Вооружившись садовыми ножницами – хотя ни один уважающий себя садовник не станет обрезать растения в середине дня, – Виктория притворилась, что осматривает розы в палисаднике. Когда герцог в свое обычное время показался из-за поворота, сердце ее бешено заколотилось. Орудуя ножницами, она добралась до калитки возле тропинки, но, увы, ей досталось лишь скупое «Добрый день», а сам герцог величественно проплыл мимо.

На следующий день миссис Роуленд ждала его перед палисадником – и снова с тем же успехом. Герцог явно не желал с ней общаться. А потом на три дня зарядил дождь. Теперь герцог гулял в макинтоше и галошах, но она не могла делать вид, что работает в саду, потому что дождь лил как из ведра.

В конце концов, Виктория решила, что увяжется за ним на прогулку. Бог свидетель, она накинет на этого герцога мешок, обвяжет веревкой и притащит к Джиджи – чего бы ей это ни стоило.

На следующий день миссис Роуленд, надев белое прогулочное платье и удобные прогулочные ботинки, уселась в своей передней гостиной в ожидании герцога. Когда же он появился из-за дальнего поворота, она выскочила из своего укрытия и пошла ему навстречу.

– Я решила немного поразмяться, ваша светлость. – Улыбнувшись, она затворила за собой калитку. – Вы не против, если я пройдусь с вами?

Его светлость поднес к глазам пенсне, болтавшееся у него на шее, и смерил ее через стекла долгим взглядом. Боже милостивый, герцогская стать чувствовалась в каждом его жесте! Он был невысокого роста, но от его ледяного взгляда сам Колосс Родосский почувствовал бы себя карликом.

Герцог не ответил на вопрос. Выпустив из пальцев пенсне, лишь пробурчал:

– Добрый день, – и тут же зашагал дальше.

Чтобы нагнать герцога, Виктории пришлось припустить следом. Она, конечно, знала, что он ходит быстро. Но насколько быстро, осознала только после десяти минут безуспешных попыток угнаться за ним. На миг ей даже захотелось поменяться с высокорослой Джиджи своим скромным росточком.

Махнув рукой на благовоспитанную сдержанность и проклиная свои узкие юбки, Виктория пустилась чуть ли не бегом и наконец поравнялась с герцогом. Она заготовила множество историй из местной жизни, чтобы как-то начать разговор. Но ведь нельзя было поручиться, что герцог снова не умчится вперед. Поэтому Виктория сразу же перешла к делу:

– Ваша светлость, вы не согласитесь отобедать со мной в среду через две недели? У меня как раз будет гостить дочь. Уверена, она будет счастлива с вами познакомиться.

Придется съездить в Лондон и затащить Джиджи в гости. Но об этом она побеспокоится позже.

– Я весьма привередлив в еде, миссис Роуленд, и угодить моим вкусам может только мой личный повар.

Черт бы его побрал! Ну почему с ним так трудно? Что надо сделать женщине, чтобы заманить его к себе домой? Станцевать перед ним голой? Тогда он непременно пожалуется на тошноту.

– Мы обязательно…

– Но я подумаю над вашим приглашением, если взамен вы окажете мне одну услугу.

Если бы попытки идти в ногу с герцогом не отнимали столько сил, Виктория непременно остановилась бы как вкопанная – так велико было ее изумление.

– Почту за честь, ваша светлость. Чем я могу вам услужить?

– Как вам прекрасно известно, я поклонник тихой и спокойной жизни, – сказал герцог. Ей послышалось или она действительно уловила в его голосе сарказм? – Но даже самому большому поклоннику провинциальной жизни иногда не хватает городских развлечений.

– Истинная правда, милорд.

– Я уже пятнадцать лет не играл на деньги.

Ее герцог – игрок?! Но ведь он затворник, ученый, который исследует произведения Гомера, по уши зарывшись в старинные пергаменты!

– Да, понимаю, – ответила миссис Роуленд, хотя совершенно ничего не понимала.

– Меня неодолимо влечет к столу с зеленым сукном. Но мне лень ехать в Лондон, чтобы потешить себя. Может, вы окажете мне любезность и сыграете со мной несколько партий?

Виктории показалось, что она ослышалась.

– Я?.. На деньги?..

Она в жизни не поставила на кон ни шиллинга. По ее мнению, женщина, играющая на деньги, поступала на редкость безрассудно. Более безрассудной можно было считать только женщину, задумавшую развестись с человеком, который в один прекрасный день станет герцогом.

– Разумеется, я пойму, если вы против…

– Нет, вовсе нет, – услышала Виктория свой собственный голос. – Я не имею ничего против безобидной игры по маленькой.

– У меня предложение более интересное, – ответил герцог. – Ставка на кон – тысяча фунтов.

– Восхищаюсь мужчинами, которые играют по-крупному, – пискнула Виктория.

Да что же она несет?! Согласившись поступиться гордостью, она не планировала в придачу распрощаться с остатками здравого смысла. Равно как и лгать герцогу в лицо, потворствуя самой дурацкой и пагубной мужской слабости. Рано или поздно в жизни каждой доброй протестантки наступает момент, когда ей ужасно хочется наведаться в католическую исповедальню за простым и понятным отпущением грехов.

– Вот и славно. – Герцог Перрин удовлетворенно кивнул. – Значит, условимся о времени?

Глава 10

Январь 1883 года


– Мой дорогой кузен, великий князь Алексей, сегодня женится, – сообщила графиня фон Лоффлер-Лиш, более известная под ласковым прозвищем тетя Плони – сокращенно от Апполонии. Она приходилась матери Камдена троюродной сестрой и приехала на его свадьбу из самой Ниццы. – Я слышала, его невеста – никому не известная девица, которая спит и видит, как бы озолотиться за чужой счет.

«Не будь я прямым наследником герцогского титула, обо мне бы отзывались точно так же», – подумал Камден. Но основная тяжесть насмешек, которые непременно породит этот поспешный брак, ляжет, конечно же, на плечи Джиджи.

– Ваш благородный кузен наверняка отметит свадьбу с куда большим размахом, чем я.

– Весьма вероятно, – кивнула почтенная графиня. Волосы ее переливались редким оттенком чистого серебра и были уложены в замысловатую прическу. – Черт! Не могу вспомнить имя невесты. Элеонора фон Шеллерсхайм? Фон Шеффер-Бойядель? А может, ее зовут вовсе не Элеонора?

Камден улыбнулся. Тетя Плони славилась своей замечательной памятью. Должно быть, ее страшно раздражало, что она не может вспомнить имя, которое вертелось на кончике языка.

Камден подсел к графине и долил вина в ее бокал.

– А откуда сама невеста?

– По-моему, откуда-то из Польши. Вернее – из какого-то соседнего княжества.

– У нас там есть знакомые, – заметил маркиз. – Теодора, например.

Графиня нахмурилась, пытаясь сосредоточиться среди гула голосов; в большой гостиной «Двенадцати колонн» собрались родственники Камдена, съехавшиеся на свадьбу почти из всех европейских государств, хотя приглашения были разосланы за считанные недели до торжества. Его мать была вне себя от радости – наконец-то она могла принимать гостей в собственном поместье, пусть даже изрядно обветшавшем.

– Фон Швайнфурт? – упорно не сдавалась тетя Плони – Как ужасно стареть! В молодости я никогда не забывала имен. Так, дай-ка подумать. Фон Шванвиш?

– Фон Шнурбайн? Фон Шноттенштейн? – поддразнивал ее Камден. Он пребывал в превосходном настроении. Завтра в это самое время он будет сочетаться браком с самой замечательной девушкой на свете. А ночью…

– Фон Швеппенбург! – воскликнула графиня. – Вот! Я еще не совсем выжила из ума.

– Фон Швеппенбург? – Однажды во время физического опыта в лаборатории Камдена случайно ударило током. И сейчас его пальцы пронзил точно такой же разряд. – Вы имеете в виду вдову графа Георга фон Швеппенбурга?

– Бог с тобой! Нет, конечно! Его дочь. И зовут ее вовсе не Элеонора, а Теодора. Бедный Алеша совсем потерял голову от любви.

Маркиз в изумлении уставился на собеседницу. Неужели речь действительно шла о Теодоре? Но как же так?.. Ведь она совсем недавно уже вышла замуж? Ответ мог быть только один: пожилая графиня ошиблась. Да, скорее всего тетя Плони что-то не так поняла.

– Я виделся с ней несколько лет назад, когда мы жили в Петербурге, – осторожно заметил Камден. – По-моему, она недавно вышла замуж за какого-то польского князя.

Графиня насмешливо фыркнула:

– Хочешь сказать, что теперь у нее будет два мужа? Прелюбопытная вышла бы история, но, увы, это совершенно исключено. По Алешиным словам, его нареченная чиста, как арктический лед, и к тому же мать девушки следит за каждым ее шагом. Видимо, ты ошибся, мой мальчик.

Тремейну почудилось, что в голове его загудел колокол. Наполнив свой бокал до краев ликером, он осушил его одним глотком. Ликер, смешанный с коньяком, лился ему в горло огненным потоком, но он почти ничего не чувствовал.

– Еще только два часа пополудни. Не рановато ли прощаться с холостяцкой жизнью? – хихикнула тетя Плони. – Или у тебя уже дрожат коленки?

Камден не знал, дрожат ли у него коленки. Он вообще не чувствовал ни рук, ни ног, не чувствовал ничего, кроме замешательства и надвигающейся опасности – как если бы земля под его ногами внезапно разверзлась паутиной бездонных разломов и трещин.

Он встал и поклонился графине.

– Нет, нисколько не дрожат. Но с вашего позволения, дорогая кузина, мне надо уладить одно маленькое дельце. Увидимся за обедом.

Камден не смог придумать лучшего предлога, чтобы улизнуть из гостиной. Он бродил по безмолвным, продуваемым сквозняками коридорам особняка, и обрывки разговора с тетей. Плони по-прежнему звучали у него в ушах. Камден чувствовал, что тетя Плони не ошиблась, и это почему-то ужасно его пугало.

Не доходя до главной части дома, Камден повернул за угол и столкнулся со слугой, державшим в руках поднос для писем.

– Простите, милорд! – тут же извинился юноша и опустился на четвереньки, чтобы собрать рассыпавшиеся послания.

Пока слуга подбирал письма, Камден заметил, что два адресованы ему. Он узнал почерк друзей. Семестр уже начался – должно быть, друзья гадали, почему он до сих пор не вернулся. Он не стал сообщать приятелям о своей свадьбе – они с Джиджи решили устроить званый вечер-сюрприз в Париже. Ее представитель нашел для них просторные апартаменты на Монтень-Сен-Женевьев в Латинском квартале, от которых было рукой подать до места его учебы. Комнаты уже обставили самой необходимой мебелью, и туда уже вселились повар с горничной, чтобы подготовить все к их приезду, который ожидался через пять дней.