Он снова посмотрел на мисс Хоуп и сглотнул. Было просто невероятно то, что этот оттенок голубого делал с ее глазами. И кожа ее лица была столь нежного и изысканного оттенка, что как будто излучала сияние.

Он подумал, не был ли этот украшенный цветочками муслин ввезен из-за границы, или это был товар местного производства, что было бы полезно знать. Как текстильному магнату, ему требовалось знать о подобных вещах.

– Я пойду с вами, – заявил он.

Касси тут же посмотрела на него, выражение личика Дори осталось неясным. А три мисс Мерридью переглянулись. Температура в вестибюле заметно понизилась. Какого черта, подумал он. Каждая мисс Мерридью смотрела на него с различной степенью холодного неодобрения.

Мисс Фейт открыла рот, но прежде, чем она что-то сказала, мисс Хоуп заявила. – Это будет замечательно, мистер Рейн, не так ли Фейт?

Ее близняшка пробормотала что-то из вежливости, но вовсе не выглядела счастливой.

Они должно быть, все-таки заметили нож Касси. Он надеялся, что леди не заметили кожаные ножны под складками промокшего платья вчера. Значит, заметили. И винили его.

И справедливо. Он винил сам себя.

Грум принес его пальто, шляпу и перчатки, и Себастьян вышел на неясный утренний солнечный свет. К его удивлению, их не ждал экипаж, и он задумался, могло ли быть так, что у двоюродного деда девушек не было в городе экипажа. Он должен приказать подать свой, так как от Хилл Стрит до Грин парка было далековато, но прежде, чем он заговорил, группа оживленно двинулась по улице.

Лакей и служанка возглавляли процессию, потом шли Касси и Грейс, а потом мисс Фейт, державшая Дори за руку. Касси и Грейс шли рука об руку, и, склонив головы друг к дружке, болтали, как старинные подружки, хотя познакомились только накануне. Он посмотрел на Дори, которая молча и спокойно шла с мисс Фейт. Он отдал бы все, чтобы услышать, как она болтает о девичьей чепухе, как другие две девочки.

– Идете? – позвала его мисс Хоуп. Казалось, что она оставила свою прежнюю напряженность, хотя все еще была холодна и сдержанна, по сравнению с тем, какой она была прежде.

– Простите, я задумался, – объяснил он, когда они поспешили по улице вслед за другими.

– Кажется, что задумались вы о чем-то невеселом.

– Вовсе нет, – кратко ответил Себастьян. Он не собирался пояснять. В последний раз, когда он доверился ей, то чуть не поцеловал, – и где? В Гайд-парке, самом публичном из всех публичных мест! Он уже и так рассказал ей слишком много. И каким-то образом ее рука оказалась сплетенной с его рукой, что слегка нервировало, так как он не помнил, чтобы делал подобное, – и тотчас поклялся никогда больше так не делать.

– Я просто задумался, не приказать ли, чтобы подали мой экипаж. Грин парк, как мне показалось, расположен достаточно далеко, чтобы юные леди и девочки могли бы дойти до него пешком.

Она рассмеялась. – Нам не нужен экипаж. Такое приятное утро, и когда стоит хорошая погода, мы наслаждаемся прогулкой, когда есть возможность. Мы выросли в деревне, знаете ли, и нам очень нравится ходить пешком. Я надеюсь, что вы не возражаете.

– Я не возражаю, – он потянул ее в сторону, чтобы избежать столкновения с мужчиной, который спешил с большим подносом булочек на голове. – Но в это время суток улицы полны таких неуклюжих увальней, как этот, – кивнул на мужчину с булочками. – Торговцы, мальчишки из лавки мясника, слуги и всякого рода отбросы.

– Да, это так. Но это так интересно, не так ли? – фыркнув, ответила она. Он полагал, что она высокородная леди, и должна быть скрыта от такой компании. Он был уверен, что леди Элинор никогда не ходила пешком на такие расстояния до Грин парка, испытывая «удовольствие» от запруженных тротуаров и толкотни с простонародьем, несмотря на то, что управляла сиротским приютом.

Очевидно, что в этот час в Грин парке няни обычно выводили детей на воздух. Он был полон детворы. Девушки Мерридью, казалось, были знакомы с этим местом, и удачно избегали летящих шариков, кегель и обручей и колясок, когда они протискивались к стаду молочных коров. Воздух был полон криков, смеха, пронзительного свиста, и крайне настойчивого звука барабанов, в которые бил палочками батальон низкорослых солдат. Себастьян даже подождал, когда мисс Хоуп остановилась и скормила яблоко деревянной лошадке и рассуждала про ее ход с серьезным юным наездником.

К тому времени, как мисс Хоуп снова продолжила прогулку, Себастьяна охватило задумчивое настроение. Он никогда не представлял, что у детей может быть настолько беспечная жизнь. Если он когда-то и знал об этом, то забыл.

Коровы мычали и толкались в ожидании дойки. Молочницы, под наблюдением владельца стада, сидели на низких стульчиках и занимались дойкой. Кремово-белое молоко лилось в ведра. Люди стояли в очереди, чтобы купить свежего молока, принеся с собой разного рода посуду, в которой можно было принести молоко домой.

– Вот из этого молока и получается утренний шоколад для лондонских леди, – объясняла мисс Фейт сестрам Себастьяна. Казалось, им очень нравились коровы. Он был озадачен. Он всегда думал, что вдова Морган забрала их на ферму своего брата, но все же они казалось, были изумлены тем самым видом, который, по его представлениям, они должны были довольно часто наблюдать, пока росли.

– Разве у коров не чудесные глаза? – заметила мисс Хоуп. – Цвета жидкого янтаря, бездонные глаза. Я бы хотела иметь такие же милые глазки.

Себастьян в изумлении уставился на нее. – Но ваши глаза намного милее... – он запнулся, вспомнив свою решимость не допускать никакой интимности с ней, и скрыл свой промах приступом кашля.

Он пришел сюда только, чтобы присматривать за сестрами. И чтобы узнать источник происхождения этого муслина в цветочек, который был на мисс Хоуп. По деловым соображениям. Он решительно отвернулся от мисс Хоуп и посмотрел на сестер.

Касси нахмурилась, пока наблюдала, как сильные руки молочницы ритмично тянут коровье вымя. Потоки кремового молока стекали в ведро. – Разве бедной корове не больно? – спросила она.

Упитанная служанка Мерридью ответила. – Совсем нет, мисси. Им хуже, если их не подоят.

Касси посмотрела на близняшек, ища подтверждение. Хоуп объяснила. – Лили жила на ферме прежде, чем стала работать в поместье моего деда.

Себастьян приподнял бровь. – Я полагал, что сэр Освальд – ваш двоюродный дедушка.

– Так и есть. Он брат нашего деда, – сказала Хоуп.

Грейс решительно кивнула. – Дедушка – самый огромный, самый ужасный зверь на свете, и мы его ненавидим! – она посмотрела на сестер и добавила. – Но теперь мы не живем с ним, и все в порядке.

Себастьян ожидал, что одна из близняшек что-то на это скажет, но их грум подошел с большим кувшином свежего молока, и момент был упущен. Себастьян почувствовал разочарование. Он бы так хотел услышать что-то еще про их деда. Юная Грейс определенно была очень резкой.

– Теперь, девочки, кто хочет стакан молока? – спросила мисс Фейт. – Я обещаю вам, если вы раньше не пробовали свежего молока, еще теплого от коровы, то сейчас как раз самое время. У Лили есть чашки, а Джеймс будет наливать. Касси? Дори?

Касси и Грейс кивнули. Дори поколебалась, но к удивлению Себастьяна, выступила вперед и протянула руку. Она осторожно отпила молоко, а потом ее сдержанное личико прояснилось, и она выпила все залпом. Лили, служанка, улыбнулась. – Вкус великолепный, не так ли мисси? Хотите еще?

Дори мимолетно улыбнулась ей и снова протянула чашку. Себастьян был поражен. Он наблюдал, как грум наполнил чашку и передал ее девочке. Она приняла ее без колебаний и выпила.

Две чашки молока. Он не видел, чтобы она в один присест столько пила. Он с благодарностью подумал, что это только начало. Он правильно поступил, привезя их в Лондон. Благослови Бог мисс Мерридью, которая пригласила их в парк сегодня утром. Слава Богу, он отправился с ними. Он бы так и не узнал, что Дори пьет молоко. Две чашки свежего молока каждое утро добавят немного плоти на ее хрупкие косточки. И может быть, даже румянец на щечках...

Что за утро: две улыбки и две чашки молока.

Хоуп отступила и наблюдала. Рейны оказались загадочной семейкой. Казалось, Касси и Дори не хотят иметь дела со старшим братом, но он почти никогда не обращался к ним и не разговаривал.

А теперь он смотрел за ними, как большой, безмолвный мастифф, и глядя на его лицо, пока девочки пили молоко, она почти уверилась, что зрелище его тронуло.

Хотя как она поняла это, она не могла сказать; его лицо было невыразительным. Это было сильное лицо, твердое и бескомпромиссное в некотором роде. Упрямое. А глаза – решительными, серыми и непреклонными. Но потом они смягчились... и Хоуп заметила, как они смягчились... и он стал совершенно другим человеком.

– Слушайте. Тут собирается толпа. Интересно, почему? – воскликнула Грейс, схватив Касси под руку. Касси посмотрела вокруг, схватила Дори, и они втроем побежали. Джеймс протянул Лили кувшин, и сказал Хоуп. – Я пойду с ними, мисс, – но мистер Рейн оказался перед ним.

– Я догоню их, – заявил он. – Им не следует так бегать! – он мрачно зашагал прочь.

Фейт посмотрела на сестру. – Будто он боится выпустить их из-под своей опеки.

Сердце Хоуп упало, зная, что в этом замечании была тревожная доля истины. Девушки Мерридью знали все про мужчин, которые получали удовольствие, мучая маленьких девочек.

Фейт тихо сказала. – Ты думаешь, что он бьет своих сестер, как дедушка бил нас?

– Тс, Фейт! Мы ничего о нем не знаем, и мы не вправе делать преждевременные выводы. К тому же, я совсем не думаю, что мистер Рейн похож на дедушку! В чем-то кроме физической формы, – она не могла представить, чтобы дедушка бросился на помощь так, как мистер Рейн, когда он пытался спасти ее от ее так называемой взбесившейся лошади. Тем утром, мистер Рейн был нежным и защищал ее. Таких понятий в словарном запасе дедушки не было и в помине.