Эльвира Кобзева - Игра

Усадьба была огромная. На ее территории помимо десятка разнообразных строений находился внушительных размеров пляж и множество уютных местечек с лавочками, скамейками и беседками, соединенными между собой каменными дорожками. О! Радость: топтать каблуками землю мне не придется.

Развлечения на пляже к моменту нашего приезда, конечно уже закончились. Все гости уже практически переоделись для вечеринки и собирались в большом особняке… без стен. Вообще это была огромная беседка из каменных колонн, между которыми на ветру развевались прозрачные шторы, с покатой крышей, венчающей это строение. Но высота постройки (почти 2,5 этажа) и ее монументальность не позволяла языку выговорить слово «беседка». Ибо помимо всего прочего эта «беседка» вмещала в себя человек так 70 народу! Не день рождения, а просто маленькая свадьба!

Музыка играла негромко, все гости уже были увлечены фуршетом, активно выпивали, закусывали и общались. Добряка я заметила сразу — весь в белом и с бутафорской золотой короной на голове. Кузя была рядом с мужем. Кота я не смогла разглядеть в этой шумной толпе. Сам особняк с гостями находился в низине и мы с Андреем спускались к нему по каменной лесенке, выложенной прямо в траве. Мы чертовски быстро приближались к месту военных действий, но наше появление все еще оставалось никем не замеченным. Нужно было срочно это исправлять.

Я бросила взгляд себе под ноги и увидела, что через ступени лестницы перекинут шланг, из которого небольшой струйкой на газон лилась вода. По бокам лестницы стояли небольшие металлические бочки, стилизованные под клумбы. И этот самый шланг кольцом обвивал одну из них.

И чего я не пошла учиться в театральный ВУЗ? Кто мне сказал, что должна быть лингвистом? Это какой-то недалекий человек, ибо увидев то, что я вытворила в следующую секунду, он точно сказал бы: «В ней умирает великая актриса!».

Делая очередной шаг, я как бы совершенно случайно задеваю ногой шланг с водой и начинаю демонстративно падать: уж чего-чего — а это мне не привыкать. Андрей, естественно, моментально приходит мне на помощь и подхватывает меня на руки. Я, в свою очередь, стараюсь, чтобы шланг зацепился за мою ногу и при этом со всей силы машу ногами, изображая балансировку при падении. Все эти манипуляции приводят к тому, что бочка-клумба падает и с грохотом наталкивается на следующую такую же. И вот они все как огромное железное домино покатились вниз. Такого не заметить было невозможно.

На шум тут же обернулись все, кто был внизу. А в пятидесяти метрах от любопытствующих стоял Андрей, держа меня на руках, крепко прижимая к себе и улыбаясь. И в этот момент, окидывая взглядом всех гостей, я встретилась глазами с Котом. Да, он видел с кем я пришла. Финальная супер-игра началась.

Про розы я так и не вспомнила. Вообще все, что сейчас меня окружало на какое-то время перестало существовать. Я только видела пронзительный взгляд моего самого любимого на земле человека, который ясно говорил мне о том, что я мой план удался на все 100 %.

Смех и аплодисменты, под которые мы вошли в особняк, в моих ушах звучали как-то приглушенно. Я держалась взглядом за Кота, и он тоже по прежнему не отводил от меня своих глаз. Мы с Андреем приблизились к Добряку, я на автомате обняла именинника и что-то пролепетала про «самые искренние пожелания». Чмокнула в щеку Кузю. Андрей тоже присоединился к поздравлениям и по-дружески обнялся с Добряком. А там в толпе как в замедленно кино Кот уходил в толпу гостей, все еще держа меня взглядом. Бешеным горячим взглядом исподлобья с холодной усмешкой на губах. И с таким характерным для него поворотом головы…

Казалось, что этого было достаточно. Он уходил. Он удалялся от меня. Не видела я в его глазах желания даже поздороваться со мной или с Андреем. Речи о встрече через несколько дней в люксе на четвертом этаже и быть не могло. Но теперь я должна была лишить себя саму шанса что-то изменить даже сейчас, потому что я вторая — та самая астральная и бестелесная — шла сейчас вслед за Котом. Медленно плелась как верная и преданная собака за хозяином. И у той второй меня было явное желание все объяснить и все рассказать. Всю правду. Все, что я чувствовала на самом деле.

Слава всем богам, что мозг все-таки остался во мне. А в нем жила мысль, что этого допускать нельзя. И я, хорошенько встряхнув головой, отключилась от Кота, который уже скрылся в толпе гостей, и переключилась на Кузю, которая, держа меня под локоть, уводила в сторону и засыпала вопросами.

— Катя! Ты вообще меня слышишь? — это первое я осознала, когда вернулась в реальность.

— Слышу, слышу. Не ори…

— Ты слышала, что я тебе про Машку сказала?

— Неа. А что с там с Машкой?

— Все! Она вещи собрала в тот же вечер и переехала к маме. Я ей вчера звонила, говорит, что все в порядке. Что они расстались как интеллигенты: тихо, мирно, без скандалов. Спокойная такая была как удав. Ни слезинки не проронила. Собирается в эти выходные улетать куда-то на море…

— Так она не здесь? Кот один пришел?

— Я же тебе это уже 15 минут объясняю! — взорвалась она. — И я у тебя уже 100 раз спросила: ЧТО у тебя с Котом?

Я растерялась. Я стала сама на себя не похожа: стала поджимать губы, глаза забегали, щеки покраснели и я не знала, что ответить. Но Кузя меня знала хорошо, потому что в ее глазах я вдруг увидела собственное отражение, в котором я снова была 15-летней влюбленной соплячкой с отключенным мозгом.

— Кааать… — начала она.

Но я ее перебила:

— Что с Котом? Ничего с Котом. Все хорошо с Котом. Все идет по плану…

Кузя внезапно изменилась. Такой она сидела тем вечером в машине, когда наблюдала молнии между мной и моим бывшим в гневе. Она старалась говорить очень тихо и мягко, спокойно и сочувственно:

— Катена, мася моя. Расскажи мне все. Просто расскажи, что у вас случилось. Расскажи, что с тобой происходит. Я не собираюсь читать тебе нотации и в чем-то разубеждать. Я просто хочу тебе помочь. Мне кажется сейчас, что тебе очень и очень хреново, что ты запуталась… что ты все еще его любишь…

Током. Меня точно током ударило. Нет, нет! Это неправильные мысли. Это не мои мысли. Это не я, не я так думаю! Нельзя! Вот это уж точно нельзя!

— Не люблю я его, — вырвалось у меня почти с болью. — Я не мазохистка.

— А секс, который ты решила, что у вас будет… Он будет?

Я повернулась к столику, схватила первую попавшуюся рюмку водки и залпом ее выпила. Ни один мускул на моем лице не дернулся — точно я только что простой водички хлопнула.

— Будет, — ответила я, пребывая в 100 %-ной уверенности в обратном, и обернулась. — Кузенька, пошли танцевать, а?

Улыбка на моих губах — искусственная и болезненная — не убедила мою подругу, но это было уже и не нужно. Я схватила ее за руку и потянула в толпу танцующих гостей. На тот момент почти все уже отжигали по полной. Все были не слишком пьяные, но очень веселые. Я улавливала в жарком и густом воздухе знакомый запах травки: народ отдыхал. И я изо всех сил старалась нацепить на себя эту маску веселья, подражая довольным и счастливым лицам гостей. Я хотела заразиться от них этой жизнерадостностью, которой во мне напрочь не было. Я была среди них инопланетянкой. Они все были не из моей вселенной. Моя вселенная была пустой и черной. Там не было никого. И там плакало небо.

Я перемещалась в толпе танцующих среди знакомых и незнакомых мне лиц. При каждом удобном случае, оказываясь рядом со столиком с напитками, я хватала очередную стопку водки и залпом ее опрокидывала. Весьма неосмотрительно было поить гостей водкой на такой жаре, пусть уже и вечерней, что все еще сильной и знойной. Но на меня водка не действовала. Как я ни хотела прийти в свое любимое проспиртованное состояние — она меня не брала. Ясный ум был при мне. И страх тоже. Взрывать мой мостик в прошлое мне было невыносимо страшно и сложно. И я продолжала танцевать, выпивать и бояться. Иногда я пересекалась с Добряком в его бутафорской короне. Он налетал на меня довольный и счастливый, раскрасневшийся и улыбающийся с риском зацепиться губами за собственные уши. Он обнимался со мной как ни в чем ни бывало, слово между нами не было никакой даже скрытой ненависти. И мы по-дружески целовались. Вот что делает водка с врагами!

А еще я цеплялась глазами и руками за мужчин вокруг меня. И все это походило на мои пьяные танцы в «Серебре» в первом приступе ревности. Разница была только в том, что сейчас я точно знала: где бы Кот не находился, даже если я его не вижу, он следит за мной. Потому что я это чувствовала. От его взгляда веяло холодом. Иногда я его ловила, но тут же отводила глаза. Смотреть в глаза человеку, в которого я сейчас собиралась выстрелить, я не могла.

Все внутри меня кричало, что я совершаю ошибку. Но я понимала, что свою главную ошибку я совершила уже очень давно. Одной больше, одной меньше — какая теперь разница. И я не могла на него смотреть. Он свободен. Он один здесь. На секунду мне показалось, что если я прямо сейчас подойду к нему и произнесу, что я его люблю, все вдруг встанет на свои места. Но страх не найти в его глазах того же (а сейчас там было что-то совершенно противоположное любви и желанию) был сильнее. Страх услышать «…а я тебя уже нет» парализовал. Страх прогнать надежду. И пусть я буду полутенью себя самой всю оставшуюся жизнь, но я проживу ее с мыслью, что что-то еще может быть, что не все еще кончено.

Вдруг я подумала, что нужно сейчас, вот прямо сейчас убежать. Ничего ему не говорить и не показывать, а просто исчезнуть в темноте наступающей ночи. Оставить все как есть, отдохнуть, собраться с мыслями, подумать еще раз хорошенько, понять все для себя самой, но увы. Моя, вымощенная благими намерениями дорожка, внезапно свернула в ад, ибо… В метре от меня, обнимая сзади какую-то блондинку, танцевал Кот. Они двигались в такт музыке и друг другу. Его руки крепко держали ее бедра. А эта белобрысая гадина вся прямо светилась от удовольствия, закатив голову назад и жадно ловя его губы. Она просто извивалась на нем, прижимаясь к нему своей костлявой задницей. Он прятался в ее перегидрольных волосах и смотрел на меня. И не было уже в его глазах и намека на то, что я чем-то его задела. Его лицо было точно намазано маслом удовольствия. Это был кот, которому разрешили переночевать в сметанной лавке. Это был Кот. Настоящий. Тот, которого я оставила: жестокий и холодный изнутри, сладкий и опасно-фальшивый снаружи. Как ярко-красный цветок, завлекающий в себя стаи мух, а потом безжалостно пожирающий их. И «муха» у него уже была… Мне не было здесь места. Я кошка. А не муха.