По улыбке Марти Фелисия поняла, что его терзают противоречивые чувства: с одной стороны ему не нравится, что над ним смеются, а с другой его привлекает новизна ощущения, и последнее, по крайней мере, сейчас перевешивает чашу весов.

Он сбросил халат – изысканное изделие из шелка с пейслийским рисунком[122] с шалевым воротником из черного муара – в таком халате Ноэль Кауард мог бы появляться на сцене.

Прошло довольно много времени с тех пор, как Фелисия в последний раз видела мужское тело, не считая Робби, конечно, поэтому вид Марти вызвал у нее определенное любопытство. Он был волосат – но в конце концов, об этом не трудно было догадаться по густым волосам на тыльной стороне его ладоней и тому факту, что несмотря на ежедневное бритье, у него на лице всегда была синеватая щетина. Но самое главное – у него было сильное, мускулистое тело, очень широкое в плечах, с плоским животом и хорошо развитой грудной клеткой молодого мужчины. Ей удалось увидеть его тело лишь на короткий миг перед тем, как он забрался к ней под одеяло, обхватил ее руками и прижался губами к ее губам, так что она не смогла бы подразнить его, даже если бы попыталась.

Ноги Марти были горячими как печка.

Она позволила себе расслабиться, успокаивая себя тем, что уже давно никто не хотел ее так сильно, и что давно она сама не чувствовала себя такой восхитительно порочной и свободной…


Они лежали в полумраке спальни и допивали шампанское; Фелисия курила.

– Мне пора идти, – сказала она.

– Конечно.

Ее успокоило то, что Марти, кажется, не счел нужным просить ее остаться. К тому же она подозревала, что он был рад проводить ее и вернуться к своим делам.

– Кто такая Сильвия? – спросила она.

– Ты читала мою почту. – В его голосе не было удивления.

– Ты же знаешь: если не хочешь, чтобы женщина читала твою почту, ты должен спрятать все письма, прежде чем оставлять ее одну в своей гостиной.

– Наверное, я стал забывать об этом. Вот что значит быть холостяком. Если хочешь знать, Сильвия была моим шофером.

– Для шофера она удивительно точно выражает свои мысли.

– Я бы сказал, что она обладает многими талантами.

– Она, кажется, считает, что ты поступил с ней несправедливо.

– Послушай, я – полковник, а она – капрал. Как мы выиграем войну, если офицер не сможет перевести своего подчиненного на другое место службы, не выслушивая жалоб с его стороны?

– Понимаю. Она что, не справлялась со своими обязанностями?

– Не в этом дело. Просто она стала досаждать мне, вот и все.

– И много здесь таких «сильвий»?

– Мне полагается только один шофер, Лисия.

– Бедняжка. Но я хотела узнать – у тебя много девушек? Я стою в конце очень длинного списка, или он не очень длинный?

– Средний. Это война, и мы все должны идти на жертвы.

– Это верно. Что значит «средний»? Десять? Двадцать? Конечно, это не мое дело, я понимаю.

– Он постоянно меняется. Сейчас у меня есть несколько девушек. Может быть, полдюжины.

– Это слишком скромно, Калибан, дорогой, для такого мужчины, как ты. А что бы ты сказал, если бы я попросила тебя бросить их ради меня?

– Я бы сразу же сказал: иди ты ко всем чертям! Но если подумать, мы, вероятно, могли бы прийти к соглашению.

– Все равно ты не стал бы говорить мне правду, я думаю. Ты сказал бы, что бросил их, а сам продолжал бы с ними спать, пока меня не было поблизости, верно?

Куик не спеша сделал глоток шампанского.

– Вероятно, – добродушно согласился он. – Большинство моих жен задавали мне тот же вопрос. Слушай, ты ничего мне не должна, я ничего не должен тебе. Слава Богу, ты замужем, и по-прежнему спишь с Робби. Я же не требую у тебя перестать это делать.

– И не можешь требовать. Он все-таки мой муж.

– Вот именно. Сказать по правде, я иногда размышлял о том, что произошло между вами тогда, когда ты забыла свою роль.

– Это был трудный период в нашей жизни.

– А Робби действительно интересуют женщины? Я хочу сказать, у меня создалось впечатление, что в нем тогда было не слишком много страсти по отношению к тебе. Да и сейчас, пожалуй, тоже. Конечно, он – англичанин, а англичан бывает трудно понять, когда дело касается секса. Мужчин, я имею в виду. Женщины везде одинаковы.

– В этом отношении у Робби все нормально. Может быть, мы перестанем говорить о нем?

Куик лежал рядом с ней на спине, положив ей руку на плечо, в расслабленной позе мужчины, который только что занимался сексом. Он мог чувствовать себя вполне довольным, подумала Фелисия. Там, где ему не хватало утонченности – а ему ее действительно не хватало, – он восполнял этот пробел своей жизненной энергией. Он обращался с ней как со шлюхой, силой заставляя ее принимать позы, которые ему нравились, хватал ее так сильно, что она была уверена, что на бедрах и ягодицах у нее должны были остаться синяки. Каждый сустав, каждая мышца ее тела болела, но приятно, и она, которая никогда не потела, до сих пор была влажной от пота.

Она старалась почувствовать свою вину, презрение к себе, отвращение к тому, что она сделала – позволила Марти сделать, даже поощряла его, – но ничего не почувствовала. На время все ее демоны успокоились, она освободилась от мыслей об «Отелло», от своих проблем с Робби. В первый раз с тех пор, как Робби начал отдаляться от нее, она испытала полное отсутствие всяких мыслей, которое было самым большим, единственным состоянием покоя, которое она знала. Она не могла отрицать, что с большим удовольствием нашла бы этот покой с Робби, чем с Марти Куиком, но Робби больше не мог ей его дать или не хотел.

Марти был уже в движении: он сел, начал поглядывать на часы, бросать нетерпеливые взгляды на телефон, своим поведением давая понять, что он не может проводить в постели больше положенного времени. Взглянув на прикроватный столик, Фелисия увидела многочисленные предметы, свидетельствовавшие о бессонных ночах Марти: стопки журналов и газет, бутылочки с лекарствами, многие из которых принимала и она сама – и которые, по ее мнению, были совершенно бесполезными, – блокноты и карандаши, полуразгаданные кроссворды. Для Куика, подозревала она, бессонница не была связана с тем, что он не мог спать, просто он не хотел тратить время на сон.

– Чертовски странно, – сказал Марти, – говорить сейчас о Робби, верно? Мы постоянно говорим о нем, все мы. Ты, я, твой друг Чагрин, Тоби Иден – когда бы мы ни собрались вместе, первое, о чем мы говорим – это Робби Вейн. Что он собирается ставить? Как он ладит с Фелисией? Получит ли он рыцарское звание? Так же и ты. Ты все время говоришь о нем, постоянно думаешь о нем, а он думает о тебе? Нет. Его мысли заняты его работой, верно? Я давно заметил, что когда Робби с кем-нибудь разговаривает, он улыбается такой улыбкой, будто ему нравится этот человек и интересно то, о чем тот говорит, но если присмотреться, его глаза пусты, как взгляд маленькой сиротки Анни.[123] Он просто отсутствует. Он и с тобой ведет себя так же?

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – сказала она, недовольная тем, что он вернул ее к реальности, – но это не так.

– Перестать рассказывать мне сказки, – сказал он. – Я видел его с тобой. Это притворство. Очень убедительное, не спорю, но в постели оно не действует, не так ли?

– Я не хочу говорить об этом.

– Если бы это было неправдой, ты не была бы сейчас здесь. Я это знаю, и ты это тоже знаешь, так что давай не будем лгать друг другу.

– Да, Робби иногда бывает несколько отчужденным. К этому просто надо привыкнуть.

– А ты привыкла, Лисия? Забавно, но Натали Брукс говорила мне, что когда она впервые познакомилась с вами в Лос-Анджелесе, вы показались ей настолько похожими на нее саму и Рэнди, что она почти расплакалась.

Упоминание имени Рэнди Брукса всегда заставляло ее насторожиться.

– Натали так сказала? Тебе?

– Да. Я много лет дружен с ней – если хочешь знать, это я познакомил ее с Рэнди. Она как раз искала себе мужа, и уверяю тебя, это была трудная задача. Дочь самого Лео Стоуна! Ну я думаю, в киноиндустрии было полно парней, которые хотели бы на ней жениться, да только такая девушка, как Натали, не захотела бы выйти замуж ни за одного из них – неудачники, подхалимы, зануды. Парни, за которых она могла бы выйти, те, которые уже добились успеха, как Милтон Аура, продюсер, или Авель Гриф, режиссер, сразу просчитали, что если они сделают Натали несчастной, то Лео обрушится на них как бетонная плита, и от их карьеры ничего не останется. Кому это надо? Так что для Натали Рэнди был идеальной находкой – он уже был звездой, ему не нужен был Лео, а если он был нужен Лео, то тому стоило только позвонить Аарону Даймонду и заключить договор. Что касается Рэнди, то ему надо было жениться, и чем скорее, тем лучше.

– В самом деле?

– Точно, но это уже другая история – о которой лучше поменьше болтать. Я просто хочу сказать, что Натали увидела в том, как Робби относится к тебе, большое сходство с отношением Рэнди к ней самой. Он играл роль любящего супруга, и очень неплохо, но он не испытывал этих чувств. Я помню, как Натали однажды сказала мне: «Нелегко жить с человеком, который может так искусно притвориться кем угодно, даже любящим мужем – что даже заставит тебя поверить в это!» Мне кажется, если подумать, это одно из общих качеств Рэнди и Робби…

Фелисия напряженно слушала его.

– А что еще у них общего? – спросила она.

– Черт, – сказал он, резко меняя тему разговора, – ты знаешь, который час? Если ты сейчас же не вернешься домой, Робби вызовет полицию, чтобы искать тебя. Мне тоже пора уходить.

– Учить дисциплине другого капрала? – В какой-то мере она была рада тому, что не услышала от него того, что боялась услышать.

– Да, дисциплину надо поднимать, дорогуша. А то скоро двадцатилетние шлюхи в военной форме начнут возражать полковнику. Между прочим, нового шофера зовут Амелия; она ждет тебя внизу, чтобы отвезти домой, потому что у тебя нет шанса поймать такси, хоть ты и звезда.