– Видите ли, вспомнилось прошлое. Не слышал эту песню с тех пор, как наша матушка пела ее тебе, чтобы ты засыпала, когда еще была совсем крошкой, как раз перед рождением Дори. Мама пела ее много раз до того дня, когда Дори появилась на свет.

Воцарилось внезапное молчание. Касси и Дори потрясенно уставились друг на друга. Касси в ярости повернулась к нему:

– Ты имеешь в виду нашу маму! Ты не знал нас тогда!

Себастьян нахмурился, удивившись.

– Конечно, знал. Я был с ней, когда ты родилась.

Он переводил взгляд с одной на другую:

– Я видел, как вы обе появились на свет.

Снова возникло долгое молчание. Он заметил, близнецы Мерридью обменялись взглядами, но был столь удивлен реакцией Касси, что не уделил этому внимания.

Все еще явно с подозрением, Касси, сощурившись, впилась в него взглядом:

– Ты же не имеешь в виду, что ты, в самом деле, наш настоящий брат?

Голос ее был столь напряжен, что Себастьян смутился. Он кивнул.

– Да, конечно, я ваш брат. Но ты уже это знала.

– Это ты нам сказал, но люди всегда нам говорили, что они наши дяди, или отцы, или наши тети.

Она чуть не выплюнула презрительно последние слова.

– Ты хочешь сказать нам, что у нас была одна мама?

Себастьян был потрясен, но вдруг многое встало на место. Нежелание девочек рассказывать ему о своем прошлом, враждебность Касси, недоверие Дори. Если их передавали от одних «родственников» другим, неудивительно, что они не поверили ему на слово. Он посмотрел на мисс Хоуп. Это личные семейные дела. Ему не следовало ставить в неудобное положение семейство Мерридью, устраивая в их доме такие личные сцены. Он уже собирался сказать Касси, что они обсудят это позже, наедине, как мисс Хоуп сжала его руку.

– Им нужны абсолютные гарантии и именно сейчас, – прошептала она. – Не обращайте на нас внимания. Расскажите им, что им необходимо знать, мистер Рейн.

Она кивнула и одарила его слабой ободряющей улыбкой.

Себастьян взглянул на нее, затем повернулся к Касси и сказал:

– Да, у нас у всех троих была одна мама. И один отец. Ты и Дори – мои настоящие кровные, законнорожденные сестры. У нас с Дори даже одинаковые серые глаза – папины глаза.

Касси перевела взгляд с его лица на Дори, сравнивая.

Он продолжил:

– И хотя у Дори больше маминых черт – мама в молодости была красавицей – у тебя мамины прекрасные голубые глаза и ее певческий дар: у нее был прекрасный голос. Увы, Касси, у тебя и у меня папин нос, хотя твой меньше и красивей.

Касси прикоснулась к своему маленькому прямому патрицианскому носу, затем изучила его, более длинный, но такой же патрицианской формы, слегка искривленный от полученного в драке удара кулаком. Она помолчала, потом задумчиво сморщила носик и спросила:

– Ну, а кто тогда наша мама? И как ты потерял нас?

Он замешкался. Мисс Хоуп, которая, казалось, читала его мысли, вмешалась:

– Почему бы вам втроем не сесть у камина? Если хотите, мистер Рейн, мы можем вас оставить, и вы сможете поговорить с сестрами наедине.

Он, молча, с благодарностью посмотрел на нее, он никогда не рассказывал девочкам всю историю целиком – в основном, потому что они с самого начала дали ясно понять, что ничего не хотят от него принимать. И Себастьян не желал объяснять самую большую неудачу своей жизни перед кем-либо, особенно перед ней, но Касси заявила:

– Нет, останьтесь. Вы наши подруги, и я хочу, чтобы вы тоже все слышали.

Она вызывающе посмотрела на Себастьяна и заявила:

– Я все равно расскажу Грейси, а она поделится с сестрами.

Он взглянул на мисс Хоуп и промолвил:

– Должен предупредить вас, это неприятная история.

Хоуп положила на его руку свою ладонь и заверила:

– Не беспокойтесь за нас. Мы знаем, как хранить секреты, не так ли, девочки?

Ее сестры закивали, и Себастьян почувствовал, как ком встал в горле. Она добавила:

– Кроме того, нашу собственную историю вряд ли можно рассказывать на ночь перед сном, как сказку.

Себастьян сдался.

– Ладно, расскажу все. Давайте присядем.

Он сел в голубое плюшевое кресло, а его сестренки плюхнулись вдвоем в одно кресло, стоящее у камина лицом к нему. Сестры Мерридью присели на мягкий диван в ожидании.

Себастьян не знал с чего начать. Тогда он вспомнил вопрос, который задала Касси.

– Ты спросила, кем была женщина, которую ты называла мамой. Я знал ее как вдову Морган, – Касси кивнула, услышав имя, – и я платил ей, чтобы она о вас заботилась после смерти нашей мамы.

– Как она умерла? – спросила Касси. – И что с нашим отцом? Расскажи нам все.

– Наш отец был мотом, – сухо ответил Себастьян. – Он был младшим сыном в состоятельной семье, и все, что он желал, доставалось ему без всяких усилий, он никогда не знал, как нести ответственность за что-либо. Он к тому же был игроком и... ладно, достаточно сказать, что в нашем доме бывал либо пир, либо голод. В раннем детстве меня баловали, так же как и моего младшего брата Джонни.

Девочки приподнялись:

– Ты никогда не упоминал раньше про Джонни.

– О нем я расскажу позже. Он был на два года младше меня, на два года менее удачлив. Я ходил четыре года в хорошую школу. Это изменило всю мою жизнь.

Хоуп глядела ему в лицо, когда он произнес это, и вспомнила, как Джайлс Бемертон упомянул, что познакомился с Себастьяном в школе.

– Но Джонни был хилым ребенком, и, в конечном итоге, никогда не ходил в школу, потому что к тому времени, когда он оправился достаточно, чтобы пойти учиться, денег уже не было. Папа впал в немилость.

Его лицо застыло.

– Его семья отреклась от него, и он не смог дальше вести тот образ жизни, к которому был приучен. Он продавал, что мы имели, но это скоро кончилось. Пытался прожить, играя в карты, но никто не соглашался садиться с ним играть, – он потряс головой. – Ладно, не нужно вам знать все подробности. Мы скатывались все ниже и ниже по социальной лестнице, и к тому времени, как родилась Касси, мы уже жили в меблированных комнатах в беднейшей части города – в Манчестере.

Он уставился пристально на огонь и сказал, понизив, голос:

– Я присутствовал при твоем рождении Касси, потому что не было другого выбора. На акушерку не было денег, а папа отсутствовал где-то, пытаясь раздобыть какие-нибудь деньги. Мама давала мне указания, что делать, и я исполнял их.

Он сглотнул, подавляя эмоции.

– Никогда не забуду, когда увидел тебя впервые, с красным личиком, сердитую и громким криком выражающую недовольство этим миром. А потом мама покормила тебя, и ты перестала плакать.

Себастьян глянул на Касси и хрипло произнес:

– Ты была такой красивой.

– Сколько лет вам было? – мягко спросила Хоуп.

Он, должно быть, был совсем мальчишкой. Она хотела, чтобы девочки поняли это.

Себастьян глянул на нее:

– Двенадцать.

Хоуп кивнула:

– Столько, сколько сейчас Дори.

Себастьян пристально посмотрел на Хоуп, как будто удивившись, какое значение имел его возраст.

– Да. Конечно, я был старше, когда родилась Дори. Папа... к тому времени он умер.

Он замолчал. Хоуп, поняла, есть нечто, что он им не рассказал, связанное со смертью отца.

– И у вас не было родственников, к которым можно было обратиться?

– Нет, мама писала, но... – Покачав головой, он опять стал пристально разглядывать огонь, погрузившись в раздумья. – Дори родилась спустя несколько месяцев после смерти папы. – Себастьян кивнул подбородком в сторону пианино и добавил: – Песню, что вы пели перед этим, мама обычно пела Касси, пока ждала рождения Дори.

Он на мгновение пристально всмотрелся в огонь, наблюдая пляшущие языки пламени, вслушиваясь в шипение и потрескивание дров, потерявшись в воспоминаниях.

– Когда ваш папа умер, как вы жили? – подсказала Хоуп.

У нее было предчувствие, что если она не спросит, он опустит самую важную часть – роль Себастьяна Рейна, роль героя. Она хотела, чтобы его сестры понимали, с какими тяготами он столкнулся и каким еще маленьким был. Если это случится, они наверняка прекратят отказываться от его заботы, и, возможно, нечто мучительное, что скрывается в его взгляде, исчезнет из его холодных серых глаз.

Себастьян неловко пожал плечами и пробормотал:

– Обычно я нанимался на случайные заработки и помогал на рынке.

Однажды на рынке Хоуп видела изнуренных мальчишек, выискивающих в отбросах порченые фрукты и картофель. Вот таким вот способом Себастьян поддерживал семью?

– Но я получил работу на одной из фабрик после смерти папы – сам он не позволял мне наниматься на настоящую работу: «Не соответствует нашему классу!», – рот Себастьяна скривился.

Хоуп вдруг поняла источник неприязни, с которой он относился к светскому обществу.

– Потом я нашел работу для Джонни. На наше счастье, Дори родилась среди ночи, иначе мы могли быть на фабрике, и мама была бы одна.

Хоуп посмотрела на девочек Рейн и заметила:

– Так, значит, вы и ваш младший брат поддерживали маму и двоих малышек.

Он поморщился.

– Трудно сказать – поддерживали. Все-таки этой работы оказалось недостаточно. Мама умерла, когда Дори не исполнилось и года.

Он сглотнул и произнес скрипучим от избытка чувств голосом:

– Позднее я отдал вас, двух малышек, вдове Морган и платил ей, чтобы она за вами приглядывала.

– Вам было что, всего четырнадцать? А Джонни двенадцать? – спросила Хоуп, голос ее вдруг надломился, как только она представила подростка, в одиночестве отчаянно сражающегося, чтобы сохранить семью вместе. – Как вы умудрялись платить ей и содержать себя?