Запив кофе прохладной водой с лимоном, мы снова вышли на набережную. Я поежилась от холода. День клонился к закату. Становилось ощутимо прохладней, и я пожалела, что не взяла куртку.

Мы пошли вдоль по улице и по направлению, я поняла, что мы идем в сторону моего дома.

Марк молчал.

Я не выдержала первой. Остановилась в круге света под фонарем и спросила:

— Что не так?

Марк угрюмо пинал камешки, выкатившиеся на дорогу с ухоженной клумбы.

— Я так не могу.

— Как «так»?

И тут из него как полилось:

— Вот так, по-человечески! Все чинно, благородно! Сначала ужин, а теперь домой повел! Черт возьми, Вера, да если бы ты знала, что я хочу с тобой сделать… Знаешь, что я чуть не сказал в магазине продавщице? — он потряс в воздухе пакетом с нижним бельем.

— Что же?

— Чтобы закрывала магазин к чертовой матери и убиралась. Она бы ушла, Вера! Это всего лишь вопрос денег, но, поверь, я бы заплатил за это, не моргнув глазом.

— Заплатил за что?

Марк отвернулся, глядя на море.

— Ответь мне, Марк. За что заплатил бы?

Он ответил, по-прежнему на меня не глядя:

— Заплатил бы, чтобы вернуться в примерочную. Там спустил бы твои джинсы до колен, заставил бы нагнуться над лавкой и взял бы прямо там… Я беру то, что хочу, и как хочу. И чаще всего только один раз. А с тобой не могу.

— Почему? Что со мной не так?

— С тобой все так, Вера, — вздохнул он. — Это со мной все не так. Это я отвык от нормальной жизни и человеческих отношений. Что это было там в таверне, Вера, знаешь?

— Просто ужин?

— Да черта с два, это было свидание! И если ты думаешь, что я проведу тебя до дома, поцелую в лоб и спокойно уйду, то ты ошибаешься! Хотя бы в том, что я, настоящий я, дал бы тебе просто так дойти до дома.

Я вскинула одну бровь.

— А что бы ты сделал? Да еще и на улице?

— А тут есть парк, Вера. Недалеко от мэрии, где и заключают браки. Знаешь, скольких я брал прямо там? Ставил их у дерева и…

— А меня не можешь.

— А тебя не могу.

— Так какого черта устроил это свидание? Трахнул бы меня вчера на пляже и дело с концом.

Он посмотрел на меня, как экзорцист на демона. Запустил руки в волосы и сказал:

— Ничего ты не понимаешь.

— Марк, три дня — это много?

— Для чего?

— Для отношений.

— Отношения, длиной в три дня? Что это за отношении такие?

— Вот именно. Сегодняшний день уже истекает, а значит, мне осталось провести на Кипре всего три дня. Какие, черт возьми, отношения мы можем построить за это время? Никакие.

— Ты к чему клонишь, Вера?

Вздохнула полной грудью и сказала:

— Хочу, чтобы ты сделал со мной все то, что ты себе представляешь. Без обязательств. Без отношений. Просто возьми и сделай.

ГЛАВА 31

Марк

Она, мать вашу, сошла с ума!

Может быть, в тайне от меня Иордаке таки споил ее? Может быть, не стоило заказывать креветки в горшочке, которые готовятся вместе с греческой водкой? Может быть, она все-таки пьяна? Не может же она в здравом уме предлагать это мне!

— Что, прости?

— Ты слышал. А я, как и ты, тоже не повторяю дважды.

— Кошечка показала когти, а? — хмыкнул я. — А раз не повторяешь, то я должен дать ответ прямо сейчас?

— Чем дольше ты думаешь, тем меньше у нас времени для…

— Тихо, — остановил я ее. — Не надо уточнять. Вера. Давай проясним. Ты уедешь. Я останусь.

— Да.

— И продолжу трахать невест.

Стиснула зубы.

— Видишь?! Вот об этом я и говорю. Я… Я среди шлюх, как дятел. Как долбанный санитар леса, Вера! Для меня после того, как ты улетишь, ничего не изменится, понимаешь? Я не могу полюбить, не могу оставить это все, просто не могу.

— Почему?

— Не важно почему. Просто не ищи лазеек. Не думай, что можешь все исправить. Я продолжу использовать их, чтобы…

Она снова сделала это. Снова поцеловала меня первой.

— Что ты делаешь?

— Целую тебя. Даже не сомневаюсь в том, что ты можешь часами чесать языком, а я все это время буду делать вид, что тебя слушаю, но что-то мне подсказывает, что ты можешь найти своему языку лучшее применение.

В какой момент мне подменили Веру? Кто-нибудь знает?

— Вера, я просто не…

Прикрыла глаза и холодно прервала меня:

— Раз ты отказываешься, то мне, наверное, лучше пойти домой.

Я позволил ей сделать несколько шагов, а после схватил за руку, притянул к себе так, чтобы она прочувствовать всю степень моего желания.

И сказал:

— Мой дом ближе.

***

Пока мы поднимаемся вверх по улице до моего дома, на улице окончательно темнеет.

На Кипре почти нет сумерек — после заката на землю обрушивается густая, звездная ночь, пропахшая дымом сигарет, кофе, чесноком и солью. Летом вместе с наступлением ночи приходит и долгожданная прохлада, застывшие в летнем зное улицы наполняются туристами и киприотами, а после — танцами до полуночи, гомоном голосов и тягучими кошачьими песнями под окнами.

Зимние ночи на острове другие. Их ткут другие звуки и запахи: обычно, по окнам хлещет ледяной дождь и где-то вдали раненным зверем ревет штормовое море. Голоса и зажигательная музыка из распахнутых дверей таверн, кафе и сувенирных лавок стихают.

Осень — это бархатный туристический сезон, когда днем уже нет шансов схлопотать солнечный удар за считанные секунды, а ночью, чтобы согреться, еще можно обойтись наброшенной на плечи курткой или лишней стопкой анисовой водки.

Моя жизнь это бесконечная зима, а поступки как штормовые волны, которые с извращенным удовольствием снова и снова идут на второй круг.

Вера же стала для меня волнорезом, о который планомерно разбивается образ мерзавца, который я выстраивал столько лет.

Я хочу верить в то, что три оставшихся дня не приведут ни к чему необратимому. И после я снова вернусь к грязи, которая давно уже стала частью меня.

Вера снова и снова целует меня по дороге и, чтобы проучить ее, я затаскиваю ее в темную подворотню, где вжимаю спиной в кирпичную стену. А после смеюсь из-за неподдельного шока в ее глазах. Решила, что я на полном серьезе возьму ее прямо здесь, возле мусорных баков, с которых на нас со скучающим видом смотрят полосатые коты.

Она пытается быть плохой девочкой, потому что не знает, насколько хороша. Ее мужчина должен был доказать ей это на словах и на деле, но придется сделать мне. И я уж постараюсь.

Вывожу ее из подворотни, откуда рукой подать до дома.

Добавим острого перца в ситуацию, ведь, судя по всему, эта девочка очень нуждается именно в этом.

Впустив Веру во двор, закрываю калитку и тут же, наконец, срываю одним быстрым движением с нее эту надоевшую серую майку.

Вера тут же ежится, пытается прикрыться руками, но я перехватываю запястья обеих рук и завожу ей за спину. Второй рукой снимаю бюстгальтер, который так ничему и не помог, и замираю при виде темных сосков, очерченных белыми треугольниками незагорелой кожи.

Они твердеют на глазах: и от холода, и, надеюсь, от возбуждения.

Могу поспорить, Вера еще никогда не оставалась полуголой на улице. Пусть мой двор огорожен, а высоты забора хватает, чтобы никто ничего не увидел, ей, судя по алым щекам, кажется, что она стоит голой прямо в центре оживленной площади, как рабыня на торгах.

Разворачиваюсь и веду ее в дом, так и не коснувшись ее груди, и одного беглого взгляда хватает, чтобы понять — я опять сломал воздвигнутый ею же шаблон моего поведения.

А еще любую смену курса она воспринимает на свой счет. Наверняка, опять решила, что грудь недостаточно хороша, раз я не набросился на нее.

Когда вхожу в дом первым, то улыбаюсь.

Эта ночь будет полна сюрпризов для Веры.

Войдя в дом, отпускаю Верину руку. Даю ей последний шанс, чтобы сбежать, но, фактически, сбегаю от нее сам, на кухню.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — спрашиваю через всю гостиную.

Она так и стоит на пороге, скрестив руки на груди. Взгляд потерянный.

Да, это жестоко оставлять ее вот так, без одежды. Но кто сказал, что будет легко? Мне остается только верить, что крохотные шаги помогут раскрепостить ее, научат не бояться собственных желаний. И собственного тела.

— Вера?

— Не знаю… — а потом, тряхнув волосами. — Ладно, вино.

— Убери руки.

Смотрит на меня так, как будто я уже попросил отсосать.

— У тебя красивая грудь и мне нравится на нее смотреть.

Судя по лицу, не верит.

Наливаю вино в бокалы и подхожу к ней. Она набрасывается на вино, как путник в пустыне на воду.

Нет, Вера. Напиться это, конечно, выход, но не в нашем случае. Пьяной ты уже была. И второй раз этой ошибки я не повторю.

Облизывает темные от вина губы и с удивлением смотрит на мой нетронутый бокал.

Глядя на нее, окунаю палец в свое вино. Вера следит, как загипнотизированная.

Провожу пальцем по ее нижней губе, и она приоткрывает рот, тяжело дыша. Горячее дыхание обжигает мою кожу.

Опускаю палец в вино во второй раз.

Вера облизывает губы и по-прежнему смотрит на меня, как мышь на кота.

Касаюсь ее соска. Вера вздрагивает, сосок моментально твердеет. Провожу пальцем, от соска к ареолу. Капля багряной жидкости медленно ползет по груди к животу. Кожа Веры покрывается мурашками.

Нагибаюсь и слизываю эту каплю языком.

Вера тяжело дышит, а глаза становятся почти черными из-за расширенных зрачков.

После, как ни в чем не бывало, опрокидываю в себя остатки вина в бокале, разворачиваюсь и бросаю, не глядя: