Громко стуча костылем, он быстро подошел к противоположной двери. Картер оставил ее открытой. Рекс толчком распахнул ее и увидел просторную, окрашенную в бледно‑зеленые тона библиотеку, где было очень много стульев. В одном из углов он заметил Бланш. Она сидела, положив сжатые кулаки перед собой, и пристально смотрела на них, как виноватая маленькая школьница.

Его сердце закачалось в груди. Он забыл, что Бланш жестоко играла его чувствами и вероломно разорвала их помолвку. Он забыл, что должен презирать Бланш или, по меньшей мере, не беспокоиться о ней. Там, за столом, сидел хрупкий ангел. И этому ангелу были нужны его, Рекса, помощь и защита.

Рекс стоял неподвижно. Он чувствовал, что по‑прежнему любит эту женщину, всегда любил ее и всегда будет любить. И теперь он жадно впитывал в себя взглядом ее изящный облик: другого случая увидеть Бланш наедине у него, возможно, никогда не будет. Их разделяла целая комната, но Бланш вдруг подняла взгляд от стола.

Увидев Рекса, она ахнула.

Он закрыл дверь и, хромая, медленно пошел к девушке. Его сердце стучало так громко, что он был уверен: Бланш тоже слышит, как оно грохочет.

Она смотрела на него пристально и без улыбки. Бланш явно нервничала.

Его душу наполнила огромная печаль. Почему им пришлось встретиться так?

— Я надеялся, что мы сможем остаться друзьями, — тихо сказал он.

До вчерашнего дня он хотел полностью забыть все, что связано с ней. Но сейчас он хотел бы возродить их дружбу, если это возможно. Он согласился бы и на такую крупицу прежних чувств.

Она проглотила ком в горле и спросила:

— Как вы вошли сюда?

Теперь уже Рекс молча смотрел на нее. Он был ошеломлен, увидев, какой бледной она стала, и еще больше потрясен тем, как исхудало ее лицо. Она похудела, и под глазами у нее были темные круги — явный признак того, что она плохо спит. Она выглядела очень хрупкой. Она выглядела больной.

В Рексе проснулись все его инстинкты защитника.

— Ваша подруга вела себя как хороший швейцар. — Рекс улыбнулся, вложив эту улыбку все обаяние, которое у него было. — Она прогнала меня прочь, но я поступил по‑своему. Если я испугал вас — а я вижу, что это так, — то, надеюсь, вы простите меня за это. — Она пристально взглянула на него, но он не опустил глаза. — Вы прощали мне и более серьезные провинности.

Бланш сделала глубокий вдох и ответила:

— Я не могу простить вас, сэр Рекс.

Он вздрогнул от изумления и неожиданности. Случилось что‑то ужасное, и теперь все пропало.

— Вы не можете поговорить со мной как с другом семьи?

Бланш сжала губы, и Рекс увидел, как она дрожит.

— Это для меня слишком тяжело, — прошептала она.

— Бланш, я не могу вас понять. Неужели я чем‑то оскорбил вас в Лендс‑Энде так жестоко, что ваша любовь превратилась в отвращение и ненависть?

Ее глаза широко раскрылись.

— Конечно нет! Ничего такого вы не сделали! — Она встала, качаясь, как молодой росток под сильным ветром. — Я не чувствую к вам ни ненависти, ни отвращения. — На ее глазах показались слезы. — Я восхищаюсь вами… и мы всегда будем друзьями.

Рекс закрыл глаза, подавляя безумное желание шагнуть вперед и обнять ее. Через мгновение он открыл их, ободряюще улыбнулся ей и сказал:

— Я тоже всегда буду восхищаться вами… и всегда буду вашим другом. Пусть это будет соглашением между нами, — весело предложил он.

Бланш судорожно вздохнула.

— Почему вы плачете? — спокойно спросил он. — И почему здесь оказался Пол Картер?

Бланш рывком подняла голову, и ее полные слез глаза взглянули в глаза Рекса.

— Разве до вас не дошли слухи? Или вы только что приехали в город?

— Я приехал вчера. И я слышал о вашей скорой помолвке.

Она мгновенно покраснела, отвела взгляд в сторону и тихо сказала:

— Я имела в виду другие слухи.

Рекс не сводил с нее глаз, пока она не подняла на него взгляд. Он понял Бланш, но притворился, что не понимает.

— Нет, их я не слышал.

Она хмуро улыбнулась и сказала:

— Я сумасшедшая.

Твердая непоколебимая уверенность, звучавшая в этих словах, привела его в ужас.

— Вы не сумасшедшая! Вы самая разумная женщина из всех, которых я знаю. Не попадайтесь на эту уловку. Это Дэшвуд убедил вас?

— Конечно нет, — ответила Бланш, качая головой, и слеза упала из ее глаз.

— Я должен поговорить с вами о нем.

Бланш потерла пальцами виски.

— Я не могу этого. Я не могу говорить о нем с вами, сэр Рекс: это слишком тяжело! — горячо воскликнула она.

От Рекса до ее стола было всего несколько шагов, и Рекс сделал их. Когда он подошел, она не встала с места.

— Бланш, у вас по‑прежнему бывают головные боли? Я не хочу быть грубым, но вы плохо выглядите, и это меня очень беспокоит.

Она покачала головой и сказала:

— Вам надо уйти.

А потом она дрожащей рукой потянулась к чашке с чаем.

Рекс вздрогнул, когда увидел на столе бутылку бренди и рядом ложку.

— Что это такое? — спросил он.

— Бренди мне помогает! — выкрикнула она, потягивая мелкими глотками свой чай. Когда она потом поставила чашку на стол, блюдце громко и беспорядочно задребезжало.

Рекс сдался. Он сжал в руке ее маленькую прохладную ладонь и сказал:

— Бланш, я пришел сюда поговорить о Дэшвуде, но я слишком беспокоюсь о вашем здоровье. Вы должны пообещать мне, что сегодня не подпишете никаких контрактов. Вы показывались врачу?

Она молча смотрела на две соединившиеся в крепком пожатии ладони — свою и его. Рекс увидел, что ее лицо покраснело.

— В чем дело, Бланш?

Она покачала головой, дотронулась рукой до виска и прошептала:

— Отпустите меня.

Он боялся это сделать и потому не сразу решился выполнить ее просьбу, но все же разжал руку.

Бланш вскочила на ноги и зажала ладонями уши. Ее лицо исказилось от ужаса.

— Бланш! — позвал он.

Она закричала и отвернулась от него, перевернув при этом стул. Рекс, грохоча костылем, шагнул к ней, но она упала на колени, закрыла руками глаза и стала всхлипывать.

— Что с вами? — крикнул Рекс, опустился рядом на свое единственное колено и обрубок второй ноги и обхватил Бланш рукой. Увидев лицо Бланш, он сразу понял: она не осознает, что он рядом. Она снова громко закричала и стала вырываться из его объятий. Ее лицо кривилось от страха.

Рекс был настолько потрясен, что отпустил ее.

Она согнулась, по‑прежнему стоя на коленях, и затихла.

Рекс был в ужасе. Он боялся говорить. И прикоснуться к ней он тоже теперь боялся.

Леди Уэверли вбежала в комнату.

— Что вы наделали?! — закричала она, потом опустилась на колени рядом с Бланш, обняла ее и крикнула Рексу: — Убирайтесь вон!

Бланш начала раскачиваться из стороны в сторону и что‑то бормотать так тихо, что Рекс не мог разобрать слова. Он лишь понял, что она снова и снова повторяет одно и то же.

Рекс нашел свой костыль. Сегодня он пришел с обычным костылем, потому что сломал усовершенствованный, поэтому ему пришлось опереться о стол, чтобы встать. Оказавшись на ногах, он какое‑то время стоял очень тихо, а потом спокойным голосом произнес:

— Я сохраню ее тайну.

Бесс Уэверли зло и гневно смотрела на него и плакала.

— Я хотел бы сказать вам несколько слов, леди Уэверли. Я подожду вас за дверью. — Он немного помедлил, потом решился и сказал: — Бланш, если вы можете слышать меня, то знайте: ничего не изменилось. Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам.

Бланш продолжала шептать что‑то нараспев, и Рекс понял, что она не услышала его.

Он отвернулся и наконец дал волю своим слезам. А потом он в сильнейшем страхе, хромая, вышел из комнаты.

Глава 19

Бесс стала гладить подругу по спине, стараясь сдерживать бушевавшие в ней самой чувства, чтобы успокоить больную. Она безумно боялась за Бланш. Больная с каждым днем чувствовала себя хуже, и в этом нельзя было сомневаться. Эти жуткие припадки повторялись каждый день, а иногда и чаще. Что, если Бланш медленно уходит в свой воображаемый мир, а уйдя, никогда не вернется назад? Больше всего Бесс боялась, что однажды припадок безумия у Бланш не закончится.

Эта возможность была так ужасна, что молодой даме было невыносимо думать о ней. Но думать было нужно из‑за возможной беременности Бланш. Со времени поездки в Лендс‑Энд прошло два с половиной месяца, и за это время у Бланш не было ни малейшего признака месячных, так что беременность была более чем вероятна. Если Бланш не излечится от того, чем она больна, как она сможет быть матерью своему ребенку? Бесс неутомимо уговаривала подругу выйти замуж как можно скорее: ребенку отец будет намного нужнее, чем самой Бланш — муж.

Бланш наконец выпрямилась и теперь сидела в нормальной позе. Бесс почувствовала себя легче. Больная начала аккуратно вытирать лицо. Она старалась не смотреть на Бесс, и та поняла, что подруга стесняется ее. Самой Бесс тоже было сейчас неловко.

— Позволь, я налью тебе этого чая, — тихо и ласково сказала Бесс и каким‑то образом сумела улыбнуться.

— Приступ прошел, — так же спокойно ответила Бланш.

Бесс поднялась на ноги и осторожно спросила:

— Ты вспомнила что‑то новое?

Бланш наконец взглянула на нее, потом тоже встала на ноги.

— Нет. Я все время оставалась в одном определенном моменте бунта, — ответила она и вздрогнула всем телом.

Бесс знала, что подруга твердо решила не вспоминать больше, если сможет, ни одной подробности того дня и убийства своей матери. Потом Бланш перевела взгляд на закрытую дверь библиотеки.

Бесс тоже подумала о сэре Рексе. Инстинктивно она была готова обвинить его в этом последнем приступе болезни. Но разве для этого была причина? У Бланш были приступы и тогда, когда сэра Рекса не было рядом. Приступы теперь случались так часто, что Бланш поневоле заперлась в личных комнатах своего особняка. Бесс не упрекала ее за это, но прятаться не было смысла: все слуги и так уже знали правду.