Тина Габриэлл - Идеальный скандал

— Ах, но ведь это было давным-давно…

— Ну и что же? Изабель, скажи честно: неужели он и сейчас не привлекает тебя?

Изабель заерзала на стуле.

— Ну… дело не в этом. Ты же знаешь, что я вообще не собиралась выходить замуж. И я хочу сообщить тебе по секрету о нашей с ним договоренности. Видишь ли, мы с Маркусом пришли к соглашению, о котором никто, кроме нас, не знает. Поэтому ты должна пообещать, что никому об этом не расскажешь. Я знаю, что ты иногда любишь посплетничать, дорогая, так что поклянись, что будешь держать свой болтливый рот на замке.

Глаза Шарлотты округлились.

— Ах, Изабель, у вас с Маркусом какая-то тайна, да? Обещаю, что никому ничего не расскажу!

Изабель покосилась на дверь, потом, понизив голос, заговорила:

— Мы будем мужем и женой только на словах, понимаешь?

Шарлотта в недоумении заморгала:

— Как так?..

— Видишь ли, наши отношения останутся совершенно бесстрастными. В том смысле, что мы будем спать раздельно. Какое-то время, пока не утихнут сплетни, мы с Маркусом будем изображать супружескую пару, и, возможно, нам удастся отыскать настоящего вора, укравшего полотно Томаса Гейнсборо. А после этого мы разъедемся и будем жить каждый своей собственной жизнью. Я смогу уехать в Париж к тетушке Лил, а Маркус сможет вернуться к своей… к своей прежней жизни.

По какой-то непонятной причине Изабель не хотелось говорить о том, что у Маркуса Хоксли была женщина, ожидавшая его.

Шарлотта с громким звяканьем поставила чашку на блюдце и воскликнула:

— Изабель, ты что, рехнулась? Как же ты сможешь оставаться бесстрастной рядом с Маркусом Хоксли?! Ведь ты все эти годы томилась по нему и мечтала о нем. Ты же сама об этом рассказывала.

Изабель густо покраснела и пробормотала:

— Ну… Я уже сказала, что это было очень давно…

— Не верю тебе! — решительно заявила Шарлотта. — Мне кажется, ты и сейчас о нем мечтаешь. А если так, то почему бы тебе не сделать этот брак настоящим? И ты ведь…

— Помолчи! — перебила Изабель. — Ты же знаешь о моих планах и знаешь о том, к чему я стремилась все последние годы. А настоящий брак все это разрушил бы. Замужние женщины вынуждены отказываться от своей свободы и жить так, как хочется их мужьям. Моя мать — прекрасный тому пример. Пусть даже она любила моего отца, но все равно ей пришлось отказаться от своей мечты… Она хотела стать писательницей, но, к сожалению, в высшем обществе не принято, чтобы графиня писала романы. Она всю жизнь страдала из-за этого, но я давно уже решила, что не пойду по ее стопам.

Шарлотта со вздохом пожала плечами:

— Что ж, может, ты и права, Изабель. Я готова тебя поддержать и в этом, как во всем остальном. Надеюсь только, что стану столь же «неудачливой», как ты, и найду себе такого мужа, как Маркус Хоксли.

Изабель с улыбкой ответила:

— Благодарю тебя, дорогая. Спасибо тебе…

— А теперь расскажи об аукционисте, обвинившем Маркуса, — неожиданно сказала Шарлотта. — Что, если он снова попытается его обвинить?

— Маркус хочет найти настоящего вора. И он намерен узнать, кто нанял аукциониста. Он считает, что этот таинственный человек весьма богат и влиятелен.

— Ах, обожаю тайны… — пробормотала Шарлотта. — Знаешь, я могу расспросить кое-кого из знакомых. Думаю, можно многое узнать, если послушать светских сплетников.

— Да, конечно, — кивнула Изабель. — Я сказала Маркусу, что помогу ему войти в высшее общество, чтобы он смог найти злодея. Но я намерена и сама поспособствовать ему в этом. Поверь, я не останусь в стороне.

Шарлотта со смехом захлопала в ладоши:

— Ах, замечательно! Похоже, что Маркусу Хоксли еще предстоит узнать подлинный характер своей будущей жены.

— Скоро все узнают, что произошло в особняке Уэстли, — продолжала Изабель. — Леди Ярмут, только что вернувшаяся из Парижа, сопровождала своего мужа на аукцион. А твоя мать — ее хорошая подруга, так ведь?

— Да, верно, — кивнула Шарлотта. — Между прочим, моя мать и отчим дают бал в следующую субботу. И лорд Ярмут с женой непременно там будут.

— А твоя мать не откажется сообщить о моей помолвке? — спросила Изабель.

Шарлотта просияла:

— Да-да, конечно! Это прекрасная мысль! Мой отчим даже больше матери любит привлекать внимание общества к подобным событиям. А уж что может привлечь больше внимания, чем помолвка леди Изабель Камерон с младшим сыном графа Ардмора?

— Но у Маркуса не очень-то хорошая репутация, — заметила Изабель.

— Не имеет значения! Это только добавит масла в огонь. Мой отчим будет в восторге. — Шарлотта облизнула розовые губки и, потянувшись к своей чашке с чаем, проговорила: — А теперь расскажи об эротической комнате в доме лорда Уэстли. Только, пожалуйста, не упускай ни одной подробности.

Эта художественная студия походила на все другие, которые Данте Блэк посещал уже долгие годы. Комната была довольно просторная, но ужасно запущенная и холодная. И тут, как и во всех прочих студиях, гуляли сквозняки, а также воняло красками и скипидаром. На длинных полках вдоль стен стояли бутыли с красками всех цветов радуги, а полотна и рамы были расставлены и разбросаны по всей комнате. И, конечно же, тут в изобилии имелись кисти и грязные тряпки, также лежавшие повсюду.

А в самом темном углу комнаты находилось нечто плоское, упакованное в коричневую оберточную бумагу. И конечно, никто бы не заподозрил, что это нечто являлось бесценным полотном Томаса Гейнсборо «Морское побережье с рыбаками».

Окинув взглядом студию, Данте принялся расхаживать туда и обратно. Он прибыл сюда раньше своего клиента и сейчас ужасно нервничал — пот струился по его лбу, и он то и дело утирал его носовым платком.

— Проклятие, эта глупая сучка все испортила!..

Данте в сердцах пнул ногой банку со скипидаром, стоявшую на полу. И тут же раздался низкий мужской голос:

— Мы ожидали, что ты лучше справишься с порученным делом, Данте.

Резко развернувшись, аукционист увидел Робби Боунса, бесшумно проскользнувшего в студию. Обладавший столь же впечатляющим ростом, как и Данте, Робби Боунс note 2 был не просто худым — казалось, он являлся живой иллюстрацией к своей фамилии; тощий как скелет, по виду изможденный, он к тому же был почти беззубым, когда он ухмылялся, как сейчас, во рту у него красовался один-единственный зуб, пожелтевший от табака. Кончики его пальцев тоже имели желтоватый оттенок, а на плечи свисали грязные жирные волосы. Поговаривали, что иногда, когда основная его деятельность оказывалась недостаточно прибыльной, Боунс работал могильщиком.

С отвращением поморщившись — Данте считал себя джентльменом, и ему казалось оскорбительным видеть рядом такого субъекта, как Боунс, — аукционист проговорил:

— Присутствие этой девицы невозможно было предвидеть. А с ее свидетельством нельзя было не посчитаться.

— Но милорд платит тебе хорошие деньги за твои услуги, — возразил Боунс. — И если бы ты использовал своих людей как должно, то ты знал бы, что Хоксли не один в этой комнате. Тогда бы ты позаботился о том, чтобы избавиться от девицы.

При упоминании «милорда» Данте вопросительно взглянул на Боунса, он понятия не имел о том, кто их с Боунсом нанял, и надеялся, что сообщник проговорится. Впрочем, кое-что было ясно: во-первых, этот человек принадлежал к высшему свету, во-вторых, он был достаточно богат для того, чтобы заплатить непомерную цену, которую заломил Данте, и, в-третьих, он ненавидел Маркуса Хоксли и жаждал ему за что-то отомстить.

Изобразив возмущение, Данте заявил:

— Оказалось, что эта «девица» — Изабель Камерон, дочь очень влиятельного и богатого графа Молверна. И избавиться от такой не так-то просто. Ее исчезновение наделало бы немало шума, и еще неизвестно, чем бы все это для нас закончилось.

Окинув сообщника презрительным взглядом, Робби Боунс проговорил:

— Не оправдывайся, парень. Ты провалил все дело. Хоксли на свободе, а он не из тех, кто ничего не предпринимает. Он постарается докопаться до истины, уж поверь мне.

— И что же мне ему сказать? — спросил Данте.

— А это уж твоя головная боль, — с усмешкой ответил Боунс. — Но насчет меня держи рот на замке. Запомни: одно только твое слово — и ты покойник. Но к счастью для тебя, у милорда есть еще кое-какие планы насчет Хоксли. Так что твои услуги, возможно, потребуются.

Тут Робби Боунс отошел в угол комнаты и, взяв завернутое в бумагу полотно Гейнсборо, направился к выходу.

— Куда ты это тащишь? — спросил Данте. Он считал себя подлинным ценителем искусства, и его ужасала одна лишь мысль о том, что этот отвратительный субъект может сделать с прославленным шедевром.

Боунс обернулся и, пожав плечами, пробормотал:

— Милорд знает, что Хоксли хотел заполучить это, и потому оставит картину себе. Ты можешь скрываться от Хоксли, но не покидай Лондона, Данте. А в следующий раз, если эта девчонка снова окажется у нас на пути, я сам о ней позабочусь.

Маркус поднимался по ступенькам внушительного особняка на Беркли-сквер с таким же энтузиазмом, с каким осужденный на смерть поднимается на эшафот. Он хотел бы отложить этот визит, но чувство долга возобладало. Сжимая зубы, Маркус постучал в дверь массивным медным молотком.

Дверь тут же распахнулась, и перед ним предстал мрачного вида дворецкий. В изумлении уставившись на Маркуса, он проворчал:

— Лорд Ардмор не ждет вас, мистер Хоксли.

— Я уверен, Бентли, что сегодня отец захочет со мной поговорить. — Шагнув в холл, Маркус спросил: — Где он?

Дворецкий в растерянности заморгал. Поспешно закрыв дверь, он осведомился: