— Я собираюсь задать вам невероятно дерзкий вопрос.

Ее глаза широко раскрылись, но он не остановился.

— Я не совсем понял то, что вы сказали недавно. Вы сказали, что не знали, что поцелуй может быть таким. Я не представляю себе, что вы имели в виду.

Она отвела взгляд в сторону и стала играть прядями своих волос.

— Вы действительно хотите говорить об этом? — понизив голос, спросила она.

— Да, хочу. И вы, и я взрослые люди, и очевидно, что мы очень нравимся друг другу. Нет ничего плохого в том, что мы поцеловались, даже если поцелуй был пылким.

Ее взгляд мгновенно перенесся на его глаза.

— Целоваться — одно, обсуждать поцелуй — другое.

Она была права, а он нет. Это слишком деликатная и интимная тема для разговора.

Но он хотел знать, действительно ли она хотела сказать, что он ей приятнее любого другого мужчины.

— Я очень долго восхищался вами. И очень долго хотел поцеловать вас, — сказал он с почти грубой прямотой.

— Ох!.. Я об этом не знала. — Она села на край каменной ограды и изумленно спросила: — В самом деле? — Было похоже, что это признание ее ошеломило.

Он, хромая, подошел к ней и спросил:

— Можно мне сесть?

Она кивнула, он сел рядом и ответил:

— Да.

Она растерянно взглянула на него и напомнила:

— Мы же разговаривали так редко и всегда очень мало.

— Но теперь вы знаете, что я плохо уживаюсь со светским обществом. Сплетни обо мне правдивы: я мужлан и не умею очаровывать сердца.

— Сплетники ошибаются! — горячо возразила Бланш. — Со мной вы вели себя очаровательно.

Он улыбнулся и ответил:

— С вами легко быть таким. Вы так изящны и милы, что вас хочется очаровать.

— Я бы хотела, чтобы вы были лучшего мнения о себе, — медленно сказала она.

Он вздрогнул от неожиданности.

Она посмотрела на него пристально и очень прямо.

— Я хотела бы, чтобы та, которая разбила ваше сердце, не разбивала его — кто бы она ни была.

Он был ошеломлен. Ему пришлось довольно долго смотреть в сторону, чтобы заставить свое лицо принять спокойное выражение.

— Простите, но мое сердце вовсе не разбито!

— То, как вы говорили в ту ночь о любви, не позволяет мне согласиться с вами, — тихим хрипловатым голосом ответила она.

У него перехватило дыхание. О том, что его душа все эти годы болела из‑за Джулии, не знал никто, даже его брат Тай. Как Бланш могла догадаться? Но этот удар Джулия нанесла ему не одна, а вместе с Томом Маубреем, теперь Клервудом. И за десять лет, которые прошли с тех пор, оба супруга только и делали, что наносили ему глубокие раны. Если его сердце разбито, то из‑за маленького Стивена.

Он заговорил медленно и очень осторожно:

— Когда‑то мне была дорога одна женщина. Она предала меня. Но это было давно, и уже много лет, как я забыл о ней. Я не помню, что я сказал в ту ночь, но я твердо знаю, что мое сердце не разбито. — Он посмотрел на Бланш, подчеркивая взглядом эти слова.

— Вы сказали, что люди очень сильно переоценивают любовь.

— Не помню этого, — твердо ответил он, но теперь вспомнил, что именно эти слова он и сказал.

Она опустила взгляд и стала смотреть на свои колени.

— Конечно, это удобный ответ, поскольку я вмешиваюсь в ваши дела. Но для меня очевидно, что именно поэтому вы все время живете здесь, на краю мира.

Он не верил ее словам.

— Я второй сын своего отца‑графа! Из всех путей, по которым идут младшие сыновья знатных семей, я выбрал военную службу. Вы знаете, леди Бланш, что это имение я получил в награду. Вполне понятно, что я почти все время живу здесь. Я проводил бы в Лендс‑Энде и еще больше времени, если бы это понадобилось для его процветания.

Она мгновенно покраснела, но он заметил в ее глазах упрямый блеск.

— Все же вы могли бы чаще приезжать в город. Не отрицайте этого.

— Признаю свое поражение, — вздохнул он. — Я мог бы приезжать в город чаще, но мне не хочется видеть никого из образованного общества, кроме моей семьи. Извините меня за это. Именно поэтому, — тут в его голосе зазвучало торжество, — свет называет меня мужланом.

— Да, светские люди знают, что вы не любите их. Они чувствуют, что вы их презираете, и бросают в вас за это камни, — спокойно ответила Бланш.

Рекс улыбнулся в ответ. Он сделал это по необходимости, но все же ему стало легче: они прекратили обсуждать отвратительную для него тему его, возможно, разбитого сердца.

— Что такого ужасного в том, что я постоянно живу здесь, на краю страны, и зарабатываю себе средства на скромное существование? — спросил он.

Ладонь Бланш крепко сжала его руку чуть ниже плеча. Он замер, стараясь не дышать.

— Во многих отношениях это замечательно, — ответила она, потом заметила, что ее ладонь лежит на его руке, и убрала ее.

Ему приходилось делать огромное усилие над собой, чтобы не прикасаться к ней, и теперь он сдался. Он дотронулся кончиками пальцев до ее щеки. Их взгляды встретились.

— Скажите мне, что вы имели в виду. Мне кажется, что я неверно понял вас.

Ее рот открылся, и он почувствовал напряжение и пульсацию соединившей их невидимой силы. Он не мог ошибиться — эта сила существовала. От нее как будто стали плотнее и воздух, и его собственное тело. И он был рад этому грубой дикарской радостью.

— Я не очень хорошо помню, о чем мы тогда говорили.

Как его обрадовал такой поворот разговора! Он наклонился к Бланш и спросил:

— Может быть, я помогу вам вспомнить?

Потом он долго и с удовольствием рассматривал ее рот. А после этого не удержался и стал смотреть на ту маленькую часть ее груди, которую позволял видеть вырез ее ворота.

Бланш задрожала и подняла на него взгляд, затуманенный и умоляющий.

Рекс положил руку на ее затылок, крепко сжал его в ладони и наклонил голову, приближая губы к ее рту. Желание нахлынуло с такой силой, что он не мог ему сопротивляться. Воздух с шумом вырвался из его легких. Он крепче прижал девушку к себе и коснулся ее губ своими губами. А потом, отдавшись во власть охватившей его бешеной жажды обладания, он яростно, требовательно и широко раздвинул эти губы и глубоко проник языком в ее рот. Все это время какая‑то часть его сознания знала, как было бы, если бы не язык, а другая, мужская часть его тела глубоко проникала в ее тело.

Она беззвучно ахнула, а потом сама ответила на его поцелуй.

Он приказал себе сохранять власть над собой, но это было непросто, потому что он уже терял разум. Он почти был готов сдаться и утолить свое неистовое желание. Он уже не мог вынести давления сжимавших его тело брюк. Почти задыхаясь, он сумел прижать ее еще ближе и войти в ее рот еще глубже — так глубоко, что она задрожала в его руках и стала задыхаться. Он опустил ее. Голова у него кружилась, перед глазами стоял туман, но все же он пробормотал ее имя:

— Бланш!

Зеленовато‑голубые глаза девушки взглянули в его глаза.

Он хотел большего. Он был мужчиной и так восхищался этой девушкой, что не мог не желать ее. Но он вздохнул несколько раз и пробормотал:

— Освежил ли я вашу память?

И провел костяшками согнутых пальцев по нижнему краю ее щеки, потому что не мог держать руки неподвижно.

— Я не знала, — сказала Бланш, и в ее глазах заблестели слезы.

Он вздрогнул: она снова была готова заплакать, как в тот раз.

Бланш дотронулась рукой до своих губ, как будто была потрясена и озадачена.

— Почему вы плачете? Я не сделал вам больно?

Она покачала головой и, тяжело дыша, стала вытирать слезы со щек.

— Разве вы можете сделать мне больно поцелуем — даже таким, как этот?

Он был готов сказать ей, что этот поцелуй — лишь тень по сравнению с тем поцелуем, которым он хотел бы ее одарить. Еще ему хотелось сказать, что, если бы у него была возможность, он коснулся бы губами всех мест ее стройного тела, до которых смог бы добраться, насладился бы каждым дюймом ее кожи. Если бы у него была возможность, он услаждал бы ее, пока она не стала бы умолять о пощаде, и может быть, продолжил бы даже после этого.

— Меня до сих пор целовали всего два раза, — еле слышно сказала она. — И это были целомудренные поцелуи ради исполнения долга. Я не имела представления, что такое настоящий поцелуй.

Рекс был ошеломлен.

— Что?! — переспросил он.

Она пожала плечами, отвела взгляд в сторону и на мгновение закрыла глаза.

— Вы действительно хотите знать?! — Это был почти беззвучный крик.

— Вас целовали всего два раза за всю жизнь? — Его мысль работала с бешеной скоростью. Если ее целовали только два раза, всего два, значит, она никогда не была с мужчиной. Он недоверчиво посмотрел на Бланш.

— Мы не будем это обсуждать, — твердо сказала она.

Потрясение Рекса сменилось беспокойством. Она никогда не была в постели с любовником, какой же мужчина ее целовал? Должно быть, его брат Тайрел.

Бланш отвернулась. Она по‑прежнему дрожала. Было видно, что ей мучительно говорить об этом. Рекс, наконец, вздохнул свободно. Ну конечно, ее целовал Тайрел!

Они несколько месяцев были помолвлены — давно, восемь лет назад. Он предполагал, что Тай целовал ее, когда был ее женихом, но не желал об этом думать. Теперь он подумал об этом и сказал:

— Тай любил Лизи.

— Да. — Бланш печально взглянула на Рекса. — Мы оба исполняли долг. — Ее голос задрожал. — Нас не влекло друг к другу.

Рекс продолжал, не отводя глаз, смотреть на нее. Тай поцеловал ее всего два раза и невинно. Бланш Херрингтон только минуту назад узнала, что такое настоящий поцелуй.

И она еще ни разу не узнала то удовольствие и тот восторг, которые мужчина может доставить ей в постели.