Никола кусает губы, выглядя до глупого грустной.

— Ну, что еще? — спрашиваю я, закатывая глаза.

— Ты останешься с разбитым сердцем.

— Что? — Вскрикиваю я, хлопая ладонями о стол.

— Ник, — увещевает Стеф. — Давай будем оптимистами.

Кровь так громко шумит у меня в голове, что я едва слышу Николу.

— Просто говорю, что, если бы я была тобой, — объясняет она, — и у меня, наконец, появились чувства к парню, и мне с ним была отведена только неделя, я осталась бы с разбитым сердцем.

— Это потому что ты плакса, — ехидно говорю я. — Хотя думаю, ты не была такой, пока Брэм не засунул в тебя свой хрен.

— Он был правильным хреном, — подводит она итог. — А это твой правильный член.

— Слушай, — перебивает Стеф. — Теперь у нас у всех есть правильные хрены. Но Кайла с Лакланом, у них не то, что у меня с Линденом. Или у тебя с Брэмом.

Мне как-то удается не обижаться на это.

— Ах да, и что же у нас?

Брови Стеф поднимаются к потолку.

— Ну. Как ты только что и сказала, ты не знаешь Лаклана. Он не знает тебя.

— Верно.

— И он уезжает, так что у вас даже нет времени узнать друг друга.

— Верно, — говорю я, растягивая слова.

— И даже если тебе кажется, ты стала немного помягче на поворотах, ты по-прежнему ты, Кайла. Готова поспорить, если б он не уезжал, ты бы нашла какой-нибудь предлог отстраниться и сбежать. Так что, вопреки тому, что думает Никола, я считаю, что эти отношения, договоренность или что бы это ни было, идеальны для Кайлы Мур. — Она поднимает пиво в воздухе и твердо смотрит мне в глаза. — Иди и вытрахай из него всю душу. Вот за это мы и выпьем.

Никола что-то бурчит, но поднимает свой стакан.

У меня стакана нет, так что я могу только кивнуть им.

— Что ж, тогда все в порядке. За перепих.

— За перепих, — в унисон говорят они.


***


В районе восьми вечера я паркуюсь на свободном месте и несколько минут сижу в машине, заламывая руки и собираясь с духом, чтобы подняться наверх. Это не значит, что я боюсь. Но я нервничаю. Даже не знаю почему. С тех пор, как я покинула девочек в Lion, я думаю о Лаклане и о том, что мы сделали. О том, что мы можем сделать снова. Чувствую себя так, будто сохну по какой-то знаменитости, кому-то вымышленному, тому, кто заставляет меня чувствовать себя не в своей тарелке. Это нереально.

— Да успокойся ты уже, — громко говорю я себе и наклоняю шею, чтобы посмотреть в окна от потолка до пола в доме Лаклана, пытаясь сосчитать этажи и понять какое из них его. Я взволнованно открываю пудреницу и наношу помаду на губы, задаваясь вопросом, как быстро она исчезнет, когда я войду в его квартиру.

Он собирается сразу же поцеловать меня?

Будет ли это вечер секса?

Мы сразу же трахнемся?

Все варианты заставляют меня нервничать.

Сделав глубокий вдох, я выхожу из машины и иду к входу. Мой палец тянется к номеру его квартиры. И тут я пользуюсь моментом, чтобы посмотреть на себя в отражении стеклянных дверей. Я рванула с работы домой, чтобы переодеться в черное платье с бретельками, в стиле ночнушки 90-х, и сексуальные розовые туфли на платформе. Ни лифчика. Ни трусиков. Какой смысл?

Я нажимаю звонок и несколько минут жду, мой пульс стучит в запястье. Из динамика раздается отчетливый голос Лаклана, немного ленивый и мягкий как сливочное масло.

— Кайла?

— Привет, — говорю я. Я хочу сказать что-то еще, вероятно что-то неловкое, но он тут же впускает меня. Я громко выдыхаю, пытаясь снять напряжение, но, пока иду к лифту, продолжаю нервничать. Последний раз я была здесь, когда мы спасали собак. Он был без рубашки. Он казался таким близким и одновременно таким далеким. Но вот теперь, теперь, после того, как мои губы знают его вкус, моя потребность в нем сильнее, чем когда-либо.

Я стучу в дверь, закусив губу в ожидании, пока она не распахивается, и я не вижу его, небрежно опирающегося о косяк. Приятные звуки Фионы Эппл «Slow Like Honey» доносятся из комнаты.

— Ты не должна была так одеваться, — говорит он, на его губах слабая улыбка. Боже, я скучала по этим губам.

— Почему нет? — спрашиваю я, поднимая бровь. Спустя секунду я перестаю нервничать и понимаю, насколько легко вот так просто разговаривать с ним.

— Ты делаешь невозможным перейти к закускам, — говорит он, отодвигаясь и впуская меня. Он вернулся к своему обычному стилю – белая термальная кофта, частично расстегнутая так, чтобы показать намек на загорелую кожу, волосы на груди и татуировки, цепочка с небольшим деревянным крестиком, зеленые штаны карго. Он нравится мне в таком виде так же, как в костюме.

Я вхожу, каблуки стучат по плитке.

— Думала, что закуска это я, — говорю я, оглядываюсь по сторонам. Две собаки лежат рядом друг с другом на диване, свернувшись калачиком как спящие мыши. Они обе одновременно поднимают головы, чтобы посмотреть на меня. Питбуль глухо стучит хвостом, а лохматая собачка слегка дрожит, показывая зубы.

— Не обращай на них внимания. Они все еще осваиваются, — говорит он, закрывая дверь, и указывая на стол на кухне, где на прошлой неделе я брала у него интервью. — Это закуска.

На столе стоит бутылка красного вина, два бокала, и сырная тарелка, украшенная бри, камамбером, чедером, инжиром, джемом, медом и кростини.

— Вау, — мягко говорю я. — Все это сделал ты?

Он пожимает плечами, издавая пренебрежительный звук.

— Пустяки.

— Романтично, — говорю я. — Я и не предполагала, что ты романтик.

Он поднимает идеально изогнутые брови.

— Да? И кто я, ты предполагала? — Медленно наполняет бокал вином.

Я стою, наблюдая, как он наливает меньше вина в другой бокал. Его предплечье сгибается, татуировка льва будто рычит. Нахмуривает лоб, возможно ожидая моего ответа. Он ведет себя со мной абсолютно непринужденно, но в его глазах всегда есть эта дикость, которая никогда не уходит. Единственный раз, когда я видела в них умиротворенность, это когда он кончил вчера вечером.

— Предполагала ты мужчина, который второй раз на меня и не взглянет.

Он посылает мне кривую улыбку и закупоривает бутылку.

— Что ж, лапочка, ты знаешь, что это не так.

Я медленно иду к нему, глядя сквозь ресницы, как какая-то роковая женщина.

— О, это правда. Ты не хотел иметь со мной ничего общего.

Его взгляд на секунду смягчается, прежде чем он направляется на кухню, доставая две небольшие тарелки из стеклянного шкафа.

— Я не хочу иметь ничего общего с большинством людей. Не принимай это на свой счет.

— Скажи это старой Кайле. Она понятия не имела, что получит возможность положить твой великолепный член себе в рот.

Тарелки гремят на столешнице.

— А тебе действительно палец в рот не клади.

— Точно.

Он уверенной походкой возвращается в комнату, ставя тарелки вниз. Кивает на кресло.

— Вот. Присаживайся, пожалуйста.

Я кладу сумочку в угол кресла и сажусь. Обе собаки смотрят на меня с дивана.

— Как они? — спрашиваю я его.

Он оборачивается и я, пользуясь моментом, оцениваю сильные, натянутые мышцы его шеи и плеч.

— Как я уже говорил, осваиваются. — Он садится и кладет руки перед собой. — Завтра придут посмотреть на Эда. Но думаю, Эмили поедем со мной домой.

— Кто из них Эд?

— Пит, — говорит он.

— Забавно, я думала, что для него будет труднее найти дом.

— Как правило, да. Но Эд большой симпатяга, и люди в этом городе чуть толерантнее к хулиганским породам, чем в Великобритании. У Эмили же, несмотря на ее милый вид, — он оглядывается на собачку, которая тут же скалит на меня зубы, — есть проблемы с поведением. С ней надо поработать.

— И ты тот, кто их учит? — Спрашиваю я. — Потому что, если так, ты заклинатель собак, а это значит, что нет почти ничего, что ты не мог бы сделать.

Он смотрит на свои руки и лениво пожимает одним плечом.

— Я нашел Лионеля на улицах Эдинбурга. Мне удалось научить его. Может чему-то и он меня научил. С собаками ты этого никогда не знаешь. Но…для тренировки собак нужен специальный человек, особенно для тех, кто прошел через жестокое обращение или травму. Я не такой тип. Я сделаю все, что могу, чтобы спасти их, но я не тот тип, который может учить их послушанию.

— Правда?

Тихая, почти застенчивая улыбка возникает на его губах.

— Собаки с поведенческими проблемами не должны учиться у человека с поведенческими проблемами.

Я жду, что он засмеется, но он этого не делает.

— О, — говорю я, пытаясь придумать, что бы такого правильного сказать. — Просто ты так просто с ними общаешься. Они были бездомными, а посмотри на них теперь.

— Я могу заставить собак доверять мне, — говорит он тихим голосом. — Потому что я им доверяю. Но я не могу заставить их доверять другим.

— Потому что ты не доверяешь людям?

Он медленно моргает, а потом тянется к ножке бокала.

— Думаю, я могу доверять тебе. Выпьем за это

— Выпьем, — говорю я, поднимая свой бокал и чокаясь с ним. Я не просто встречаюсь с ним взглядом, я ныряю в зеленый и серый. Они почему-то кажутся темнее, движущиеся тени. Бездонные. Поведенческие проблемы? Какие? Сколько еще я смогу узнать о нем, пока он не уехал?

Я делаю глоток вина, а он едва прикасается к своему. Лишь маленький глоток, затем ставит бокал на стол и отодвигает в сторону.

— Я никогда не видела, чтоб ты много пил, — говорю я ему, надеясь, что произношу это легко, чтобы он не обиделся.