Она кивает и раздаётся стук в дверь.

Я открываю глаза и едва замечаю Амару, стоящую по ту сторону двери. Все, что я могу видеть, это прыгающий на меня, сходящийся с ума от радости Лионель.

— Привет, приятель, — кричу я, хватая его и поднимая выше. Он так извивается, что почти невозможно удержать.

Я никогда ещё не был далеко от Лионеля так долго и часть меня боялась, что, когда я вернусь, он не вспомнит меня, но теперь я знаю, это не правда. Своими поцелуями и облизыванием он уже вылил на меня галлон слюней.

Кайла откашливается рядом со мной, и я возвращаюсь к реальности.

— Кайла, это Лионель, — говорю я, пытаясь оторвать его мордашку от своего лица.

— Ага, я это поняла. Как насчёт того, чтоб представить меня человеку? — бойко говорит она.

Точно. Это.

Я разочарованно улыбаюсь им обеим и ставлю Лионеля на пол. Он готов запрыгнуть обратно, когда замечает Эмили, высовывающую голову из-за угла и сразу же отправляется к ней.

— Прости, прости, мои манеры, — говорю я, зная, что Амара понимает меня. Она привыкла. — Кайла это моя приятельница Амара. Она работает в приюте. Не знаю, чтобы я без неё делал. Амара, это Кайла. Она... — и внезапно я замираю, потому что не знаю кто она. Мы ещё не обсуждали, кто мы друг другу.

— Я поживу с Лакланом, — мягко заканчивает Кайла, пожимая руку Амаре. Я осторожно смотрю на Кайлу, любопытно, собирается ли она косо смотреть на Амару. Я буду не удивлён. Не то чтобы я расстроился, если она ревнива, но хоть Амара и поражает своим римским носом, огненно-рыжими волосами и веснушками, Кайла сама любезность.

— Приятно познакомиться, — говорит Амара, коротко взглянув на меня. Ее лицо бесстрастно, но могу сказать, что она смущена или шокирована. Я ведь до сих пор никогда не упоминал Кайлу и не говорил Амаре, что вернусь с девушкой. К счастью, она воспринимает это спокойно.

— Как он себя вёл, какие-то проблемы? — спрашиваю я, меняя тему разговора.

— Он по-настоящему ненавидит намордник, — говорит она, пожимая плечами. — По крайней мере, когда его на него одеваю я.

Кайла чуть отпрыгивает назад, поглядывая на Лионеля, который рысью бегает по гостиной, вынюхивая Эмили.

— Ему нужен намордник?

Я качаю головой, чувствуя, как внутри вспыхивает гнев.

— Нет. Ему он не нужен. Он никогда никого не укусит, даже если он без намордника. Но в Соединенном Королевстве питбуль ущербная порода. Плохая. Они запрещены. Надо изловчиться, чтобы завести одного, во-первых надо доказать, что твоя собака не опасна, и даже тогда они все должны носить намордники. Даже если они старые и мухи не обидят. Иногда, недалёко от дома я гуляю с Лионелем без намордника, но это потому что соседи знают меня. В других местах нельзя точно быть уверенным, кто вас увидит.

— Это чертовски глупо, — говорит Кайла, протягивая руку к моей, сжатой в кулак. Она раскрывает ее и проскальзывает пальцами внутрь. Мой пульс замедляется.

— Это чертовски тупо, — говорит Амара, кивая и сердито заправляя волосы за ухо. — Закон был принят в семидесятые, когда собачьи бои были проблемой. Его надо изменить, но правительство - кучка невежественных придурков. Хотя мы работаем над этим, пытаясь донести до них мысль, что надо запретить людей, занимающихся подобным дерьмом, а не породу.

Я резко выдыхаю через нос.

— Давайте не будем сегодня об этом. Мне надо остаться в хорошем настроении, — честно говорю я им.

Кайла сжимает мою руку и кивает. Смотрит на Амару.

— Что ты сейчас собираешь делать? Хочешь пойти с нами на поздний обед или ужин?

Мы даже ещё не обсуждали обед, но тот факт, что Кайла уже освоилась с Амарой и приглашает ее, согревает мне сердце.

— Спасибо, — говорит Амара. — Я в порядке. Я собираюсь вернуться обратно к работе. Может быть завтра. Лаклан, ты можешь привести ее и показать ей, чем мы занимаемся.

— Ага, — соглашаюсь я. — Перед тренировкой. Это будет идеально.

Она машет нам рукой на прощанье и уходит. Я знаю, что до вечера ей не надо возвращаться на работу, так что у меня складывается впечатление, что она пытается дать нам время наедине. Полагаю, потому что я стою тут в одном полотенце.

Я разглядываю Кайлу.

— Так что насчёт обеда, — говорю я. — Что ты ещё задумала для нас?

Она усмехается и игриво наклоняет голову.

— Не скажу, — говорит она. — Мне нравится держать тебя в напряжении.

Она дефилирует в комнату, и я наблюдаю за ней.

Хоть она и пытается выглядеть соблазнительной, потряхивая этой восхитительной попкой, не проходит и двух секунд, как Лионель выскакивает из ниоткуда, прыгает ей на ноги и окружает ее шквалом поцелуев.

Она визжит, и если у неё и был какой-то страх, он исчезает под натиском смеха. Лионель беспощаден в своей любви и потребности к ласке. И Кайла играючи вопит, когда он гоняет ее по комнате, высунув язык изо рта, не желая ничего кроме ее внимания.

Я знаю, как ты себя чувствуешь, старый друг, думаю я про себя, прежде чем последовать примеру и присоединиться к погоне.


Глава 19


КАЙЛА


Я мечтаю. Я тону. Все вокруг мокрое.

Мое лицо мокрое.

И дурно пахнет.

Собачье дыхание.

Я вздрагиваю, окончательно просыпаясь как раз вовремя, чтобы увидеть, как длинный розовый язык проходится по моему лицу, оставляя за собой след слюней.

— Оу, Лионель, — бормочет Лаклан, протягивая руку и оттаскивая собаку от моего лица и обратно между нами. — Веди себя прилично.

Я медленно сажусь, пробегаясь рукой по лицу и вытираю собачьи слюни. Смотрю вниз на Лаклана, который держит Лионеля в объятьях, застенчиво улыбаясь мне.

— Прости за это, — говорит он. — Ему нравится будить тебя поцелуями.

Я поднимаю бровь, полностью очарованная видом Лаклана, его татуировками и мышцами, удерживающего самую сладкую слюнявую собаку, уютно расположившуюся в белых простынях.

— Я не жалуюсь, но я бы предпочла, чтоб вместо него поцелуями меня разбудил ты.

Он улыбается мне, выглядя абсолютно очаровательным, спутанные после сна волосы падают на лоб.

— Это можно устроить.

Прошлой ночью я уже обеспечила себе это. Хотя я каким-то образом и была в состоянии прожить день и большую часть вечера, к одиннадцати часам, после того, как мы вывели Лионеля и Эмили на их последнюю прогулку по ближайшим окрестностям, я была абсолютно истощена. Несмотря на это, в три утра я проснулась с ясными глазами и готовая к новому дню. Вероятно, вздремнуть после перелета было не такой уж хорошей идеей, но я не жалею о сексе, который получила после. И, конечно же, когда в середине ночи у вас в постели шотландский бог секса, вы будите его минетом.

К счастью, тогда Лионеля с нами в постели не было. Должно быть, он пробрался к нам, когда мы оба насытились и вырубились.

Эмили лает из другой комнаты, и звук крадет все внимание Лионеля. Его уши поднимаются, а лоб покрывается морщинами так же, как часто бывает у его хозяина и он спрыгивает с кровати, мчась в гостиную.

— С собаками в доме ты никогда не сможешь поспать подольше, — говорит Лаклан, его голос все ещё сонный в этой такой свойственной ему сексуальной манере. — Что было неплохо, пока на горизонте не появилась ты. Теперь я думаю, что лучшая часть дня это утро, когда можно поваляться с тобой в постели.

— Не могу с этим поспорить, — мягко говорю я. Пользуясь случаем, ложусь обратно, двигая мягкие подушки и устраиваясь на моем любимом месте, местечко между его рукой и боком. Кладу пальцы на его широкую грудь, проводя по татуировкам. Такое чувство, что я всегда буду поражаться тому, насколько он идеален как образец мужчины. Каждую тикающую секунду я смотрю на него по-другому. Глубже. И теперь, когда я здесь, в его доме, я не думаю, что для меня есть какая-то надежда.

Вчера, когда я проснулась после своего короткого сна и нашла его, заползающего на меня с этим взглядом, выражающим не только похоть и страсть, а нечто более глубокое, более реальное, это привело к самому лучшему сексу, который у меня когда-либо был. Он был примитивным и опустошающим. С каждым движением руки я могла почувствовать его настойчивость, почувствовать его сердце, бьющееся словно сердце дикого зверя. Головокружительная искренность была в том, как он смотрел на меня, будто я была золотой пылью, драгоценной и в любой момент способной улететь.

Мы занимались любовью. Для этого не было другого слова, и в то время как раньше, когда другие люди так небрежно и банально использовали это определение, оно раздражало меня и заставляло смеяться. Теперь, наконец, это случилось и со мной. Я поняла это. То была похоть и страсть и жгучая потребность в телах друг друга, жажда удовольствия, но, кроме того, лихорадочная нужда в человеке.

Я не просто хотела мышцы Лаклана, его губы, его бесконечные постельные навыки. Я хотела его самого, каждую его часть. Тёмные частицы, спрятанные от посторонних глаз, о которых намекают лишь татуировки. Я жаждала всего его, как умирающий человек жаждет ещё одного вздоха.

Я хотела поставить Лаклана на колени и, в то время как чувствовала, что он страстно желает меня и покорится мне, первая на коленях оказалась я. У меня нет ни одной идеи, как я собираюсь через три недели прийти в себя, ни малейшего представления.

— О чем ты думаешь? — шепчет он мне в макушку, пальцы играют с моими волосами.

Что ты первый во всех смыслах, думаю я про себя.

— Ничего, — отвечаю ему.

— Ага, — говорит он. — Я вижу.