— Уже почти стемнело. Странно было бы, если б меня кто-нибудь узнал.

Кей удивленно захлопала ресницами: неужели он до сих пор не рад, что их увидят вместе? Впрочем, можно ли его за это осуждать? Стоит только представить, что началось бы, если бы их отношения стали достоянием публики. Жизнь Кей превратилась бы в хаос. Лайм-Реджис подвергся бы осаде журналистов, а на пороге Уэнтуорт-хауса дежурили бы толпы фотографов, чтобы подловить хозяйку по дороге в магазин. Она и врагу такого не пожелала бы! Вот от чего Оли так старательно ее оберегает… Он в первую очередь заботится о ее личных интересах!

Они медленно шли по приморскому бульвару, а высоко над морем волшебно светила луна, отражаясь в бухте. Теплая ночь привлекла толпы отдыхающих, и из пабов и ресторанчиков на набережной доносились оживленные голоса. Но Оли оказался прав: никто не обращал на них ни малейшего внимания — они смешались с бесчисленными парочками любителей вечерней свежести.

И, как и другие отдыхающие, неминуемо приблизились к молу и вскоре, не сговариваясь, всходили по ступеням на его каменную громаду. Кей счастливо вздохнула. Она лишь недавно здесь обосновалась, но на Кобб поднималась уже множество раз и всегда испытывала этот волнующий трепет. Ей нравилось озирать с высоты лаймскую гавань, выглядывая среди домов желтоватые стены Уэнтуорт-хауса. Ее восхищал почти средиземноморский вид на ту сторону бухты, где по одну сторону высился Золотой Шлем, а по другую — ничуть не уступающий ему по красоте пейзаж Пригорья, протянувшегося до утопающего в зелени Девона. А прямо перед ними раскинулось безбрежное море — сейчас, когда солнце скрылось за горизонтом, оно стало темно-синим.

Оли сунул руки в задние карманы джинсов, а Кей была бы не против, чтобы он снова взял ее за руку. Но впечатление в любом случае было потрясающее — идти вдоль Кобба вместе с капитаном Уэнтуортом.

«Перестань думать о нем в таком духе!» — велел ей внутренний голос.

«Но я не могу! — вступилась за себя Кей. — „Доводы рассудка“ — один из моих любимых романов, и рядом со мной — его главный герой».

«Никакой он не герой — он просто актер!»

«Да знаю я, знаю! Но могу я немножко пофантазировать?»

Кей украдкой покосилась на Оли. Он смотрел вдаль, на морской простор, и ей очень хотелось прочитать его мысли, но она не стала мешать ему неуместными вопросами — ей и так доставляло несказанное удовольствие прогуливаться с ним по джейн-остиновскому молу. Кобб, разумеется, не был достоянием самой писательницы — это, в конце концов, исторический памятник, — но поклонники Джейн никогда не сомневались в ее праве на это сооружение. Некоторые ренегаты, правда, готовы были уступить его Джону Фаулзу[22], но ведь Джейн первой добралась до него, и никакой другой писатель никогда не смог бы конкурировать с ней в живописании его красот.

Кей льстило, что сейчас она идет по тому самому каменному изгибу мола и любуется теми же видами, что когда-то пленяли Джейн Остин.

«О чем она думала, гуляя по Коббу? — спрашивала себя Кей. — Знала ли, что сделает его фоном одной из своих самых трогательных любовных историй? Тогда ли она задумала своего капитана Уэнтуорта?»

Кей вспомнила, что писательница посетила Лайм в тысяча восемьсот третьем или четвертом году, а «Доводы рассудка» были написаны лишь в тысяча восемьсот шестнадцатом, что подразумевало двенадцатилетний или даже тринадцатилетний промежуток. Выходит, за те долгие годы, пока Джейн не осуществила свой замысел, городок не стерся из ее памяти, сохраняя над ней свои чары.

Неожиданно они пришли к оконечности мола, и вдали за скалами открылась бескрайняя равнина водной стихии.

— Какой чудный сегодня вечер, правда? — спросила Кей.

— Что? — обернулся к ней Оли.

— Ночь, говорю, сегодня чудесная…

Оли растерянно поглядел на луну, как будто только сейчас ее заметил.

— Ты был где-то за тридевять земель, — обронила Кей. — О чем ты думаешь?

— Женщины почему-то любят задавать этот вопрос, — недовольно ответил Оли.

— Не знаю, — пожала плечами Кей. — Меня они об этом ни разу не спрашивали.

— Ты прелесть, — усмехнулся Оли. — Может, пора назад? Ты, наверное, замерзла…

— Нисколько, — возразила Кей, стараясь не выдать себя предательским ознобом.

С моря дул прохладный бриз, но она не хотела даже думать о таком скором возвращении.

— Пойдем, — настаивал Оли. — Нельзя, чтобы моя девушка превратилась в ледяную статую.

Слова «моя девушка» в его устах могли бы лишить рассудка любую, даже насквозь промерзшую особу, и Кей без единого слова зашагала в обратную сторону.

Они дошли до тех самых ступеней, которые, как все считали, прославились благодаря персонажам «Доводов рассудка». Оли, начав спускаться первым, подал Кей руку.

— Не хочешь подхватить меня на руки? — игриво спросила Кей.

— Пожалуйста, если хочешь!

Кей перестала спускаться, смеясь.

— Тогда лови!

Оли распахнул ей объятия, и Кей ринулась прямо в них, минуя несколько последних ступенек.

— Не вздумай лезть обратно! — предупредил Оли. — Иначе и правда станешь Луизой Мазгроув.

— Или Бет Дженкинс!

— Вот-вот, — поддакнул он.

Ее сердце все еще колотилось от прыжка в неизвестность. Он занял всего долю секунды, но для Кей длился целую вечность, и она почти с сожалением опомнилась, когда ее подхватили руки Оли. Она бы с радостью остановила бег времени и бесконечно летела бы с Кобба ему навстречу.

— Теперь ты довольна? — спросил Оли, когда она наконец пришла в себя.

— Еще как! — радостно засмеялась Кей.

— Ты полегче, чем Бет, — заметил он.

— Ой! Только не вздумай сказать ей об этом!

— Ты и правда прелесть, — рассмеялся вместе с ней Оли.

— Ты все время мне это повторяешь…

— Потому что так оно и есть.

Кей было невдомек, насколько искренни его слова, ведь Оли привык ухаживать за самыми красивыми женщинами. Разве может она мечтать о соперничестве с ними? Но в тот момент ей отчаянно хотелось ему верить, и когда он склонился к ней, губами ища ее губы, она не колеблясь уступила.

Кей не могла вспомнить, когда в последний раз ее так целовали, но знала одно: ни один поцелуй за всю историю поцелуев — подлинный или литературный — не сравнится с этим, потому что она слишком долго о нем мечтала и уже успела свыкнуться с мыслью, что Оли ее непременно когда-нибудь поцелует, так что осечки быть не могло. Оли в любом случае был бы великолепен…

Спиной она ощущала холодную каменную стену Кобба, но Оли прижимался к ней всем своим горячим телом. Жаль, что этот поцелуй нельзя было растянуть на века: когда Оли отстранился, Кей неохотно открыла глаза.

— Мм… я сам не ожидал, — сказал он.

— Надеюсь, ты не раскаиваешься?

— Нет, что ты! Я хотел сказать, что даже не предполагал, что так получится.

— У тебя, наверное, подружка в каждом порту. Кажется, так говорят об актерах?

— Мне казалось, так говорят о моряках.

— Верно, — засмеялась Кей. — У актеров подружка в каждом городе. Они не ограничивают себя прибрежными территориями.

— Ты, судя по всему, невысокого мнения об актерах, — заметил Оли.

— Да, — призналась Кей. — Я трезво смотрю на то, что сейчас случилось.

— Ну и как ты это назовешь? — поинтересовался он.

Кей молчала — ей не очень-то хотелось ломать голову над тем, что сейчас было. Они всего один раз поцеловались, а она уже планировала, как они проведут медовый месяц, и успела придумать имена двум из четырех их будущих детишек. Но разве не все женщины этим грешат? Разве не к этому относится замечательная цитата из «Гордости и предубеждения»? «Какой стремительностью обладает женское воображение! Оно перескакивает от простого одобрения к любви и от любви к браку в одну минуту». Кей и за собой знала эту слабость.

— Назовем это, — предложил Оли, видя, что от Кей не добиться ни слова, — чудесным сюрпризом.

Кей улыбнулась его словам, мучась вопросом, не закончатся ли чудесные сюрпризы вместе со съемками.

«Конечно же нет! — заверила она себя. — После такого поцелуя!»

Они шли вдоль гавани, мимо киосков и пляжных кабинок, и Кей казалось, что она плывет по воздуху. Прохладный бриз развевал ее волосы, по коже бежали мурашки. Она подняла глаза на луну; теперь, глядя на ночное светило, она всегда будет вспоминать эти драгоценные минуты наедине с Оли. А он, интересно, будет о них вспоминать?

По ступеням они поднялись к мостовой Морского променада. Кей взглянула на Уэнтуорт-хаус и заметила, как в одном из окон дернулась занавеска.

— Кажется, за нами подсматривают, — сказала она. — Из комнаты Терезы.

— Неужели? Нечего шпионить за людьми!

— Она ведь не против, правда?

— А почему она должна быть против?

— Просто мне кажется, что ты… как бы это сказать… постоянно с ней на ножах…

— Чем я занимаюсь в свободное время — мое личное дело.

— А, так я и есть это дело!

— Нет, вовсе нет, — улыбнулся Оли. — Ты — чистое наслаждение.

Он опять взял ее руку, поднес к губам и поцеловал. Они вошли в гостиницу. Везде было тихо, только на столике в холле одиноко горел ночник.

— Иди сюда, — тихо сказал Оли.

Он снова придвинулся к ней и стал целовать, шепча: «Кей, Кей, Кей…» У нее кругом шла голова, и на миг она почти поверила, что Оли позовет ее к себе в номер. Но он не позвал. Кей отчасти была разочарована, хотя понимала: она не должна так поступать. Это непрофессионально — вот нужное слово. Кей не сомневалась, что у держателей гостиниц есть неписаное правило — не спать с постояльцами.

— Спокойной ночи, Кей, — шепнул наконец Оли.

— Спокойной ночи, — шепнула она в ответ и проводила его взглядом, пока он шел наверх.