Сомнений больше не было – это она, Нина Гордеева. Впечатленный открытием, Донской вскочил, залпом опрокинул полстакана коньяка и принялся мерить шагами комнату. Привлеченная шумом, в кабинет заглянула Галина, уже переодевшаяся ко сну в тонкую ночную рубашку.

– Ты что это? Неужели симпозиум так тебя удивил?

– А? Да, было много интересных докладчиков.

– Мм… Наверное, это один из них перепачкал всю твою рубашку губной помадой?

– Галя, ну что ты начинаешь, – раздраженно буркнул Андрей. – Что за манера выяснять отношения на ночь глядя.

– Я не собираюсь ничего выяснять, все давно уже выяснено. Просто мне кажется, нам с тобой лучше развестись. Катя уже взрослая, она поймет…

– О господи! – Донской подошел к бару и плеснул в стакан коньяка. – Это обязательно обсуждать сейчас? Честное слово, Галь, я очень устал!

Жена с сожалением посмотрела на него и, вздохнув, вышла из кабинета.

Донской не воспринял ее слова всерьез. За долгие годы брака она не раз заводила речь о разводе, устав от его вечной занятости, издерганности, сменяющихся пассий. Он давно уже сжился с легким чувством вины перед супругой. Впрочем, все можно объяснить: женился он молодым, ничего не знающим о жизни влюбленным болваном, а через полгода почувствовал первые приступы невыносимой скуки и отвращения к совместному быту. Только вот менять что-то было поздно – до Катькиного рождения оставалось меньше двух месяцев. С годами все как-то устоялось, Андрей не считал свой брак особенно неудачным и не горел желанием что-то менять.

«Ладно, завтра поговорю с женой, успокою ее, заставлю прогнать эти дурацкие мысли о разводе. Значит, Гордеева. Нина Гордеева…»

Наутро просматривая в Интернете новости прежде чем отправиться на работу, Донской обратил внимание на заголовок одной из статей: «Федор Полянский подает в суд на пластического хирурга». Андрей открыл полный текст статьи:

«Несколько дней назад в газете «Скандалы недели» появились фотографии знаменитого поп-исполнителя Федора Полянского, сделанные до и после пластической операции по подтяжке кожи лица. Фотографии были сняты в клинике «Галатея», в которую Полянский обращался в прошлом году. Кто опубликовал фотографии, доподлинно неизвестно, однако певец уверен, что к этому приложил руку оперировавший его пластический хирург Донской А. А.

«Поклонники были очень расстроены, когда увидели мое имя на страницах мерзкой газетенки, – заявил нашему корреспонденту Полянский. – А я сам… я настолько возмущен нечистоплотностью доктора. Ведь это нарушение врачебной тайны! Я глубоко переживаю эту ситуацию. Буквально не могу выступать. Надеюсь, кто-то ответит за мои испорченные нервы!»

По словам Полянского, его адвокаты уже обратились в суд с иском о возмещении морального ущерба. Реакцию оскандалившейся клиники нам узнать пока не удалось».

Донской хмыкнул, нашарил в кармане халата сигареты и отошел к окну.

«Война, значит. – Он щелкнул зажигалкой и выпустил в форточку колечко дыма. – До чего же все это глупо, противно! Что-то кому-то доказывать… И Петров снова будет выносить мне мозг».

Докурив, он постелил себе прямо здесь, в кабинете, на диване (слишком уж не хотелось сейчас продолжать разговор с женой). Донской ворочался с боку на бок, несколько раз открывал форточку, ходил в кухню пить воду. Заснул он только на рассвете.

Андрею приснилось, будто он вышел из клиники ранним утром. Он шел по городу, и не то тревога, не то грусть щемила сердце. Навстречу выехала поливальная машина, в водителе которой он с отвращением узнал девицу, чей нос ему пришлось корректировать дважды. Донской был отличным хирургом, но девушка достала его своими претензиями – требовала переделывать нос снова и снова и добилась-таки своего. Увидев ее за рулем оранжевого монстра, Донской поспешил спрятаться за колонну какого-то здания. Девица проехала – Андрей двинулся дальше. Его внимание привлек сторож, привалившийся к стене еще не открывшегося кафе. Под толстовкой у него Донской разглядел пятого размера бюст. Это тоже была частая его пациентка. Она хотела иметь грудь как у Мэрилин Монро, и, сколько Донской ни доказывал ей, что при росте в сто шестьдесят сантиметров такая грудь будет сгибать пополам тщедушное тельце, женщина стояла на своем.

Везде: в окне напротив, в проезжающей машине, в случайных прохожих – он узнавал бывших пациенток. Их бледные лица были суровы, а глаза с укором взирали на него: дескать, что же вы, Андрей Александрович, натворили, пошли против божественных заповедей, а вот и недовольные мы, и придется вам, Андрей Александрович, держать ответ за свои делишки… Донской заблудился в своем кошмаре и, когда увидел вход в подземку, обрадовался и побежал изо всех сил.

…Он успел вскочить в вагон, сел на освободившееся место и отдышался. Но, оглядевшись, ужаснулся: везде расположились его мучительницы, все, как одна, обритые наголо и похожие друг на друга. Донской вскочил и стал пробираться к выходу. Неожиданно двери раскрылись, и его выплюнуло из вагона. Андрей, холодея от ужаса, обнаружил, что стоит в середине огромной толпы одинаково лысых, с одинаково правильными чертами лица, с одинаково туго, до блеска, натянутой кожей женщин – своих бывших пациенток. Они подбирались к Донскому со всех сторон. Стало нечем дышать, и он что есть мочи крикнул:

– Что же вы это все делаете?

Но клоны безмолвно окружали его. Андрей упал, и до него дотронулись сотни рук, свет заслонили бритые головы. Он осознал свою смерть так пронзительно, так остро понял, что этот кошмар теперь навсегда с ним, что неожиданно проснулся и сел в постели. По лицу текли слезы.

«Как трудно быть богом, – с тоской подумал он. – Да что вы, Андрей Александрович, – тут же возразил он себе, – возомнили себя богом? Это же мракобесие чистой воды!»

Донской посмотрел на часы – без четверти восемь. Обрывки сна застряли в голове, мешали сосредоточиться, и встал он тяжело.

В клинику он приехал позже обычного. Стоянка была уже заставлена. Безуспешно потыкавшись в разные углы, Донской вышел из машины. Свежий воздух ударил в нос, и голова закружилась. Андрей на секунду прикрыл глаза, стараясь справиться с приступом тошноты от вчерашнего коньяка, и услышал вдруг:

– Андрей Александрович!

Он невольно дернулся, обернулся и увидел Нину Гордееву.

– Доброе утро! – весело поздоровалась она.

Нина стояла, прислонившись к капоту своего автомобиля. Легкий ветер трепал полы ее белого плаща, поигрывал завитками темных волос. Гордеева щурилась от солнца.

– Кого-то потеряли?

Он недовольно поморщился:

– Хочу позвать кого-нибудь, чтобы припарковали машину…

– Давайте я, – неожиданно предложила Нина.

– Вы?

Но она уже залезла на водительское место.

– Нина, бросьте!

– Андрей Александрович, отойдите от машины. – Она захлопнула дверь, лихо развернулась и, почти не маневрируя, припарковалась между двумя автомобилями. – Ап!

– Браво! – похвалил Донской.

Нина, усмехнувшись, отдала ему ключи и пошла рядом к зданию клиники.

– Нина, ну что мы как дети. Может быть, пора уже объясниться?

– Вы о чем? – Темные глаза смотрели на него тревожно и в то же время со скрытой надеждой.

И в ту же минуту откуда-то вынырнул Пашка и гаркнул:

– Здравствуйте! А вы снова к нам?

Нина растерянно взглянула на него, не узнавая, потом улыбнулась:

– Добрый день! Да, вернулась. У вас хорошо.

Пашка подхватил ее под руку, а Донской, раздосадованный сорвавшимся разговором, опередил их и быстро прошел к себе в кабинет.

Пашка же тараторил без умолку:

– Вы – моя любимая актриса. Я просто не поверил, когда увидел вас здесь. Ваш последний фильм – это просто что-то удивительное. Я чуть не плакал, вот честное слово! Когда вы в конце падаете на камни… И у вас такие глаза… И море шумит…

– Большое спасибо, – тепло сказала Нина. – Мне и в самом деле очень приятно!

– Но ведь это правда! А вы могли бы дать мне автограф? Я тогда всем буду хвастаться, что познакомился с вами.

Он расхохотался, довольный. Нина нахмурилась:

– Разве это не врачебная тайна, что я была здесь?

– О, конечно, я не стану говорить… Что вы! Разумеется, мы никогда про наших пациентов… Я скажу, что видел вас, видел… – Он замялся.

– Скажите, что я пригласила вас на съемочную площадку, – предложила Гордеева. – Хотите, приходите на самом деле, чтобы не пришлось врать.

– А что, можно? – Пашка не верил своему счастью.

– Ну конечно. Вот, скажем, послезавтра. Вы не дежурите? Вот и приходите, я закажу для вас пропуск. А теперь извините, мне пора на прием.

Она быстро пошла по коридору клиники. Пашка же так и остался стоять посреди приемного покоя.

В семь часов секретарша проводила в кабинет к Донскому Валерию.

– Зачем ты пришла? – спросил он.

– Фу, Андрюша, чего ты грубишь? Пришла, потому что соскучилась… – Валерия уселась на подлокотник кресла и принялась ерошить волосы Андрея. Донской неприязненно повел плечом. Теперь, когда все его мысли занимала Нина Гордеева, присутствие Леры раздражало.

– Послушай, здесь все-таки не дом свиданий, а клиника. У меня и так были неприятности после твоего последнего перформанса. Прошу тебя, прекрати являться сюда без предупреждения.

Валерия обиженно отстранилась:

– Ты злой! Ты очень злой сегодня, Андрей! Мне даже кажется, что ты больше меня не любишь.

Не отвечая, Донской принялся собирать бумаги в портфель.

– Так это правда? Ты разлюбил меня, да? Да?

– Мне казалось, о любви речь вообще не шла, – Андрей не мог больше сдерживаться. – Я давно хотел сказать тебе, что наши отношения пора прекратить. Ты сама жаловалась, что муж что-то подозревает, да и у меня… с женой неприятности.

– Это все отговорки. Ты подлая, жестокая сволочь!

Валерия хлопнулась в кресло и разразилась истерическими рыданиями. Пришлось вызывать медсестру, делать укол успокоительного, уговаривать, увещевать. Через час Донскому удалось-таки выдворить ее из своего кабинета. Валерия повисла у него на руке, он же, матерясь про себя, тащил ее через стоянку к припаркованной у ограды машине.