Анна Грейси - Идеальный вальс

После этого Себастьян не выдержал и вмешался:

– Леди Элинор, я не думаю, что стоит оскорблять слух мисс Мерридью рассказами об аморальности...

– Оскорблять мой слух! – воскликнула Хоуп, внезапно придя в бешенство. – Раз уж некоторым из бедняжек пришлось выносить греховные посягательства на них – и они выжили, я, несомненно, могу стерпеть, слушая рассказ об этом!

Себастьян в шоке посмотрел на нее.

– Если они пострадали от зла, царящего в этом мире, они всего лишь оказались жертвами, разве не так? – продолжала бушевать Хоуп.

– Д-да, – согласилась леди Элинор.

– Тогда почему вы относитесь к ним так, словно они сами виновны в разврате?

– Что вы имеете в виду? Я этого не говорила. Конечно, их надо перевоспитывать и вырывать с корнем их склонность к пороку...

– Перевоспитывать? – взорвалась Хоуп. – Склонность к пороку? Я слышала подобный бред всю свою жизнь от деда – только он считал, что все женщины изначально порочны! Эти девочки – всего лишь дети, которым не дано было выбирать, где им родиться, и что им делать! Если вас ограбят, вас тоже нужно будет перевоспитывать?

Леди Элинор смутилась.

Но Хоуп, не дожидаясь ответа, продолжила:

– Конечно, нет. Эти дети также были ограблены: лишены детства и невинности. Они уже познали страх, ненависть, зло, лишения. Что им действительно нужно узнать – так это любовь, надежду, гордость, а еще – научиться быть счастливыми. – Ее голос смягчился. – Их одежда не сделает их потенциальными райскими пташками – они просто совсем юные девушки, испытавшие естественное волнение от нескольких милых вещиц. Разве вы не помните, как это волнующе – получить новое прелестное платье... – Она осеклась, взглянув на бесформенный серый наряд леди Элинор. – Хотя нет, вы точно не помните.

Подбородок леди Элинор затрясся мелкой дрожью. Хоуп подошла к ней и взяла за руку, после чего мягко добавила:

– Пожалуйста, не расстраивайтесь. Я знаю, вы хотите, как лучше, но вы слепо, не раздумывая, следуете принципам своей матери. А они слишком суровы и безрадостны.

– Моя мать была выдающейся женщиной, – срывающимся голосом возразила леди Элинор.

– Но зачем же ей желать, чтобы женщины не испытывали радости от красивых нарядов? Зачем отрицать, что страдающим от одиночества детям нужны куклы?

– Многие выдающиеся люди восхищались идеями моей матери.

– Возможно, – мягко заметила Хоуп, – но мне почему-то кажется, что ваша мать не была счастлива. А вы сами, воплощая ее Рациональные принципы, приблизились к счастью?

Лицо леди Элинор задрожало.

– Для некоторых людей долг важнее личного счастья. – Это прозвучало совсем как цитата из речи ее матери.

Хоуп сжала руки.

– Может быть, но если удается совместить и долг, и удовольствие, то зачем же отказываться от счастья, когда оно возможно?

Леди Элинор нахмурилась. Ответа у нее не нашлось.

Все долго молчали. В конце концов, леди Элинор дрожащим голосом произнесла:

– Понятно. Спасибо, что объяснили вашу точку зрения. Я... мне пора идти. – Она встала и беспомощно огляделась вокруг, словно ничего не видя.

Себастьян и Джайлс поднялись.

– Бас? – Джайлc вопросительно посмотрел на друга.

Себастьян не двигался. Он в упор разглядывал Хоуп, а затем, когда друг пихнул его локтем в бок, неопределенно промычал:

– Да-да, конечно.

Джайлc открыл дверь.

– Леди Элинор.

– Б-благодарю вас, мистер Бемертон.

Тихо, с чувством собственного достоинства, леди Элинор попрощалась и вышла. Себастьян и все остальные последовали за ней в холл в полном молчании.

Лакея послали нанять кеб, что не заняло больше пары минут. Мистер Бемертон помог леди Элинор подняться в экипаж, затем посмотрел на Себастьяна: тот все еще стоял с застывшим лицом, погруженный в свои мысли. Джайлс закатил глаза, ловко запрыгнул в кеб и приказал кучеру трогать.

Как только экипаж тронулся, Джайлc тихо промолвил:

– Элинор, вам нужен платок?

Но леди Элинор не ответила. Она безучастно смотрела прямо перед собой, глубокая морщина прорезала ее лоб.

– Если бы она только знала, что к подбору гардероба моя матушка подходила исключительно с научной точки зрения, – леди Элинор, мгновенно забыв о плохом самочувствии, вернулась к своему упрямому тону. – Одежда столь ярких оттенков пробуждает в мужчинах самые низменные инстинкты. Наша обязанность оберегать девочек от чего-либо подобного.

Джайлс уставился на нее:

– Не можете же вы всерьез воспринимать эту чепуху!

Карета остановилась напротив дома леди Элинор.

– Это не чепуха, а сущая правда! Моя мать лично занималась исследованием данного вопроса. Яркие цвета возбуждают мужчин.

Он вышел из кареты и повернулся, чтобы помочь леди спуститься.

– Так именно поэтому вы носите ужасные серые лохмотья?

Она недовольно посмотрела на него, но помощь все же приняла.

– Мои платья – вовсе не лохмотья. Они сшиты из самых высококачественных материалов: шелка, бархата и мериносовой шерсти.

– Но все они настолько серые, что вы сами становитесь похожи на мериносовую овцу.

Леди Элинор поднялась по лестнице, ключом отворила входную дверь и, резко обернувшись, с негодованием ответила:

– Я ношу теплые и удобные вещи, для чего, собственно, и предназначена одежда.

Он последовал за ней, лениво сузив глаза.

– А так же для того, чтобы скрыть любое проявление вашей женской сущности и не позволить мужчине желать вас.

Она фыркнула в знак неодобрения подобного прямого утверждения и попыталась стянуть с себя пальто. Джайлс подошел и с легкостью снял его с ее плеч. Держа пальто в руках на весу, он спросил:

– Куда это повесить?

– Сюда. Я сама.

Леди Элинор открыла дверцу шкафа и повесила пальто на крючок. Затем она отступила на шаг назад, выглядя при этом немного смущенной. Она разгладила складки на своем сером платье.

Джайлс уставился на ее бесформенный балахон, волосы, стянутые в тугой пучок и уродливый серый чепчик, затем посмотрел Элинор в лицо.

– Вы и понятия не имеете, ведь так?

Она выгнула брови и послала ему взгляд, полный презрения:

– Не имею понятия о чем?

– Об этом.

Он резко открыл шкаф, втолкнул ее внутрь и закрыл за собой дверцу. Темнота окутала их со всех сторон.

Она набросилась на него, колотя кулачками по его груди.

– Да как вы смеете?!

Он остановил ее, поймав ее руки своими.

– Вы же не боитесь темноты?

– Конечно же нет!

Его голос казался более глубоким чем обычно, когда он произнес:

– Я никогда не причиню тебе боли. И ты прекрасно это знаешь, Элинор.

Он замолчал.

– Я... я не давала вам разрешения называть меня по имени.

– Ты же знаешь, что я распутник, Элинор. Такие, как я не спрашивают разрешения. Мы сразу берем... – он придвинулся к ней, их тела соприкоснулись, – то, что хотим.

Она резко выдохнула и попыталась отстраниться, но пространство было слишком мало. Она запуталась среди множества висевших пальто.

– Ч-что вы, черт возьми, себе позволяете?

Ее ладони задрожали, находясь в его руках. Он ласково и нежно потер их своими большими пальцами, пытаясь успокоить ее. Леди Элинор сделала попытку освободиться, но напрасно.

– Я провожу эксперимент... с цветом.

– Что?

– Я испытываю теорию вашей матушки. О цвете. Проверяю, могут ли мои мужские потребности быть подавлены недостатком ярких цветов в одежде. Созерцая все эти женские тела, облаченные в буйные яркие расцветки, мне просто необходимо успокоиться. Поэтому я и искал тебя, – его большие пальцы не прекращали ласкать ее нежную кожу.

Она не произнесла ни слова. Тогда он добавил:

– Чтобы достичь умиротворения, мне понадобится каких-то несколько минут, вы же не должны сердиться. Ведь все ради... науки.

Молчание. Он чувствовал ее дыхание и то, как участился пульс под его пальцами.

– Что ж, пока эксперимент не закончится, о чем мы с вами будем беседовать? О, я придумал. Вы знаете, мне кажется, мой друг Себастьян Рейн ухаживает за вами.

Она поколебалась с ответом:

– Да.

– А вы в курсе, что он не испытывает к вам никаких чувств?

Казалось, молчание длилось вечность прежде, чем она ответила:

– Да. И я не возражаю.

Джайлс сжал ее сильнее. Ему захотелось хорошенько встряхнуть Элинор, но он заставил себя произнести очень мягко:

– А должны были бы. Каждая женщина заслуживает того, чтобы ее любили.

Он замолчал, и когда она ничего не ответила, спросил:

– Вы любите его?

– Нет, – прошептала она в отчаянии. – Любить – это так не... Рационально.

– Бог мой! Конечно, нерационально!

Он снова замолчал. Молчала и она.

– Так значит... вы ничего не имеете против того, что единственная причина, по которой Себастьян намерен жениться – это долг перед своими сестрами?

– Долг для большинства людей – это тяжелый труд. И я восхищаюсь его преданностью своим обязанностям. Вот это как раз Рационально.

– Неужели? Могу поспорить, что в вас полно Рациональных качеств. Я прав?