— Достаточно! — вновь прервал его Вэлдо.

— Еще бы! Более чем достаточно! — согласился Джордж, готовый и дальше перечислять грехи кузена, но тем не менее умолкая.

— Скажи мне, Лоури, — попросил Вэлдо, игнорируя обвинения Джорджа, — тебе действительно нужен дом в Йоркшире?

— Нет, но зачем он тебе? Почему он должен быть твоим? Ты заполучил Манифолд, у тебя есть дом в городе, еще и в Лестершире достался особняк, а ты даже не Калвер!

— Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? — вновь не удержался Джордж. — Какое отношение Калверы имеют к Манифолду, может, все-таки объяснишь? Или к дому на Чарлз-стрит? Или…

— Джордж, если ты не будешь держать язык за зубами, мы поссоримся, — предупредил Вэлдо.

— Ну и пусть! — прорычал Джордж. — Но когда этот пятый туз в колоде начинает молоть языком так, словно думает, будто ему следует владеть Манифолдом, который принадлежал твоей семье со времен, о которых одному Богу известно, когда…

— У него и в мыслях пет ничего подобного. Просто он думает, что ему должен принадлежать Брум-Холл. Но что ты будешь делать, если он окажется твоим, Лоури? Я еще не видел его, но слышал, что это маленькое имение, существующее только за счет ренты с различных ферм и сдаваемой в аренду другой недвижимости. Может, ты лелеешь мечту обосноваться там и заняться сельским хозяйством?

— Нет уж, дудки! — сердито бросил Лоуренс. — Если бы этот старый выои оставил его мне, я бы продал поместье с потрохами… Не сомневаюсь, что и ты так сделаешь, словно уже не купаешься в деньгах!

— Да, ты продал бы его, а в следующие шесть месяцев спустил бы вырученные деньги. Ну, я найду ему лучшее применение, чем пустить с молотка. — Улыбка вновь заискрилась в глазах Вэлдо, и он добавил умиротворяюще: — Разве не поднимет вам всем настроение известие, что за счет имения я вряд ли приумножу мои богатства?.. Более того, осмелюсь сказать, что еще останусь внакладе.

Мистер Уингхем устремил на него явно подозрительный взгляд, но леди Линдет опередила, воскликнув с недоверием:

— Как? Уж не хочешь ли ты сказать, что этот отвратительный старик вовсе не обладал сколько-нибудь значительным состоянием?

— Да, наследство даже ломаного гроша не стоит! — подковырнул Лоуренс, при этом неприятные черты его лица исказила усмешка.

— Пока, мадам, не могу ничего сказать о размерах состояния, но есть все основания предполагать, если исходить из тех сведений, которые удалось собрать о Брум-Холле, меня он сделал наследником только в силу моей компетенции, чтобы я исправил положение. И вы, и Джордж, вы оба часто сетовали на то, в какой упадок пришло имение Джозефа, поэтому мне не составило труда представить, во что влетит приведение его в порядок. Это не только съест все доходы от имения, но потребует еще и немалых вложений из моего кармана.

— Это то, что ты намерен делать? — с любопытством спросил Джулиан. — Навести там порядок?

— Возможно, точнее ответить не могу, пока не увижу все своими глазами.

— Само собой, хотя… Вэлдо, знаешь, извини, конечно, за дерзость, но ты явно недоговариваешь… Ох! — Он прервал фразу, рассмеялся и лукаво добавил: — Могу поклясться, что догадался о твоих намерениях, но не обмолвлюсь ни за что при Джордже. Слово Линдета!

— Вот как, именно при мне? — презрительно фыркнул Джордж. — За кого ты меня принимаешь, юный нахал? Ему этот дом нужен для того, чтобы открыть еще один приют для сирот.

— Приют для попрошаек? — Лоуренс рывком вскочил на ноги, не отрывая от Вэлдо прищуренных горящих глаз. — Так вот где собака зарыта! Значит, приют? А мне светит оказаться в трущобах за неимением средств! Лично тебе имение не нужно, но ты готов облагодетельствовать кучу грязных, никчемных щенков, вместо того чтобы позаботиться о собственных бедных родственниках!

— Не думаю, чтобы ты всерьез побеспокоился когда-нибудь о моей родне, — возразил сэр Вэлдо.

— Ты… Клянусь богом! Меня от тебя тошнит! — воскликнул Лоуренс, дрожа от ярости.

— Вот и займись своим желудком! — посоветовал Джулиан, мучительно покраснев, в то время как Лоуренс побелел. — Ты пришел сюда только затем, чтобы вынюхать все, что можно, и уже это сделал! Л если возомнил, что волен оскорблять Вэлдо под моим кровом, то я заставлю тебя убедиться, что это не так!

— Можешь успокоиться, я ухожу, жалкий льстец! — огрызнулся Лоуренс. — И прошу не утруждать себя и не провожать меня до дверей! Мэм, позвольте откланяться. Ваш покорный слуга.

— Фигляр! — заметил Джордж, когда дверь за разгневанным денди захлопнулась. — Неплохо ты его, молодой родственничек! — добавил он, обращаясь к Джулиану, с ухмылкой, которая неожиданно осветила его хмурое лицо. — Надо же, «оскорблять под моим кровом»! Только попробуй заявить, что и я пришел вынюхивать, что к чему, увидишь, как я с тобой поступлю!

Джулиан рассмеялся, явно расслабляясь.

— Ну, насчет тебя я не сомневаюсь — за тобой не пропадет! Но ты — это другое дело! Ты же не точишь зуб на Вэлдо из-за собственности кузена Джозефа, впрочем, как и я.

— Нет, но это не говорит о том, что спокойно воспринимаю все, что касается проклятых оборванцев — предмета забот Вэлдо! — честно признался Джордж.

Он и сам был зажиточным человеком, а кроме того, отцом большой и благополучной семьи. И, хотя Джордж с негодованием отвергал любой намек, что ему не так-то легко обеспечивать детям приличное содержание, все же частенько невольно для себя задумывался о весьма проблематичном наследстве своего дальнего и почти неизвестного кузена как о весомой прибавке к собственному состоянию. Его нельзя было упрекнуть в отсутствии доброты или недостатке щедрости, и он жертвовал на благотворительность в достаточной мере, но, по его убеждению, Вэлдо в этом вопросе доходил до крайностей. Конечно, вину за это можно было отнести на счет наследственности — отец Вэлдо сэр Тристан Хаукридж был известным филантропом, но Джордж не мог припомнить, чтобы даже тот доходил до таких пределов, граничащих с абсурдом, при оказании помощи и предоставлении возможности получить образование — один Бог только ведает скольким — безымянным, уготованным на виселицу беспризорникам, которыми кишит каждый город.

Он поднял глаза и заметил, что Вэлдо наблюдает за ним. В его взгляде застыл вопрос. Джордж покраснел и поспешил заявить:

— Нет, мне не нужен Брум-Холл, и я надеюсь найти лучший способ убить время, чем тратить его на бесполезные увещевания и доводы, чтобы ты не рубил сплеча в своих потугах обеспечить существование горстке нищих. Они и не подумают отблагодарить тебя за это и, когда вырастут, можешь мне поверить, ни за что не станут добропорядочными гражданами, как ты ожидаешь! Но должен признаться, меня не перестает удивлять: почему это старое ничтожество кузен Джозеф оставил все тебе?

Сэр Вэлдо мог бы просветить его на сей счет, но решил, что будет более тактично воздержаться от оглашения содержащихся в тексте завещания эксцентричного родственника слов: «Единственному члену моей семьи, который так же мало обращал на меня внимания, как и я на него».

— Что до меня, то все сказанное здесь по поводу имения мне не кажется убедительным, — заметила леди Линдет. — И далеким от того, чего желал на самом деле бедный кузен Джозеф.

— Так я не ошибся относительно твоих намерений, Вэлдо? Ну, насчет приюта, хотя я прямо об этом и не сказал, — поинтересовался Джулиан.

— Да, почти угадал, если, конечно, сочту это место подходящим. Однако не исключено, что таковым оно не окажется… Во всяком случае, я не хочу досужих сплетен раньше времени, а посему, молодой человек, пока держи язык за зубами.

— Ну, по отношению ко мне это вопиющая несправедливость! Я и словечком не обмолвился о твоих беспризорниках, Джордж сам распустил язык! Вэлдо, если ты собираешься на Север, можно и мне с тобой?

— Почему бы нет, если ты так хочешь? Но предупреждаю, наш вояж может оказаться скучным и утомительным. Придется провести много времени с поверенным кузена Джозефа, чтобы утрясти все вопросы, связанные с завещанием. И это еще только цветочки. Ведь независимо от того, как я решу распорядиться Брум-Холлом, все равно придется разобраться в состоянии тамошних дел и навести в имении порядок. Работенка не из веселых. Да еще в разгар великосветского сезона!

— Поживем — увидим! Для меня смертная тоска — совсем другое: без конца обмениваться рукопожатиями на всякого рода раутах, выглядеть милым для людей, до которых мне нет никакого дела и совершенно все равно, увижу ли я их снова или нет, красоваться во время скачек на главной трибуне…

— Знаешь, Джулиан, ты рисуешься, и даже слишком! — резко оборвал его Джордж.

— Нет, вовсе нет. Мне никогда не нравилось посещать вечера, и я всегда их не любил, особенно те, где собираются представители высшего света. Мне нравится жить в сельской местности. Скажи, Вэлдо, как ты думаешь, можно ли возле Брум-Холла порыбачить? — Тут он увидел, что Вэлдо смотрит на леди Линдет, и поторопился заручиться ее разрешением: — О, мама, не возражай! Ведь ты не будешь возражать, да?

— Нет, не буду, — ответила она. — Ты должен делать то, что тебе по душе, хотя и жаль, что собираешься покинуть город именно теперь. Предстоит костюмированный бал у Авибари, и… Однако, если ты предпочитаешь отправиться в Йоркшир с Вэлдо, уверена — мне тебя не отговорить.

Даже по голосу чувствовалось, с какой неохотой она дает свое согласие сыну. По крайней мере, один из присутствующих понял и оценил ее поступок по достоинству. Леди Линдет была преданной, но не глупой матерью. С одной стороны, она склонялась к тому, чтобы побуждать сына всегда находиться на виду, с тем чтобы — если представится такая возможность — подобрать достойную невесту, но, с другой стороны, была достаточно мудра, чтобы навязывать ему свою волю или же пытаться поколебать его преданность по отношению к Вэлдо. К чести ее следует отнести тот факт, что едва ли не с первых минут своего вдовства она решила раз и навсегда не держать сына на привязи возле своей юбки. Но хотя она неукоснительно придерживалась принятого решения, тем не менее терзалась сомнениями, опасаясь, что ее потворство обернется Джулиану во вред. Он был симпатичным юношей, одним из тех, кто смотрит на мир широко открытыми глазами, и сама мысль, что мальчик может оказаться в плохой компании и подпасть под влияние таких, как Лоуренс, повергала мать в ужас. С Вэлдо он не только был в безопасности, но и пробивал себе дорогу в обществе, так как кузен, приняв его в свой круг, представлял ее сына незаурядным людям самого высокого положения. То, что большинство из этих джентльменов были приверженцами наиболее опасных и отвратительных (с ее точки зрения) видов спорта, тоже не давало леди Линдет покоя, но она старалась не придавать этому значения. У нее в голове не укладывалось — почему некоторым мужчинам так хочется сломать себе шею, носясь на лошадях во время охоты по пням и кочкам, или участвуя в скачках с барьерами, или, что еще хуже, получая удовлетворение оттого, что удалось заехать кулаком в физиономию одному из своих ближних на ринге в салопе Джексона? Однако леди Линдет пыталась смягчить свое неприятие подобных действий ссылкой на то, что ни одна женщина не может быть судьей в делах такого рода, и сознанием того, что ей не импонирует видеть сына в рядах тех, кто сторонится опасностей, связанных со спортом. Она страдала от мук ревности, когда видела, как Вэлдо — стоило ему лишь насупить бровь — добивался от ее сына того, что не удалось ей, но при этом не могла не испытывать чувства благодарности. Его идеи чаще всего не совпадали с ее собственными, она ненавидела Вэлдо за то, что Джулиан так ему предал, но вместе с тем понимала — пока его влияние на Джулиана остается столь сильным, можно не опасаться, что мальчик собьется с пути.