— Она сказала, что ни на одних съемках ни в чем не была уверена заранее, но волнение обеспечивало блестящую игру.

— В театральной школе со мной было то же самое, — призналась Джемма. — Я тряслась перед каждым спектаклем.

— Могу поспорить, вы всегда играли бесподобно! — предположил Адам.

— Ну, откуда мне знать, — слегка покраснев, ответила Джемма.

— Если бы все вокруг сомневались в ваших способностях, вы бы здесь сейчас не стояли. Кино — слишком дорогое предприятие, чтобы приглашать бездарностей, — заметил Адам, но, увидев, как с ее щек схлынул румянец, тотчас пожалел о своих словах. — Поэтому вам абсолютно не о чем беспокоиться. Тереза только что мне вас расхваливала. Наш проект уже у нас в кармане. А все потому, что вы в нем задействованы!

Джемма тяжело вздохнула и, сказав спасибо, тихонько коснулась его руки.

Проезжая сумеречными проселками, Адам вспоминал лицо Джеммы и ее волнение. Он надеялся, что хоть немного ее успокоил, и дал себе обещание, что и впредь будет поддерживать Джемму, если у нее сдадут нервы.


Той же ночью Джемма проснулась от странного ощущения сырости. Она рывком сбросила одеяло, выскочила из постели и, включив ночник, вскрикнула: по подушке расползлось огромное мокрое пятно. Джемма перевела взгляд на потолок — с него капало.

— Боже мой! — воскликнула она, поспешно всовывая ноги в туфли и вытаскивая из чемодана первый попавшийся джемпер.

Откуда такая напасть? Неужели потолок вот-вот обвалится? И ей суждено погибнуть, прежде чем она успеет оставить свой след в кинематографе?

В коридоре послышались голоса, и Джемма распахнула дверь номера.

— У меня не комната, а настоящий бассейн! — вопила Бет.

Джемма невольно обратила внимание, что Бет тем не менее успела причесаться и подкрасить губы и ресницы.

— У меня вся постель отсырела, — пожаловалась Софи.

Она была в пикантной пижамке с медвежатами, но, как и Джемма, в подобных обстоятельствах не сочла нужным позаботиться о макияже.

— Все живы? — поинтересовался спустившийся с верхнего этажа Оли. — Трубу прорвало. Все кругом затопило.

— Какой кошмар! — ужаснулась Бет.

— Видели бы вы наши комнаты, — утешил ее Оли.

Только теперь Джемма заметила, что его джинсы напитались водой, а ко лбу прилипли мокрые пряди.

На лестничной площадке показалась мрачная Тереза.

— Собирайте вещи, и побыстрее! — велела она.

— В свой номер я больше не зайду! — заявила Бет. — Я там утону.

Оли покачал головой и бросился ей на выручку. Джемма вернулась к себе и начала лихорадочно упаковывать вещи, комкая их как попало, и через несколько минут снова была на лестничной площадке.

— Что же, черт побери, нам делать? — чесал в затылке Лез Отверженный, ероша и без того стоявшие торчком волосы. — Где мы будем спать?

— Понятия не имею, — отозвалась Тереза. — Должны же у них быть свободные номера…

Лез только покачал головой:

— Здесь все под завязку.

— Что же нам теперь делать? — захныкала Бет. — А как же мой сон красоты? Я не смогу работать, если хорошенько не высплюсь!

Джемма тем временем отвлеклась, засмотревшись на Оли, выжимавшего волосы. Его футболка тоже промокла насквозь, и Джемма поспешно отвела глаза: момент, чтобы любоваться кумиром в мокрой одежде, был выбран неподходящий.

Наконец появился менеджер отеля, безостановочно молотивший воздух руками, как ветряная мельница крыльями.

— Леди и джентльмены, покорнейше прошу прощения! Надеюсь, никто не пострадал?

— Я пострадала! — выступила вперед с виду совершенно невредимая Бет.

— Ах, боже мой! Никогда себе не прощу, если моя любимая актриса понесет урон в стенах моего заведения! Что с вами, моя дорогая?

Бет поправила оборки пеньюара.

— Туфли, в общем, слегка намокли, но чемодан окончательно испорчен! Все надо покупать заново!

— Ой, перестань! — урезонила ее Софи.

Тут Тереза вспомнила, что пора брать инициативу в свои руки:

— Есть в вашем отеле другие номера?

— Увы, у нас все давно забронировано, — с сожалением ответил менеджер.

— Что за вздор! — возмутилась Бет. — Вы что, думаете, я буду всю ночь болтаться на сквозняке, на этой затопленной лестнице, в кружевном пеньюаре?

И она выразительно захлопала ресницами в сторону Оли. Тот усмехнулся, а вслед за ним и Лез Отверженный, хотя его улыбка больше напоминала плотоядный оскал, так что Бет запахнулась поплотнее, почти полностью закрыв ложбинку между грудями.

— Я знаю, как нам поступить, — сообразил управляющий. — Постельного белья у нас в избытке, и мы можем пока разместить вас в комнате отдыха.

— Это уже ни на что не похоже! — фыркнула Бет.

— Все равно до подъема не больше двух часов, — возразила Софи. — Не вижу в этом никакой проблемы.

Актрисы обменялись свирепыми взглядами.

— Завтра все постараемся утрясти! — Крик Терезы перекрыл поднявшийся галдеж. — Давайте постараемся как-то пережить остаток ночи.

Джемма вздохнула, проводив глазами Оли, который непринужденно двинулся с чемоданом вниз по лестнице. Бет слегка поцапалась с Софи за очередность спуска: обе, без сомнения, намеревались захватить ближайшее к Оли импровизированное ложе.

Глава 7

Последние несколько недель из-за навалившихся дел прошли для Кей словно в тумане. Она продала свой маленький дом в Хартфордшире и перебралась из графства, в котором не только когда-то поселилось семейство Беннет из «Гордости и предубеждения», но и она сама немало пережила, в Уэнтуорт-хаус в Лайм-Реджисе, навстречу новой жизни. Вот только ее мечта стать художницей, живущей у моря, к сожалению, пока не могла воплотиться. У Кей не было времени даже распаковать кисти — не то чтобы порисовать. Надо было сначала попрощаться со всеми старыми знакомыми и пообещать, что они смогут приехать и остановиться у нее в гостинице, как только все будет готово.

Мистер Пайпер порекомендовал ей местного живописца и декоратора Чарли Эванса. Тот явился в Уэнтуорт-хаус вместе со своим семнадцатилетним сыном, которому, очевидно, вовсе не улыбалось безвылазно торчать в четырех стенах, и поэтому он беспрестанно куда-то исчезал и обнаруживался каждый раз возле ближайших игровых автоматов. И все-таки вдвоем они переделали холл, столовую и спальни, поскольку на вид это были самые ужасные помещения и будущие постояльцы должны были обратить на них внимание в первую очередь. Гостиная и кухня могли подождать.

На свалку отправились ковры с узором, навевающим головную боль, и пунцовые раковины. Их сменила краска кремового оттенка и целый строй белых раковин. Полы Кей решила застелить ковролином: он ей всегда нравился, но раньше она не могла его себе позволить. Затем пришел черед приятных мелочей — аксессуаров. Поблизости были прелестные магазинчики, и в них Кей любовно и старательно подобрала постельные принадлежности, полотенца, ночники и зеркала, пока все спальни не удостоились, с ее точки зрения, попасть в какой-нибудь глянцевый журнал. Теперь Кей по праву могла гордиться новым жилищем, созданным ею для себя и своих будущих гостей.

Как быстро она привыкла к жизни на побережье! Кей обожала просыпаться по утрам от гвалта чаек — их пронзительные крики будили ее лучше всякого будильника. Она старалась успеть до завтрака быстро прогуляться к Коббу, вдыхая бодрящий морской воздух и наблюдая за изменчивой водной стихией.

Она также купила карту окрестностей и изучала по ней названия. К западу от Кобба тянулся Монмаутский пляж, а за ним находилась бухта Пинхей. Но больше всего ее по-прежнему привлекал сам Лайм. Кей очень нравился вид по ту сторону залива, где маячила величественная громада Золотого Шлема, а в очень погожий день даже проступали очертания острова Портленд.

Ей отчаянно хотелось везде поездить и все кругом осмотреть. Тут сами названия носили отпечаток волшебства, как, например, Гавриилов уступ или Черная Жила на побережье, а в долине прятались загадочные деревеньки: Вуттон Фитцпейн и Уитчерч Каноникорум.

Кей любила уличные фонари приморского бульвара, по форме похожие на ракушки-аммониты, лоснящийся ил в гавани, своим видом напоминавший самый горький шоколад, и вечера, когда море и небо переливались нежнейшими оттенками жемчуга и невозможно было сразу определить, где кончается одно и начинается другое. Словом, в Лайм-Реджисе она любила все без исключения. Но ее фаворитом все же оставался Кобб. Кей любовалась им, гуляла по нему, фотографировала и боготворила во всех ракурсах, восхищаясь отлогой дугой, без конца зарисовывая в своем блокноте и дав себе зарок вскорости изобразить его в красках. Кобб казался ей живым существом, и Кей не терпелось перенести его энергию на бумагу.

Но самой притягательной для нее стороной мола была его открытость для всех. Любой мог свободно разгуливать по нему — от карапузов с бабушками и дедушками до собак всевозможных пород, семенящих за хозяевами, повиливая хвостом и свесив на сторону язык.

Тот день выдался особенно долгим. Едва закончили с покраской стен, от которых предварительно пришлось отдирать старые полки, как раздался стук в дверь. Кей сидела в гостиной, расположенной в передней части дома. Комнату еще не успели обновить, но старый диван и пара кресел придавали ей довольно уютный вид, так что Кей почти удалось почувствовать себя как дома. Она взялась было перечитывать те немногие страницы из «Доводов рассудка», где действие разворачивалось в Лайм-Реджисе, и теперь недоумевала, кому она могла здесь понадобиться. За свое недолгое пребывание в городке она еще не успела завести знакомых, а Уэнтуорт-хаус не был пока открыт для клиентов.

Кей вышла в холл и отперла дверь. На пороге стояла худощавая женщина лет сорока с измученным неулыбчивым лицом.