До этого ему никогда не докучало вынужденное пребывание на острове из-за плохой погоды.

Лэм в который раз осторожно развернул письмо. Оно было от его матери, Мэри Стенли, и датировано двумя неделями раньше. Хотя он всегда ее навещал, когда почему-либо высаживался на английскую землю, в последний раз он этого не сделал. Фактически он не видел ее уже полтора года, что представляло не в лучшем свете его сыновние чувства. Мэри Стенли писала:

Милый мой сын, Лэм, как всегда, я больше всего думаю о тебе. Надеюсь, что у тебя все хорошо и Господь хранит тебя от бед. Мой милый, прошу тебя быть осторожнее. Помни, что я не перенесу, если с тобой что-то случится.

До меня дошли слухи, что ты захватил на море Катарину Фитцджеральд, и, по правде говоря, я нисколько не удивилась, помня наши с тобой беседы. Я могла бы догадаться, что когда-нибудь это должно случиться. Но ты же не просто жестокий пират, как твой отец?

Милый Лэм, я знаю, что ты не похож на Шона, что ты никогда не мог бы поступить так, как он. Говорят, что Катарина очень напоминает свою мать, бывшую графиню Ормонд и Десмонд. Я хорошо помню Джоан. Она была необыкновенно красивой и необычайно сильной и умной. Если ее дочь очень похожа на нее, я боюсь, как бы у вас не нашла коса на камень. Милый Лэм, будь осторожен с этой девушкой. Она может представлять для тебя не просто политическую, а гораздо большую ценность. И еще помни, что Джоан была к нам очень добра, когда ты был еще в пеленках. Из всех дам, кого я встретила в те печальные, но и радостные дни (радостью был ты), она была одной из немногих, кто относился ко мне по-дружески и без жестокости. Я знаю, Лэм, что ты ни при каких обстоятельствах не причинишь вреда ее дочери. И я понимаю, почему ты захватил ее именно таким образом. Только наберись терпения, мой милый, если собираешься завоевать ее, а я подозреваю именно это. С любовью и надеждой Мэри.

Лэм, наверное, раз десять перечитал ее письмо. Ему было стыдно. Нечасто он сожалел о выбранном жизненном пути — какой смысл раздумывать над тем, чего нельзя изменить? И хотя Мэри никогда открыто не осуждала его занятие пиратством, Лэм знал, что она тайком мечтала о том, чтобы в один прекрасный день он стал благородным и чинным английским джентльменом. Это желание было несбыточной, пустой мечтой. Он не мог изменить того, кем и чем был его отец, и наверняка Катарина не смогла бы этого забыть. Заниматься разбоем на море вынудили обстоятельства его рождения — он не был ни англичанином, ни ирландцем. Мэри понимала это не хуже его.

Лэм аккуратно сложил письмо, спрятал его в маленькую шкатулку, в каких женщины обычно хранят драгоценности, и запер ее. Ключ он повесил себе на пояс, а шкатулку поставил на каминную полку и принялся расхаживать по комнате.

Раньше, когда ему становилась на острове одиноко, он имел дело лишь с самим собой. Тогда он мог с этим справиться. Но теперь… Теперь везде, где бы он ни был, куда бы ни смотрел, ему виделась огненно-рыжая соблазнительница. Даже его мать писала о ней.

Он вспомнил, как решительно Катарина отвергла его предложение, и побагровел от злости и унижения. Он знал, что слишком горд для того, чтобы просить ее передумать или хотя бы изменить ее мнение о нем.

Лэм повернулся к огню, стараясь подавить обуревавшие его чувства. Теперь Катарина была при дворе, и на некоторое время это его устраивало. Политические игры зашли слишком далеко, и конца еще не было видно. Но все когда-нибудь кончается, и Лэм задумался, не сделать ли Катарину своей женой даже против ее воли. Зная ее так, как он знал сейчас, Лэм понимал, что не смог бы поступить с ней таким образом. Но и отпустить ее он тоже не мог, особенно к другому мужчине. Он выругался, нарушив тишину каменных стен.

Заметив, что Макгрегор перестал играть и вместе с Ги уставился на него, Лэм снова стал мерить шагами холл и вынудил себя улыбнуться мальчику.

Капитан, что-нибудь требуется? — Ги вскочил. «Мне требуется рыжая девица, такая же страстная, как и я», — подумал Лэм.

Нет, Ги.

Мальчик нерешительно топтался на месте.

— Сядь и слушай музыку, — мягко произнес Лэм. Ги послушно уселся, а Макгрегор сказал:

— К нам кто-то пожаловал.

Лэм тоже услышал негромкий звон колокола на сторожевой башне. Зимой из-за воя ветра только этот колокол и можно было услышать. Вскоре в холле появились матрос с красным от холодного ветра лицом и закутанный в плащ посетитель.

Капитан, этот человек только что прибыл с посланием для вас.

Посетитель, дрожа от холода, снимал капюшон и перчатки. Наверняка он прибыл на остров на борту судна с припасами, за которым Лэм раз в месяц посылал в Белфаст. Человек был незнаком Лэму. Пригласив его сесть, Лэм едва заметно кивнул.

Откуда-то возник лакей, поймал взгляд Лэма и торопливо вышел. Через минуту он вернулся с горячим пуншем и едой. Лэм сказал матросу:

Джейк, иди в кухню погреться и хорошенько поешь.

Краснолицый матрос исчез следом за лакеем.

Лэм уселся на скамью напротив посланца. Макгрегор снова принялся тихонько наигрывать на волынке. Ги отвернулся.

— Кто вас послал? — вполголоса спросил Лэм.

— Джеральд Фитцджеральд.

У Лэма в груди все сжалось. Человек вытащил из-под плаща запечатанное письмо и подал ему. Лэм помедлил, потом поднялся и подошел к окну. Стараясь не выказывать обуревавшего его любопытства, он не спеша развернул письмо и принялся читать. Лицо его побелело от гнева.