– Люблю тебя! Люблю! – хрипло шептал он, не отрывая губ от ее рта.

– И я. С самого начала. С первого дня, – вторила она, ловя его горячее дыхание.

Снова и снова схлестывались и распадались их тела, сплетались руки, путались волосы. И темные судороги, пронзавшие плоть, делали их еще ближе, хотя, казалось, ближе уже невозможно.


Он приехал домой под утро, открыл дверь своим ключом, не зная еще, что скажет Галине, осознавая лишь, что то, что произошло с ним ночью, не обычная ни к чему не обязывающая интрижка, никак не мешающая его многолетнему браку. Нужно будет объясниться, что-то решить, договориться о разводе.

«Да какая разница, потом, потом…»

Странная тишина поразила его. Пройдя по комнатам, он не обнаружил ни жены, ни дочери. И лишь найдя на письменном столе в кабинете записку от Галины, понял, что жена наконец ушла от него.

Андрей скомкал листок и плеснул в стакан виски. Все еще оглушенный этой волшебной ночью, он ничего не чувствовал: ни досады, ни облегчения. Казалось, все это: жена, дочь, работа, друзья – детали какого-то другого мира, в котором он пребывал раньше и из которого неожиданно вырвался. И его новая неведомая жизнь настолько разительно отличалась от былого, что он все еще не мог отдышаться, судорожно хватая воздух и ощущая жжение в легких.

В дверь позвонили. Андрей пошел открывать, не удивившись даже, что кто-то решил навестить его в семь утра. Возможно, в этой новой реальности такое было в порядке вещей. Он увидел Пашку, который стоял, прислонившись к дверному косяку и вжимая большой палец в кнопку звонка.

– Привет, – поздоровался Донской.

Пашка, отодвинув его, ввалился в квартиру, обдав Донского алкогольными парами. Андрей присвистнул. Пашка, пошатываясь, прошел в гостиную и остановился посреди комнаты.

– Ты что же это, друг, вытворяешь? – со смехом спросил Донской. – Напился как скотина…

Пашка вдруг обернулся и ткнул в Андрея указательным пальцем:

– Ты! Ты мне не друг! Я с негодяями не джу… не дурж…

– Вы что это, Павел, охренели совсем? – все еще не мог вникнуть в ситуацию Донской.

Пашка прошелся по комнате, оставляя на паркете мокрые следы.

«Где его носило-то? – удивился Андрей. – За город, что ли, ездил? Все ботинки в земле…»

– Я пришел, чтобы сказать тебе, что ты подлец. Но я на тебя не злюсь, нет. Много чести. Ты конченый человек, ты мертвый, ты ни во что не веришь и никого не любишь, не ув… – Он запнулся. – Не уважаешь!

– Погоди…

– Сейчас! Ты несчастный человек… Мне жаль тебя… Ты не можешь, не можешь ничего чувствовать, все тебе скучно, надоело, достало…

«Крепко заучил, – оценил Донской. – Почти не сбивается. Неужели на него так подействовало то, что он увидел? Или он все эти годы копил все это внутри?»

– Послушай… Если ты по поводу того, что видел сегодня в палате, то ты все не так понял. Я просто разговаривал с ней. Я не собирался… черт… – Андрей сбился, понимая, что не может сказать правду.

Пашка поморщился, как от зубной боли, и запустил пальцы в растрепанные волосы. Потом замахал руками, останавливая Донского, и продолжил свою речь с того момента, на котором прервал ее:

– Ты играешь людьми… Ты опыты ставишь, вивисектор! Но тебе недолго осталось… Когда-нибудь кто-то поступит так же и с тобой.

Заготовка, видимо, закончилась. Он мгновенно сник, вся его коренастая фигура обмякла. Он махнул рукой и пошел к двери.

– Стой! Я вызову тебе такси. Поезжай домой, Вера там наверняка с ума сходит.

– Оставь меня в покое! Что ты лезешь ко мне? Лезешь в мою жизнь? Интересно, да, как нормальные люди живут? Увлекательно? – И, театрально взмахнув руками, он выскочил из квартиры.


Сработал будильник, и Донской подскочил с дивана, где уснул уже утром, одетым. Часто моргая, он не понимал, отчего так светло и радостно у него на душе, но память вдруг высветила яркие буквы: Нина!

«Господи, неужели это в самом деле произошло со мной? Такое небывалое, незаслуженное счастье…»

Еще не успев принять душ, он схватил телефон и набрал номер Гордеевой. Механический голос сообщил, что абонент недоступен.

«Спит, наверное, а телефон отключила. Милая…» – улыбнулся Андрей, представив себе сомкнутые Нинины веки и тяжелые волосы, рассыпанные по подушке.

Решив, что созвонится с ней позже, он наскоро позавтракал и поехал в клинику. Там выяснилось, что Пашка, пропавший вчера посреди рабочего дня, сорвавший две операции и вызвавший бурю негодования Петрова, так и не появлялся. Вместо него пришел какой-то тощий мужик с лицом порочного подростка, облаченный в длинное черное пальто со стоячим воротником от Victor & Rolf. Донской столкнулся с ним в холле и с удивлением смотрел, как мистер Гламур по-хозяйски прошествовал в гардероб для сотрудников.

– Это наш новый анестезиолог, – сообщила гардеробщица Таня, провожая нового коллегу влюбленными глазами.

«Ого! Оперативно!» – оценил Донской и на всякий случай уточнил:

– А Павел Борисович как же?

– Не знаю, – равнодушно протянула Таня. – Директор сказал, что теперь он у нас будет…

Андрей рассеянно покивал.

«Вот так Петров, быстро он слил Пашку. Тоже, наверное, метался по кабинету и орал: «Здесь все сделано моими руками, я не могу терпеть убытки!»

Вспомнив свой разговор с директором, он машинально нашарил в кармане повестку в суд, недавно полученную по почте, вытащил и перечитал. До суда оставалась неделя.

Донской потер руками лоб:

«Надо что-то придумать… Обратиться к адвокату? Но все это такая ерунда, такая скука… Какой-то чужой человек будет выспрашивать о разговорах с Полянским, которые я давным-давно выбросил из головы. Ладно! К черту адвокатов! Сориентируюсь на месте. Надо, однако, все-таки узнать, что там с Пашкой».

Он решил подняться к Петрову и все выяснить. Увидев Донского, директор занервничал и принялся перебирать бумаги. Эту его уловку Андрей хорошо знал и, не обращая внимания, уселся в кресло напротив.

– Что это за Эдуард Леонидович трется у нас в клинике? А как же Пашка?

– Что – Пашка? – Петров стукнул кулаком по столу. – Твой драгоценный Пашка позвонил вчера и заявил, что работать у нас больше не намерен. Прямо так и сказал: больше туда ни ногой. И ему наплевать, что по ТК он должен предупредить меня за две недели как минимум.

– Когда он звонил? Вечером? Так он пьян был в лоскуты…

– Мне-то что? – заорал Петров. – У меня тут не благотворительное учреждение! Я нянчится ни с кем не буду! – Он перевел дух, снова пошелестел бумагами. – Иди, Андрей, иди работай. У меня дел по горло.

Донской молча пошел к выходу. В этот момент в кабинет заглянула секретарша Петрова:

– Алексей Степанович, вам Полянский звонит. По поводу вашей договоренности…

Андрей вопросительно повернулся к Петрову. Тот все так же сидел за столом и как загипнотизированный смотрел в лежавший перед ним чистый лист бумаги.

– Это что же получается? Что за договоренность такая? Ты ему заплатил? Или… – Донской даже растерялся от мгновенной догадки. – Или ты согласился подтвердить, что я брал фотографии из архива?

– Я ничего не знаю, не знаю… – замотал головой Петров. – Что ты себе вообразил… Иди работай. У меня дела…

– Что ж, счастливо! – Андрей вышел.


Он ворвался к себе, на ходу бросив секретарше:

– Меня нет!

Едва переводя дыхание от гнева, Донской сгреб в портфель все бумаги со стола. Но голова была удивительно ясной.

«Значит, продал меня? Коллега, друг, однокурсник… Продал! К чертовой матери, достало все! Пусть катятся: один – со своей дружбой, другой – со своей клиникой. У меня одно теперь осталось – Нина. Нина!»

Он снова набрал номер Гордеевой, однако аппарат все еще был выключен.

Погруженный в свои мысли, он не сразу услышал шум.

Дверь кабинета распахнулась, и влетела Валерия.

«Это уже слишком для меня сегодня», – ужаснулся Андрей.

Секретарша тянула девушку обратно в приемную, однако та грубо прошипела:

– Исчезни, дура! Я же говорила, я ЗНАЮ, что он здесь.

– Откуда такая осведомленность? – холодно поинтересовался Донской.

Он решил уже, если Валерия не уймется, вызвать охрану и выдворить ее. В конце концов, заботиться о клиентах «Галатеи» он больше не обязан.

– Я все про тебя знаю, все… Я знаю, во сколько ты ложишься и когда встаешь, что ты ешь на завтрак и что любишь в постели. Я ведь твоя любимая девочка, ты забыл? Твоя маленькая милая девочка… – Она сложила губы в обиженную гримаску и тут же истерически закричала: – А ты меня бросил. Предал! Ты был ночью у этой мерзкой бабы, Гордеевой. Я все знаю!

– Ты что, следила за мной? – Андрей сделал секретарше знак выйти.

– Следила. – Валерия кинулась к Донскому и схватила его за локоть. – Вот до чего ты меня довел! Я не могу без тебя… Я же люблю, люблю тебя. Я брежу тобой, как ты не понимаешь? Я должна знать, чем ты живешь…

– О боже! – Андрей отошел к окну.

Лил дождь, превращая золотой лиственный покров в темную гниль. Голые деревья стали похожи на рыбьи скелеты. Донской видел отраженную в стекле Валерию. Она оседлала стул и покачивалась взад-вперед, воображая, видимо, что выглядит эротично.

«Да она помешалась! Я же предвидел, что так будет», – подумал он.

– Дорогая, – осторожно начал Андрей. – Давно надо было тебе сказать… Ты не хочешь поговорить с психоаналитиком? Мне кажется, ты переутомилась, перенервничала. Подумай, я могу посоветовать хорошего специалиста…

– Ты что же, думаешь, я чокнутая? – Лера вскочила со стула и ринулась прямо на Андрея. Тот невольно поежился. – Пойми же, я люблю тебя. Я должна быть с тобой, должна…

– Но… Вспомни, я ведь женат, – мягко сказал Андрей.

– Ты меня не обманешь, – затрясла головой Валерия. – Она ушла от тебя, твоя ненаглядная Галина. Не удивляйся, я же говорила, что все про тебя знаю. Все! И твоя актрисулька тебя кинет. Уже кинула! Вся Москва знает, что у этой бляди роман с французским ресторатором. У них свадьба назначена на будущую весну. Но ты же у нас светской хроникой не интересуешься, вот и повелся как школьник.