Осмотревшись, Роман заявил:

— Судя по всему, Робби Боунс скрывался на втором этаже.

Маркус утвердительно кивнул и, повернувшись к жене, сказал:

— Держись позади нас, Изабель.

Они стали медленно подниматься по ветхой скрипучей лестнице. Когда же Изабель, шедшая следом за мужем, ступила на последнюю ступеньку, та громко затрещала под ее ногой. Изабель вскрикнула и, пытаясь удержаться, судорожно схватилась за перила. К счастью, Маркус вовремя обернулся и, схватив жену за руку, втащил ее на верхнюю площадку.

— Со мной все в порядке, — поспешно проговорила Изабель.

Маркус же нахмурился и посмотрел под ноги. Верхняя ступенька еще была на месте, но она наверняка рухнула бы, если бы на нее снова кто-нибудь ступил.

— Эти ступеньки — смертоносная ловушка, — заметил Роман. — Вероятно, Боунс знал, какие из них прогнили и каких следует избегать.

— Да, конечно, — согласился Маркус. — Странно, что ни один из констеблей не угодил в эту ловушку. Что ж… Пойдем дальше.

Они прошли по коридору и остановились у первой из дверей.

— Харрисон сказал, что в доме есть еще две заброшенные мастерские, — пояснил Роман. — Боунса нашли вот в этой. — Он кивнул на дверь. — Констеблям пришлось взломать замок.

Маркус взялся за ручку, открыл дверь, и все, трое вошли в комнату. Переступив порог, Изабель невольно вздрогнула и закашлялась — резкий запах краски и скипидара казался невыносимым, когда же она наконец осмотрелась, глаза ее округлились, а из горла вырвалось:

— О Господи!..

Роман тихо присвистнул и с усмешкой заметил:

— Должно быть, Боунс оказал яростное сопротивление. По дощатому полу и стенам была разбрызгана краска самых разных цветов и оттенков, и в целом все свидетельствовало о том, что совсем недавно здесь происходило настоящее побоище, повсюду валялись разбитые бутылки, а также всевозможное грязное тряпье и осколки стеклянных горшочков. На полках же не оставалось ничего, кроме самых больших банок со скипидаром, но и те были перевернуты. На дальней стене висели порванные живописные полотна, и весь пол был усыпан обрывками бумаги. Изабель поморщилась и шепотом проговорила:

— Если Боунс сопротивлялся столь яростно, то неудивительно, что констебль был вынужден его убить.

— Негодяй получил то, что заслужил, — сухо заметил Маркус.

Тут из коридора донеслись тяжелые шаги, а затем в дверном проеме появился Бенджамин Харрисон.

— Мне сказали, что Боунса уложили сильным ударом какого-то тяжелого предмета, — сообщил сыщик. — И это действительно сделал один из полицейских. — Переступив порог, мистер Харрисон вошел в комнату. Приблизившись к Изабель, он поклонился ей и сказал: — Доброе утро, миссис Хоксли.

Изабель с улыбкой ответила:

— Такое утро едва ли можно назвать «добрым», но я рада видеть вас, мистер Харрисон.

Сыщик окинул взглядом комнату и заявил:

— Я уже все здесь осмотрел, но не нашел ничего такого, что позволило бы узнать, кто является нанимателем Робби Боунса. Что же касается этого помещения, то оно арендовано неким Г. Тернером. Но это ни о чем не говорит, потому что имя вполне заурядное и встречается довольно часто. Владелец дома никогда не видел арендатора в лицо и не стремился к этому. Ему было вполне достаточно того, что плату за аренду аккуратно доставлял Боунс.

— А как насчет украденной картины? — спросил Маркус.

— Ее обнаружили в последней из комнат, в другой заброшенной студии. Она была завернута в обычную оберточную бумагу. Подозреваю, что Боунс собирался в ближайшее время переправить ее куда-то.

— И где она теперь? — допытывался Маркус.

— Вернулась к законному владельцу, наследнику покойного лорда Уэстли, — ответил сыщик. — Ведь именно он устроил тот злополучный аукцион. Кстати, я слышал, что ее уже продали одному страстному коллекционеру.

— Может, ее купил лорд Ярмут для принца-регента? — осведомился Маркус.

Харрисон пристально взглянул на него:

— А почему вас это интересует, мистер Хоксли?

Маркус рассмеялся:

— Только потому, что эта картина принесла мне множество неприятностей. Можно только представить, что со мной произошло бы, если бы она висела в моем доме над камином.

При этих словах мужа Изабель тихонько вздохнула. Маркус сказал о неприятностях, но не упомянул о том, что они бы с ним никогда не поженились, если бы не кража картины.

«Но ты ведь совершенно ему не нужна, — насмешливо заявил внутренний голос. — Так что женитьба — это для него тоже неприятность».

Отвернувшись от мужчин, Изабель прошлась по комнате. Она тщательно приподнимала юбки, чтобы не испачкать их — тут повсюду были разноцветные лужи краски. В самом конце комнаты ее внимание привлекла лужа красной краски; ею была испачкана стена. Изабель наклонилась, чтобы получше рассмотреть пятна и в ужасе отшатнулась, осознав, что это вовсе не краска, а кровь.

— Боунса убили здесь? — спросила она не оборачиваясь.

Мужчины тут же подошли к ней. Присев на корточки, Харрисон внимательно осмотрел пол и стену и подтвердил:

— Да, это и в самом деле кровь.

При этих словах сыщика Изабель вздрогнула и прижала ладонь к груди.

С беспокойством взглянув на нее, Маркус спросил:

— Дорогая, может, хочешь уйти отсюда? Мне кажется, ты мысленно вновь переживаешь смерть Данте Блэка.

Она покачала головой:

— Нет-нет, это совсем другое. Я даже рада, что Боунс мертв. Откровенно говоря, я очень надеялась, что убила его лопатой.

Маркус взглянул на нее с некоторым удивлением и пробормотал:

— Что ж, вполне могла бы и убить.

Снова отвернувшись от мужчин, Изабель продолжила осматривать комнату. Муж был прав, когда предположил, что ее вновь преследовал призрак Данте Блэка. Но она из гордости не желала в этом признаваться, тем более теперь — после того как Маркус столь жестко обошелся с ней в библиотеке во время их последнего разговора.

Ах, она ведь дважды сказала, что любит его… Тогда, в оранжерее, она ясно видела в его потемневших от страсти глазах не только яростное желание, но и нечто большее — видела отчаянную потребность в ней. И ответом на ее страсть была такая же властная и могучая его страсть. Да-да, она не могла ошибаться. Он действительно нуждался в ней.

И все же сегодня Маркус отверг ее. Заявил, что ей следует уехать. И было ясно, что он не хочет думать об их браке, не хочет иметь с ней ничего общего. Но почему, почему он так сказал? И что же ей теперь делать, как поступить? Возможно, она сумела бы ответить на эти вопросы, если бы лучше знала Маркуса. Несколько дней назад ей казалось, что она уже неплохо его знает, но теперь Изабель поняла, что Маркус Хоксли оставался для нее такой же загадкой, как и прежде.

Усилием воли она отогнала эти мысли и вновь сосредоточилась на осмотре комнаты. Причем с каждой минутой Изабель все больше укреплялась в тех подозрениях, что возникли у нее, когда она только вошла в эту ужасную комнату.

Закончив осмотр, Изабель приблизилась к мужчинам и решительно заявила:

— Кто бы здесь ни жил, художником этот человек не являлся. Разумеется, я имею в виду того, кто сейчас арендует комнату…

Мужчины в недоумении переглянулись, потом Роман спросил:

— Почему вы так уверены в этом?

Изабель окинула взглядом мастерскую.

— Вот, посмотрите… Тюбики акварельных красок засохли от древности. Кисти тоже засохли. К тому же все эти кисти уже давно непригодные… Все ручки у них рассохлись и расщепились. А на некоторых даже отсутствует щетина. Полотна также старые, но главное — на них нет ни унции свежей краски.

Харрисон нахмурился и пробормотал:

— А как же лужи краски на полу? Они-то свежие, не засохли.

— Да, верно, — кивнула Изабель. — Но я подозреваю, что эта краска осталась от прежнего жильца, арендовавшего комнату. Просто краска эта хранилась в закрытых банках, а во время драки эти банки раскрылись, и краска разлилась, понимаете? Главное же — кисти. Здесь совсем нет пригодных для работы кистей. Ведь не может этот Г. Тернер, арендующий сейчас студию, писать картины пальцем, макая его в краску?

На какое-то время воцарилось молчание. Наконец Маркус сказал:

— Изабель права. Я и сам должен был все это заметить.

— Но если этот человек не художник, то зачем же ему арендовать эту студию? — удивился Роман. — Ведь в Лондоне легко найти и более пригодные для проживания комнаты…

— Потому что именно здесь удобнее всего хранить похищенное полотно, завернутое в непритязательную коричневую бумагу, — ответил Маркус. — Тут нет любопытных соседей, понимаешь? И тут никто никому не станет задавать вопросов. Возможно, здесь хранилось не только полотно Гейнсборо, но и другие похищенные произведения искусства. И люди, покупающие такие картины, могли приходить сюда, ни у кого не вызывая подозрений.

— В вашей теории есть смысл, — отозвался Харрисон.

— И вот еще что, — продолжал Маркус. Он вдруг наклонился и поднял с пола обрывок газеты. — Вот, видите?.. Какой же нищий художник станет читать «Морнинг кроникл»? Я постоянно покупаю эту газету, чтобы просматривать биржевые новости. И я точно знаю, что тут нет ни одной колонки, относящейся к искусству. Так вот, кем бы ни был мистер Г. Тернер, он никак не может быть художником. И совершенно очевидно, что именно он тот преступник, которого мы ищем.

— Но он вполне мог воспользоваться вымышленным именем, когда арендовал эту студию, — заметил мистер Харрисон.

— А может, это твой враг с фондовой биржи, Ральф Ходж? — подала голос Изабель. — Он-то наверняка читает «Морнинг кроникл», не так ли?

Маркус пожал плечами:

— Он-то, конечно, читает, но все же мне не верится, что он может быть как-то связан с этим делом. Однако я поговорю с ним на всякий случай. Разумеется, у него нет связей в мире искусства, и он бы не смог определить стоимость какого-нибудь произведения искусства, даже если бы оно вдруг свалилось ему на голову. Но ненависть — очень серьезный мотив, а он терпеть меня не может.