— В записке говорится, что ты уничтожил то, что этот человек любил больше всего на свете. О чем идет речь? Какие неприятности ты причинил лорду Гэвинпорту?

Маркус встал и прошелся по комнате. Остановившись, пробормотал:

— В том-то и дело… Именно этого я не понимаю. У лорда Гэвинпорта не может быть ко мне претензий.

— Ты уверен? Кажется, в ту ночь, когда был убит Данте Блэк, лорд Гэвинпорт упомянул картину, которую хотел бы заполучить. Он говорил об этом на балу у Каррингтонов, помнишь?

Маркус кивнул:

— Да, конечно. Он говорил про картину Джорджа Стаббса «Серая лошадь». Это полотно из моей коллекции. Я купил его у наследника одного банкира, понимаешь? Вовсе не у Гэвинпорта. Ему эта картина никогда не принадлежала. Его даже не было на том аукционе. Поэтому нельзя говорить о том, что я якобы что-то «уничтожил», как утверждается в записке.

— Да, конечно, ты прав, — согласилась Изабель. — Но с другой стороны… Ведь всем известно, что лорд Гэвинпорт не просто коллекционер. Он фанатик коллекционирования произведений искусства. И очень может быть, что маркиз — человек неуравновешенный. Возможно, он мечтал о картине Джорджа Стаббса. Возможно, он полагал, что это полотно должно украсить его коллекцию. А ты своим отказом продать картину уничтожил его мечту. Поэтому он употребил именно это слово — «уничтожить».

— Да, возможно, — кивнул Маркус. — Но мы должны учитывать и другое… Не исключено, что он каким-то образом узнал о том, что мы вломились в его дом и обнаружили труп Данте Блэка.

— Что касается убийства Данте Блэка, то сообщение об этом появилось в газетах, — напомнила Изабель.

— Да, разумеется. Но я говорю не о самом убийстве, а о нас с тобой. Если Гэвинпорт знает, что мы были в его доме и видели труп Данте, то он, возможно, понимает: мы догадались и о его роли в этом деле. Возможно, он написал записку, чтобы отпугнуть нас, чтобы заставить нас отказаться от расследования.

— В таком случае мы не должны идти у него на поводу, — решительно заявила Изабель.

Маркус шагнул к ней и, приподняв ее подбородок, заглянул ей в глаза.

— Дорогая, ты должна уехать в Париж после бала у Летиции Беннинг. Неужели не понимаешь? В конце концов, мы с тобой об этом договорились, помнишь?

Изабель отшатнулась от мужа и с вызовом в голосе заявила:

— Меня не так-то легко запугать, Маркус! Я хочу участвовать в расследовании, хочу посмотреть, чем все это закончится.

— Дорогая, я сам расправлюсь с Гэвинпортом. А потом напишу тебе в Париж и сообщу, чем все закончилось.

Изабель фыркнула и пробурчала:

— Ты ведешь себя нелепо, глупо… Анонимное письмо едва ли может быть причиной для изменения наших планов. А мы с тобой договаривались о шести месяцах, не так ли?

— Ошибаешься, я веду себя разумно. Я ведь и прежде говорил тебе о том, какой образ жизни вел, когда был холостяком. Конечно, наш брак нелегко аннулировать, но я все-таки хочу вернуться к прежнему образу жизни.

Изабель похолодела и замерла на мгновение. Потом шепотом спросила:

— Ты хочешь сказать, что стремишься в объятия Симоны Уинстон?

Маркус тяжко вздохнул. Немного помолчав, ответил:

— Что ж, не стану тебя переубеждать. Думай то, что думаешь.

Изабель подбоченилась и в ярости прокричала:

— Отлично, Маркус! Бал состоится через несколько дней, так что я сейчас же начну собирать вещи! — Резко развернувшись, она вышла из комнаты, с силой хлопнув дверью.

Маркус со вздохом опустился на стул и прикрыл глаза. В воздухе еще витал слабый аромат сирени, аромат духов Изабель. А в ушах у него по-прежнему звучал ее голос, дрожавший от ярости. Вспомнив же ее чудесные синие глаза, сверкавшие гневом, Маркус с трудом удержался от стона.

Но что он мог поделать? Ведь ей действительно грозила смертельная опасность. И не следовало удивляться ее поведению. Изабель была достаточна умна, поэтому довольно быстро догадалась о том, что он что-то скрывал от нее. А вот он, Маркус, допустил ошибку. Он ведь показал ей записку вовсе не потому, что хотел довериться ей, а потому, что решил: если она узнает правду, то безропотно согласится с ним и не будет возражать против принятых им мер предосторожности. Ему следовало догадаться, что Изабель ничем не запугать, что она не станет заботиться о собственной безопасности, — напротив, решительно пойдет навстречу этой опасности. Правда, Изабель только что заявила, что начнет собирать вещи, но это еще не означало, что она согласится уехать в Париж после бала, — слишком уж она упрямая.

Упрямая, восхитительная и очаровательная женщина. Таких женщин, как она, ему еще не доводилось встречать.

И ведь она действительно думает, что его все еще влечет к Симоне… Хотя ему сейчас ужасно хотелось уложить Изабель на письменный стол, вытащить шпильки из ее роскошных волос и довести поцелуями до умопомрачения. А про Симону даже вспоминать не хотелось.

Впрочем, сейчас ему следовало думать вовсе не об этом. Ведь записка, к сожалению, была реальностью. Угрожающей реальностью. И Маркус знал, что ему не будет покоя, пока он не расправится с мерзавцем, угрожавшим Изабель.

Власти ни в чем не заподозрили Гэвинпорта, хотя труп Данте был обнаружен именно в его доме. Что ж, ничего удивительного, ведь лорд Гэвинпорт — весьма уважаемый человек. Но и ему, Маркусу, пока что ничего не удалось доказать. Он пытался разоблачить Гэвинпорта, но поиски в доме на Ломбард-стрит не принесли результата. Следовательно, оставалась одна-единственная возможность наказать преступника: надо было встретиться с лордом Гэвинпортом лицом к лицу и любой ценой узнать правду. И Маркус решил, что сделает это во время бала у Беннингов.

Глава 38

— Разреши помочь тебе, дорогая.

Изабель покосилась на протянутую руку мужа, стоявшего у кареты. Они отправлялись на бал по случаю дня рождения Петиции Беннинг, и Маркус собирался подсадить ее в экипаж. Разумеется, Изабель отказалась бы от помощи, если бы не ее изящный шлейф и пышные юбки, которые она боялась помять.

Не глядя на мужа, она подала ему руку, обтянутую перчаткой, а этот надменный негодяй, усаживая ее на сиденье, ухмыльнулся — она заметила это, хотя и старалась не смотреть на него.

Когда же Маркус сел напротив нее, Изабель отдернула занавеску с кистями и уставилась в окно; она упорно старалась делать вид, что не замечает мужа. После их последней ссоры несколько дней назад она избегала Маркуса, бежала от него как от зачумленного. Увы, приходилось признать, что делать это было не так-то просто — ее ужасно влекло к мужу, и временами ей казалось, что она вот-вот сдастся, не выдержит… и бросится в его объятия.

Тут Маркус откашлялся и проговорил:

— Сегодня вечером ты выглядишь прелестно, Изабель. Платье изумрудного оттенка — прекрасный выбор. Оно очень идет к цвету твоего лица и темным волосам.

Тут Изабель наконец-то повернулась к мужу и невольно вздрогнула, увидев, как пылают его глаза. В его взгляде были страсть и желание, и это ужасно смутило ее и даже напугало. Стараясь не выдать своих чувств, Изабель ответила:

— Не стоит прибегать к лести, за которой не кроется ничего, кроме фальши. Дженкинс уже справился насчет судов, отправляющихся во Францию. Уверена, что тетушка Лил будет в восторге, когда увидит меня. И, конечно же, она в тот же день договорится с каким-нибудь известным художником, чтобы тот давал мне уроки.

— Я всегда говорил, что у тебя огромный талант, дорогая. И я был бы счастлив оплачивать твои уроки. Пожалуйста, договорись с тетушкой, чтобы она присылала мне счета для оплаты.

Изабель молча пожала плечами и снова отвернулась. Но тут же украдкой взглянула на мужа. Сейчас он казался прежним Маркусом, тем самым Маркусом, которым она привыкла восхищаться, мужчиной, которому она отдала свою невинность.

Вскоре карета загрохотала по булыжной мостовой, а еще через несколько минут они подъехали к дому Беннингов на Гросвенор-сквер. Выбравшись из кареты, супруги последовали за толпой гостей, входивших в холл. Увидев у входа в бальный зал две огромные китайские статуи, Маркус сквозь зубы процедил:

— А эта парочка эпохи Мин и Чан все еще здесь…

Изабель пожала плечами:

— Шарлотта терпеть их не может, но мистер Беннинг уверяет, что оформление дома в китайском стиле — это сейчас ужасно модно. И якобы фигуры двух китайских императоров должны приносить удачу.

Маркус усмехнулся и пробормотал:

— Некоторые глупцы верят всему, что бы ни говорили им декораторы, обставляющие дом.

Изабель кивнула, едва удерживаясь от смеха. Но тут же сказала себе: «Нет-нет, сегодня ты ни в коем случае не должна поддаваться очарованию Маркуса Хоксли. Ты должна показать этому негодяю, что равнодушна к нему».

Уже входя в бальный зал, Изабель тихо прошептала:

— Имей в виду, ради Шарлотты мы должны вести себя так, будто получаем огромное удовольствие от вечера. Знаешь, она просто в отчаянии из-за того, что я скоро уеду.

Маркус расплылся в улыбке:

— А мне и не придется притворяться, дорогая. Я всегда нахожу твое общество очаровательным.

Изабель пристально взглянула на мужа, но в этот момент ливрейный слуга громко объявил:

— Мистер и миссис Хоксли!

— Улыбайся, Изабель, — шепнул Маркус, легонько обнимая ее за талию. — У тебя сейчас на лице такое выражение, будто тебя заставили съесть целиком лимон.

«Плут и негодяй!» — подумала Изабель, изображая радостную улыбку. Однако улыбка эта была совершенно неестественной — казалась приклеенной к губам.

Минуту спустя она приблизилась к Беннингам, приветствовавшим гостей неподалеку от входа в зал. И сегодня — очевидно, в связи со своим днем рождения — Петиция Беннинг выглядела более впечатляюще, чем ее муж. На ней было платье павлиньей расцветки, а ее прическа, возвышавшаяся над головой как башня, была украшена разноцветными перьями. Что же касается Гарольда Беннинга, то он, как ни странно, выглядел довольно скромно — голубые глаза казались остекленевшими, и он держал в руке стакан с бургундским. Время от времени Гарольд запускал руку в карман, вытаскивал из него шелковый платочек и утирал пот со лба, причем платочек этот подходил по цвету к кружевным манжетам его рубашки.