Жасмин Майер - Идеальный мерзавец

И в тот же момент отрубился.

Вера

— Я могу полететь с тобой, — снова напомнил Марк, обнимая за талию.

Мы стоим в очереди на регистрацию, и она выглядит бесконечной.

— Нет, не можешь, — отвечаю, целую его в губы. — Билеты на этот рейс все выкуплены.

— Есть другой, чартерный рейс.

Я посмотрела на него снизу вверх.

— И все-таки ты не доверяешь мне, — и это даже не вопрос.

Понимаю, что Марк сталкивался с изменами и предательством на каждом шагу и сам плодил то же самое своими отношениями с неверными невестами, и теперь попросту не может смотреть на мир иначе.

Может быть, еще и для того, чтобы убедить его, что жизнь это не только грязь, измены и ложь, я должна улететь сама и вернуться к нему тоже сама. Я не одна из них. Я честно расскажу Юре, что встретила другого, продлю отпуск за свой счет на работе и все объясню маме. В принципе, мне должно хватить всего несколько дней, а потом я снова вернусь сюда, на остров вкусной еды, холодного кофе и раздобревших котов.

И хорошего секса.

— Я честно пытаюсь, — отвечает Марк.

— И еще ты ревнуешь.

Это тоже не вопрос, это очевидно, по тому, как меняется в лице Марк стоит мне произнести имя Юры. Кажется, он невзлюбил его еще с той поездки в такси, когда благодарность за оргазм досталась кому-то другому.

— Стррррашно ревную, — цедит Марк. — Вечером я позвоню в номер. Пожалуйста, будь в отеле, Вера. Никаких останься на чай или я постелю тебе на диване.

Глупо спорить. Мне нравится мысль, что не нужно будет оставаться в той квартире, и что Марк предложил разумный и быстрый вариант, где я смогу переночевать. Я не спрашивала, принадлежит ли тот отель в городе ему или его семье. Семья — тема для Марка очень болезненная, и сами по себе разговоры об этом схожи с хождением по минному полю. Так что мне, тем более, не стоит заводить об этом речь сейчас, когда ему и так тяжело отпускать меня.

Всего за одну неделю этот мужчина стал для меня всем. И невероятно, но чувства подсказывают, что это взаимно.

Рядом с ним я даже не могу хладнокровно думать, тут же растекаюсь довольной лужицей. Тут же теряюсь в его прозрачных или темно-серых глазах, которые действуют на меня как булавка на бабочку.

Мне нужно хоть несколько дней побыть вдали, чтобы не сгореть, как спичка. А у меня и так осталось слишком мало силы воли, и каждый его поцелуй истончает мою решимость, и Марк чувствует это. Осыпает мое лицо поцелуями на глазах у всех, обнимает, не выпускает из объятий, как будто каждый мужчина в здании аэропорта собирается посягнуть на то, что на самом деле принадлежит ему.

Ревнивец, чья ревность только растет в геометрической прогрессии из-за отсутствия веры в чувства другого человека. Замкнутый круг, который я смогу разорвать только, если вернусь к нему обратно.

Я полна решимости и не представляю, что может помешать мне. Юра, который палец о палец не ударил, когда я уходила? Вряд ли он проявит чудеса настойчивости и станет уговаривать меня не рушить отношения. В конце концов, за эту неделю он не воспользовался ни одним доступным ему средством связи со мной. Видимо, Юра так же сильно уверен в том, что я вернусь к нему обратно, насколько Марк не верит, что сейчас я не лечу в один конец.

Марк долго целует меня перед таможенным контролем, за который ему нет хода. Люди с очереди на регистрацию на рейс уже прошли мимо, и сейчас бродят где-то между магазинами «Дьюти-Фри».

Скоро объявят посадку, а я вся еще отвечаю на его более чем страстные поцелуи, на глазах у всех. Таможенники не могут скрыть улыбки. Туристы на разных языках, глядя на нас, говорят между собой о том, что Кипр — это остров молодоженов.

— Я должна идти, — выдыхаю я, — правда, Марк. Мне пора, уже объявили посадку.

Он убирает руки с моей талии.

Я делаю шаг, еще шаг. Я должна. И протягиваю паспорт в окошко.

— Я вернусь, Марк, — говорю тихо, но он читает слова по моим губам.

Беру паспорт у улыбающегося таможенника и пересекаю красную линию. Обратного пути нет.

И все же я оборачиваюсь в последний раз прежде, чем пересечь красный рубеж на полу.

Марк стоит бледный. На нем совершенно нет лица, как будто из него разом выкачали всю кровь.

Пытаюсь проследить за его взглядом и натыкаюсь на кривую ухмылку красных губ.

Рыжая Марианна подпирает стену плечом. Даже отсюда я чувствую запах перегара. Она совершенно пьяна, а лицо опухло от слез. На ней нет косметики, кроме губной помады, но та растерлась кривой улыбкой Джокера, а одежда помятая и несвежая на вид.

— Вера! — кричит Марк. — Иди на самолет!

Марианна отлипает от стены и, шатаясь, идет на меня.

— Вера!

— Сэр, вам сюда нельзя!

Марианна останавливается передо мной. Красный рот кривится в усмешке.

За моей спиной ругаются и кричат, но я слышу только один голос, который умоляет меня уйти от этой сумасшедший и не слушать ее.

— Этот мерзавец тебя тоже трахнул… — она смотрит исподлобья на Марка. — Хорошо тебе было, Вера?

Перед глазами появляется та фотография, которую Марк мельком показал мне на пляже: рыжие волосы на голой спине, шикарная задница и мужское тело рядом с ним.

Осознание истины вдруг с размаху впечатывается в живот, выбивая из меня весь воздух. Чудом, что я не сгибаюсь пополам из-за боли, которая растекается по венам.

— Когда? — каждая буква царапает глотку изнутри, разрывая плоть до костей. — Когда он…

— После того, как ты отшила его в кафе.

В тот же день, когда я приняла решение, что останусь с ним, несмотря на его предпочтения, после того, как трахнул меня на пляже, он нашел ее. И отомстил.

А на следующий вечер трахнул меня.

Забыл, как заниматься любовью, Марк? А знал ли ты, каково это?

Не оборачиваюсь. Не беру в руки снимки, которые сует мне под нос Марианна. На пляже я видела другой кадр, на котором не было улик, вроде постельного белья и даже ворса ковролина возле кровати. Эти снимки он оставил ей или ее жениху, ведь так он поступал со шлюхами-невестами.

Я считала, что кадры сделаны в туалете аэропорта. Но это не так.

Меня едва не выворачивает наизнанку посреди бутика от всплывшей в памяти фразы: «Хочу сфотографировать тебя, Вера».

Мое имя несется мне в спину, и из-за того, как оно звучит из его уст, мне так больно, словно с каждым разом внутри меня ломается одна кость.

Вера!

ВЕРА!

Я же ломаюсь и крошусь изнутри. Руки немеют, а ноги меня едва держат.

С трудом доползаю до туалета, и случайный звук сливаемого в соседней кабинке бачка довершает дело. Склоняюсь над унитазом, и меня долго рвет.

Очень хочется заодно выблевать и все воспоминания, которые кислотой проедают меня изнутри.

Совершенно не помню, как добралась до самолета.

Помню только, что в салоне меня пересадила стюардесса, потому что я рухнула на первое попавшееся кресло, а слезы мешали рассмотреть номер и букву на отрывной части посадочного билета.

Марк

— Вам нельзя! Запрещено!

Красная полоса на полу между двумя кабинками паспортного контроля, как непреодолимая граница, после которой все, что я строил эту неделю, смыло к чертям собачьи бездушным приливом.

Как в замедленной съемке, я видел снимки в руках этой рыжей женщины. Она даже не пыталась отомстить. Слишком пьяна была для этого, раскаиваясь и оплакивая то, что не ценила, пока оно у нее было.

В чем-то мы с ней похожи, правда?

Я ведь говорил, что с такой, как Марианна, мы живем по одну сторону пропасти, которая теперь между мной и Верой только увеличилась. Разрослась до непреодолимых границ, размером с океан между двумя материками. Я кричу в пустоту.

Вера стоит в каких-то ста метрах от меня, и я вижу даже по напряженной спине — ей больно. Очень больно.

Я не вижу, как она уходит, меня оттаскивают охранники и таможенники. Говорят на трех языках, но сейчас я не понимаю ни русского, ни греческого, ни английского.

А еще я не должен терять ни минуты.

Так как я не пытаюсь прорваться дальше, меня отпускают. Бегу к стойке авиакомпании, чей чартер поднимется в небо через час.

Там очередь.

Иду через толпу, как горячий нож сквозь масло. Сзади предсказуемо возмущаются. Останавливаюсь у стойки, не глядя на пожилую пару, которые как раз оформляли билет.

— Мне нужен билет.

Девушка теряется от такой наглости. Очередь позади меня закипает. К толпе я и оборачиваюсь:

— Плачу пятьсот евро сверху тому, кто уступит мне свой билет!

— Дорогой, может, ты полетишь следующим? — тут же реагирует старушка. — Видимо, этому молодому человеку очень надо.

— Очень, — горячо подтверждаю я. — От меня невеста сбежала. Практически из-под венца. Надо догнать.

— Бери мой билет, мужик! — встревает дородный бородатый мужчина.

Оформившись и расплатившись наличкой из ближайшего банкомата, после быстрой регистрации на рейс, я снова возвращаюсь к паспортному контролю.

Таможенники смеряют меня презрительным взглядом.

Смиренно протягиваю паспорт.

Когда мы заехали на квартиру к Паше за вещами Веры и чтобы оставить ключи под ковриком, а после ко мне домой за остальными вещами, оставленными там Верой, то, поддавшись какой-то седьмой чуйке, я захватил с собой и свой паспорт. Если бы это было не так, хрен бы я успел на ночной чартер. Вылетел бы не раньше шести утра, а где искать Веру — я не знаю.

В то, что она ответит на мой звонок, я сильно сомневаюсь. Как и в то, что она придет в забронированный номер отеля.