«Все, пора по домам! — через несколько часов после начала вечеринки истошно взывала Ким Рейли. — Ребенку все-таки завтра в школу».

Джемма, слушая взрывы хохота, нажимала подсветку будильника на тумбочке — «ранний уход», по понятиям ее матери, приходился часа на три утра. Ким, дабы не уклоняться от родительских обязанностей, заходила в комнату к Джемме и трясла ее за плечо:

«Я ведь тебя не разбудила, крошка моя?»

«Нет, мамочка», — отвечала Джемма.

«Мы ведь тихо и примерно себя вели, правда?»

Джемма кивала, а в ее ушах потом еще долго звенел пьяный гомон. Она потеряла счет таким бессонным ночам и заваленным контрольным, ведь наутро в классе она очень туго соображала.

«Боже, — подумала Джемма, — неужели и я всего через несколько лет стану такой же?»

Эта догадка напугала ее, потому что больше всего на свете Джемме хотелось обосноваться где-нибудь с прекрасным мужем и родить кучу детишек. Но что будет, если она и правда со временем начнет напоминать свою мать, поставит превыше всего актерскую карьеру и до глубокой ночи будет отрываться на вечеринках? Джемма покачала головой. Ни за что она этого не допустит. Ей это претит. Она из домоседок. Джемма действительно была не похожа на типичную молодую актрису — приманку для прессы. Она не выскальзывала то и дело из такси, одетая по последней моде, не собирала сплетни о коллегах по цеху на фестивальных тусовках. Не напивалась в ультрамодных барах и не отплясывала в элитных ночных клубах — все это было не в ее стиле. Джемма предпочитала уютно устроиться в огромном старинном кресле, доставшемся ей по наследству от тетушки, старой девы, с любимой корзинкой, наполненной клубками шерсти.

Бет однажды уже высмеяла ее вязание.

«До чего же бабское занятие!» — изрекла она, намекая тем самым, что в Джемме нет ни грана сексуальности.

Все, кто присутствовал тогда на репетиции, обернулись и уставились на Джемму и клубок сиреневой пряжи, который она лихорадочно сжимала в руке. Послышались ехидные смешки, которые больно задели ее за живое, но без вязания Джемма обходиться не могла. Это было не просто хобби — так она справлялась с волнением. Позвякивание спиц действовало на нее гипнотически, а зримое продвижение в работе отвлекало от съемочной суеты в те моменты, когда она не была задействована на площадке.

«По крайней мере, свободное время я трачу не на перемывание косточек», — убеждала себя Джемма, вспоминая, сколько яда источала Бет в перерывах между дублями.

Лицо этой красотки украсило бы обложку любого из всемирно известных журналов, но язык у нее был как помело.

Джемма прикрыла глаза. Работа в кино была нелегкой из-за таких, как Бет. Артистический мир по непонятной причине привлекал худших представителей человечества, и Джемму бесконечно мучило то, что ей приходится тратить драгоценное время на не слишком ловкое уклонение от их подначек.

— Ну что, готова встряхнуться? — сказал кто-то над ухом, прерывая ее размышления.

Она подняла голову: в номер вошла Софи.

«По крайней мере, у меня есть хоть одна союзница на этих съемках», — решила Джемма, возблагодарив свою звезду за то, что ей удалось так быстро найти общий язык с Софи.

— Пора.

Джемма встала, не выпуская из рук текста роли.

— Оставь, зачем он тебе? — легкомысленно заметила Софи.

— Ой, знаешь, на всякий случай, — замялась Джемма. — Пусть лучше будет.

Она схватила свою вместительную сумку, из которой в разные стороны торчали вязальные спицы.

— Это твое? — изумленно спросила Софи.

Джемма молча кивнула.

— Я и не знала, что Энн Эллиот любила вязать. Можно взглянуть?

— Да это так, пустяки… Я еще не закончила…

Но Софи уже вытащила вязанье из сумки и внимательно его рассматривала.

— Ах, какая прелесть! — воскликнула она, расправив крошечную детскую кофточку из меланжевой розовой пряжи.

— У моей невестки недавно родилась девочка. Назвали Гарриет.

— Роскошно! — восхитилась Софи. — Просто шик! А можешь связать такую же, только раз в десять больше — для меня?

Джемма, польщенная похвалой, неуверенно улыбнулась. Софи вернула ей кофточку.

— В бой! — скомандовала она.

Они заперли номер, и Джемма пожалела, что не может остаться по ту сторону двери со своим вязаньем.


Кей наблюдала, как ее жильцы постепенно собираются в холле. Она и не подозревала, что такая маленькая группа людей может производить столько шума.

— Мы сейчас получили последнюю сводку погоды, — объявила Тереза. — Можно, наверное, успеть отснять пару кадров на Коббе, пока небеса еще не разверзлись. В любом случае сначала к гримерам и костюмерам, а там посмотрим.

Лез распахнул входную дверь, и все потянулись наружу, в утреннюю хмарь.

— Пока, Кей! — попрощалась с хозяйкой Софи.

Она заулыбалась: приятно, что хоть один из них вспомнил о ней. Оли тоже обернулся и неожиданно подмигнул. Кей от удивления приоткрыла рот, но тут же захлопнула, увидев, как гневно зыркнула на Оли Тереза, выталкивая его на улицу. Кей смущенно отвернулась. Пора приниматься за уборку, а не торчать в холле, заигрывая с кинозвездами.

Но кто заигрывает? Ведь это же он! Тереза сказала, что сегодня они хотят поужинать в гостинице, поэтому забот у нее был полон рот.

Наконец дверь захлопнулась и в Уэнтуорт-хаусе воцарилась тишина. Это было непривычно. Постояльцы провели здесь всего ночь, но после их ухода отель странно опустел. Кей оглядела груду грязной посуды, понимая, что времени у нее совсем мало, но в голове уже зрела более привлекательная затея. Бросив кухонное полотенце на спинку стула, она взлетела на второй этаж, перепрыгивая через ступеньку, кинулась в свою спальню и подбежала к окну. Ее новые знакомые как раз приблизились к Коббу, возле которого их уже ждали несколько микроавтобусов. Туристы в такую рань еще не путались под ногами, но Кей рассмотрела, что подход к молу тем не менее затянут кордонной лентой.

Она оглядела комнату. И куда только он подевался? Кей начала лихорадочно перерывать платяной шкаф и ящики ночного столика. Где-то тут, она точно помнила. Ах, да вот же он! Во втором ящике, задвинутый за папку с образами мистера Дарси, лежал миниатюрный бинокль. Кей тут же вытащила его, схватила блокнот для рисования и карандаш, слетела вниз по лестнице, наспех обулась и устремилась по Морскому променаду в сторону Кобба. Ей не хотелось никому мешать, поэтому она выбрала безлюдный участок парапета и устроилась на нем.

«Вот так гораздо лучше», — подумала она, наводя бинокль на небольшую толпу, обступившую ее постояльцев.

Все показывали пальцами в сторону моря, где на горизонте набухала лиловая туча. Тереза кивала, а Лез казался еще более несчастным, чем обычно. Зато Оли выглядел, как всегда, прекрасно, а его профиль был просто великолепен. Такой профиль просто просится на бумагу. Кей улыбнулась сама себе. До чего же бесподобная идея! Как-нибудь вечером она попросит Оли попозировать ей и запечатлит на бумаге одного из изумительных остиновских персонажей — совсем как Марианна рисовала Уиллоби в экранизации «Разума и чувств».

Но ее художническая жилка взяла верх над мечтами — Кей раскрыла блокнот и приступила к наброску. Она очерчивала карандашом благородную покатость его лба, совершенные линии носа, прекрасно вылепленный подбородок, чувственный изгиб губ и шелковистую мягкость золотых прядей. Рисунок ложился на бумагу очень быстро: взгляд Кей от бинокля тут же возвращался к блокноту, в мгновение ока схватывая магию мужественного облика. Сделав последние штрихи, она еще раз приставила к глазам бинокль. Оли в этот момент обернулся и помахал кому-то рукой. Кей перевела бинокль вправо, потом влево, стараясь высмотреть, кому же предназначалось приветствие, и тут случилось нечто необъяснимое: Оли, расплывшись в улыбке, указал прямо на нее.

Кей так и ахнула. Это ей он махал! Она закусила губу и быстро поднялась, чтобы уйти, но, увы, было слишком поздно: она выдала себя с головой. Кей закрыла глаза и съежилась от стыда. Что подумает о ней Оли? Вот еще одна оголтелая фанатка. Ужасно! Нет, она должна попытаться объяснить, что делала на пляже.

«Ты на него пялилась», — подсказал ей внутренний голос, пока Кей уже почти бежала к гостинице.

«Ничего подобного! Я рисовала его, это часть моей работы! Он ведь играет капитана Уэнтуорта».

«Ты на него пялилась! Не отпирайся!».

Кей застонала. Неужели ей больше нечем заняться, кроме как препираться с самой собой? Не мешает, например, для начала загрузить посуду в посудомойку.

Едва она собрала тарелки в стопку, благодаря свой дар предвидения, подсказавший приобрести этот агрегат, как в дверь постучали. Сердце учащенно забилось. А вдруг это Оли? Заметив, что она пялится — нет, смотрит — на него, он со всех ног бросился в Уэнтуорт-хаус. Его вдруг осенило, что Кей — девушка его мечты. И почему это раньше до него не доходило? Он мог бы догадаться уже тогда, когда она кормила его завтраком! Сколько времени они потеряли зря!

Кей отперла дверь. За ней и вправду стоял мужчина, но совсем не Оли. Он поздоровался.

— Здравствуйте, — ответила Кей, чувствуя, как пульс понемногу замедляется.

— Меня зовут Адам. Адам Крейг.

— Боюсь, свободных мест у нас больше нет. Если вам нужна комната, — добавила она.

— О, вовсе нет. Мне нужна Тереза. Кажется, она остановилась у вас.

— Она на Коббе, — сказала Кей. — Они все ушли туда минут десять назад. Вы не разминетесь — они оккупировали почти целый квартал.

Адам оглянулся в сторону Кобба:

— Ах да… Мне надо было догадаться и сразу пойти туда.

— Вы тоже из съемочной группы? — поинтересовалась Кей.

— Я сценарист и продюсер. Никто обычно понятия не имеет, чем занимается продюсер, а в чем заслуга сценариста — вообще никому не интересно.