— Любовь не должна быть такой. Она должна быть красивой.

Я не позволяю показать ей, как реагирую на ее слова. Я не позволю ей увидеть то, что она подсознательно назвала, что мы занимаемся любовью. Но ее слова начинают стремительно кружить мне голову.

— Давай двигаться постепенно, шаг за шагом. Давай получше узнаем друг друга. Я приглашаю тебя на ужин, — бормочу я.

— Я не могу сегодня. Я работаю, — ее голос звучит безрадостно, просто сообщая мне этот факт.

Я чувствую, как что-то горячее, похожее на ревность, ударяет меня прямо в живот. Я стараюсь держать себя в руках, но не могу. Я встаю и спокойно отхожу подальше, руки сжимаются непроизвольно в кулаки.

— Нет, ты не работаешь сегодня вечером.

— Я должна. Брианна ждет меня сегодня и завтра. Мы можем пойти после завтра.

Похоже она даже не понимает, о чем говорит, или с кем.

— Ты не работаешь в «Эдеме», Лили.

Она резко вскакивает на ноги.

— Что? Мне нужна эта работа.

— Я не позволю тебе снимать свою одежду перед другими мужчинами. Сама даже мысль об этом убивает меня.

— Это не справедливо. У меня есть обязательства, которые я должна заплатить.

Я подхожу к ней.

— Какие обязательства?

Она смотрит на меня.

— Я не хочу, чтобы ты платил по моим обязательствам.

— Что за обязательства, Лили?

— Это мое дело.

— Все, что касается тебя, мое дело.

— Я не готова об этом говорить. Просто давай оставим это, пожалуйста. Это личное.

Я хмурюсь от возникших новых сложностей, настолько запутанных. Чем черт побери она занимается? Я не показываю ей свои ужасные мысли, роящиеся у меня сейчас в голове.

— Я не хочу, чтобы мою женщину преследовали сборщики долгов, — разумно говорю я.

— Пожалуйста, Джек. Давай, оставим это. Все происходит слишком быстро. Просто дай мне немного времени, пожалуйста.

— Немного времени? Это то, что ты хочешь от меня?

Я вижу вспышку чего-то неистового в ее глазах. Нет, она не хочет немного времени. Она также хочет содрать с меня эту чертову одежду. Я хватаю ее за предплечья и опускаюсь на ее рот. Сладкий. Мягкий. От одного вкуса ее я становлюсь диким, словно вчера ничего и не было, словно я по-прежнему до сих пор не поимел ее, я хочу ее с такой страстью, что она просто пожирает меня изнутри.

Я заставляю ее открыть губы, и она проходится своим гладким языком по моему, и начинает усердно сосать, словно пытаясь насытиться мной. Ее живот упирается в мой полностью эрегированный член, желая заполучить его. Я чувствую, как начинаю полностью растворяться в ней.

Раздается звук рядом у нас за спиной, и она со стоном, с трудом отстраняется от меня. Мне кажется, словно она оторвала от меня какую-то часть. Ее соседка по дому поднимает вверх руки.

— Не обращайте на меня внимания, я просто иду на кухню.

Я мельком бросаю на нее взгляд, прежде чем мое внимание возвращается к Лили.

Она закрывает дрожащей рукой рот.

— Тебе лучше уйти, — говорит она. Она выглядит побелевшей, одинокой и слегка смущенной, единственное, что мне хочется сделать, скрутить ее в своих объятиях, но я понимаю, что это будет неправильно.

— Я заеду за тобой в семь сегодня вечером.

Она кивает, и я выхожу из ее квартиры, набирая номер Брианны. 

12.

Лили 

Я выхожу из душа и тщательно выбираю себе нижнее белье: дорогое, все в кружевах, прозрачное. Жара не спадает, по-прежнему жарко и влажно, укладываю влажные волосы вверх и надеваю белое платье с обнаженной спиной. Я завязываю ремешки на шпильках и по какой-то совершенно мне не ясной причине, скорее всего из-за того, что раньше я никогда не видела, чтобы мои губы были настолько опухшими, крашу их в темно-красный. Они выделяются на лице, и я сама себе напоминаю самку обезьяны, чья задница светится ярко-красным, когда она возбуждена и готова к спариванию.

Без пяти минут семь раздается звонок в дверь.

Я открываю и вижу, как изумрудным огнем зажигаются его глаза.

— Господи, — восклицает он, мягко проходясь по моей щеке костяшками пальцев. Он одет в темно-красную рубашку, верхние две пуговицы расстегнуты, показывая красные хрустальные бусы, которые колышутся при каждом его движении, и черные брюки, с острыми отутюженными складками, а ботинки такого же цвета, как рубашка.

Он выглядит как гангстер и ведет меня к нелепому затонированному Range Rover с массивными колесами и рядом фар спереди. Я приподнимаю брови, он улыбается, бесхитростно, словно ребенок.

— Люди рассчитывают на цыган, которые захотят купить именно такие вещи. Садись. Это забавно.

Я серьезно сомневаюсь в том, что это может быть забавно и что буду смеяться.

Он везет меня в фантазийный с дубовыми панелями, удостоенный звезды Мишлена ресторан, «Hibiscus». Винные бутылки поблескивают в серебряных ведерках. Внутри не пахнет едой, а скорее духами от жирных котов из Мейфера (фешенебельный район в Лондоне). Персонал сдержанный и безупречный с превосходным вниманием к клиентам. Коктейли от заведения, деликатесы и обильное количество кислого хлеба. Меню интригует.

— Что ты будешь? — спрашиваю я Джека.

— Жареного поросенка с ирландскими морскими ежами.

— Я никогда не пробовала раньше морских ежей. Они вкусные?

— На любителя. Они обладают грязным, сексуальным ароматом, — говорит он шепотом и его глаза опускаются на мои губы.

Вот опять, сладкий трепет возникает от его взгляда у меня внизу живота. Я отвожу глаза.

— Я буду желтоперого тунца с запеченным артишоком в пене Херефордшир сосны.

Он кривит лицо.

— Тьфу... я не смогу есть пену. Она напоминает мне больную кошку.

Но это не пена, а живые морские ежи, которые подаются со сладким картофелем, один взгляд на которых делает меня больной. Я почти выплевываю это ископаемое, похожее на варево, как только Джек кладет мне его в рот. Он смеется над выражением моего лица.

Когда Джек смеется, то выглядит совершенно другим человеком. Он перестает быть твердой задницей с хладнокровным взглядом гангстера. Подумать только — он становится по-настоящему прекрасным. Я просто пялюсь на него в открытую, удивляясь, насколько беззаботным, красивым и молодым, он вдруг становится. Голос полный тревоги шепчет, вызывая на моих обнаженных руках покалывание и поднимая волоски: «Ты влюбляешься в него... Ты... Ты».

Я откидываюсь на спинку кресло, аппетит пропадает. Беспокойство, подобно касторовому маслу, течет вниз по моему горлу.

— Что случилось? — спрашивает он.

— Ничего.

В конце концов у нас двоих пропадает аппетит. Мы отказываемся от десерта и от кофе. Маленький шоколадный птифур так и остается несъеденным. Джек оплачивает счет, и мы садимся в машину. Ночной воздух, наполненный прохладой, треплет мне волосы. Музыка громко звучит, выбивая какой-то ей ведомый такт. Я начинаю беспокойно ерзать на пахнувшем кожей сиденье, у меня стягивает живот.

Мы попадаем внутрь в светло-песочное фойе, а затем в элегантную гостиную, Джек зажигает свечи. Я же укладываю себя на девственно-белый ковер на полу.

— Хочешь выпить?

— Неа.

Он идет к полированному бару, зажигает светильники и наливает себе хорошую порцию виски, тут же выпивает ее и направляется к низкой белой кушетке, которая стоит на литых когтистых лапах. Ложится на нее и несколько минут молча смотрит на меня. Я наблюдаю за ним, глядя снизу-вверх, не двигаясь. В его глазах поблескивает пламя от свечи, кожа выглядит такой темной и очень красивой, словно вырезанная из дерева. Я думаю о его члене, имеющем пряный запах. Я хочу взять его в рот, бедра самопроизвольно раздвигаются.

— Иди сюда, — приказывает он.

Я приподнимаюсь на руках и ползу к нему, к его эрекции, он притягивает меня к себе руками. Я опускаю подбородок на белую кушетку между его расставленными ногами. Он нежно проводит по волосам, пропуская их между пальцами. Его руки движутся вниз по моей обнаженной спине, расстегивая небольшую молнию. Платье спадает с плеч.

— Мы цыгане верим в волшебство и в фей обольщения. Люди являются легкой добычей для них. Если они накладывают свои чары обольщения на человека, он становится одержимым и заколдованным. Он никогда не увидит именно то, что на самом деле находится прямо у него перед глазами. Он бродит по миру под кайфом, находясь в клубке похоти, как наркоман, — он очерчивает мои губы своим большим пальцем. — Ты похожа на такую фею. Твои глаза. Ты фея, Лили?

Я медленно отрицательно качаю головой, сердце очень сильно колотиться в груди.

— Это была долгая ночь, — бормочет он, наклоняя голову, чтобы поцеловать меня. Наши губы соприкасаются. Его рот требует от меня полной капитуляции. Я вбираю в себя его бархатный твердый язык с довольным вздохом. Он прав, это была действительно длинная ночь. Слишком длинная. Он поднимает меня за бедра к себе на колени, словно я скользкая безногая рыба. Его губы по-прежнему не отпускают мои, очаровывая, даря тепло и обещание, он укладывает меня на диван, лишая последнего клочка одежды.

Он приподнимает голову, его губы стали темно-красными от моей помады.

— Мы не предохранялись прошлой ночью, — отмечает он.

— Я позаботилась об этом сегодня утром, — шепчу я, глядя в его глубокие глаза, словно в океан во время шторма.

— Я не кончал внутрь женщины с семнадцати лет, — признается он.

— Джек?

Он приподнимает одну элегантную темную бровь.