— Ты ведь хочешь меня, Питер, да? Столь откровенное приглашение к блаженству невозможно было отвергнуть.

— Да, Габриэлла, да!

Их губы слились в поцелуе, и все обиды и беды отошли на второй план, а потом и вовсе перестали существовать. Он исследовал ее рот, наслаждаясь мягким сопротивлением, от которого покалывало язык. Он гладил ее кожу, боготворя малейшие изгибы ее восхитительной фигуры, и упивался теплом и податливостью тела.

— Сними… свой наряд, — шепотом попросил он и быстро скинул с себя рубашку.

— Она, словно загипнотизированная властностью его голоса, молча повиновалась. Габриэлла ждала его, пылая от страсти и готовая взорваться от малейшего прикосновения.

Она, обнаженная, лежала у его ног, и все же что-то было не так. Внезапно Питер осознал, что его смущает. Парик! Он стянул его и освободил волосы Габриэллы, туго стянутые на затылке. Они рассыпались вокруг головы, будто солнечные лучи.

Несколько бесконечно долгих мгновений он любовался своей женой, затем подхватил ее на руки и понес в спальню. Уложив Габриэллу на кровать, Питер вдруг рассмеялся.

— А где, скажи на милость, ты взяла такую дурацкую одежду?

— У… подруги, — пробормотала она, притягивая его к себе. — Ты ведь понял, какую роль я сегодня играю?

— Даже не догадываюсь, — признался он.

— Сегодня я Клеопатра, королева Нила, — она застыла и прошептала: — А ты Юлий Цезарь.

— Цезарь и Клеопатра, — усмехнулся он. — Так вот откуда эта безумная идея завернуться в ковер.

— Ты сама придумала, или кто-то подсказал? Впрочем, сможешь не отвечать: я и так знаю, чьи это штучки. Он захватил ртом ее сосок, и она застонала, обмирая от нахлынувшего вожделения.

— О-о, сделай так еще раз… да, да, вот так.

Габриэлла изогнулась и вскрикнула от удовольствия.

Когда первая волна жара схлынула, она вспомнила последние слова Питера и не на шутку перепугалась, значит, он все-таки подозревает заговор! Надо немедля рассеять его сомнения. Вот только как объяснить эту сумасбродную выходку?

— Ты, кстати, не прав, думая, что мне кто-то подсказал вырядиться Клеопатрой, — после недолгого размышления сказала она. — Просто я однажды видела такой сон.

— Сон? Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе снился я?

— Ты снишься мне каждую ночь.

— Надеюсь, это грешные сны? — он провел рукой по ее бедру, и тело Габриэллы тут же откликнулось на эту ласку.

— Это были восхитительные сны.

— Расскажи мне о них, — промурлыкал он, протянувшись на спину, потянул ее на себя.

Габриэлла ахнула, шокированная своим положением, и попыталась прикрыть грудь руками, но Питер не позволил ей этого сделать.

— Так что же мы делали во сне, а, Клеопатра?

— Ты разворачивал ковер и присоединялся ко мне, — почти простонала она, изнемогая под его взглядом.

— А потом?

— Потом мы занимались безумной, страстной любовью.

— Как? — шепнул он, языком прокладывая влажную дорожку к ложбинке между ее грудей.

— О, Питер, лучше я тебе это покажу.

Она припомнила все уроки Розалинды и продемонстрировала ему весьма смелый и еще более откровенный поцелуй.

— Дальше, — глаза его стали словно горящие угли.

— Потом ты раздел меня и стал ласкать… здесь и вот здесь, — с придыханием прошептала она, направляя его руки и моля Бога, чтобы он не останавливался.

— А что было еще? — потребовал Питер. Габриэлла едва могла говорить, ее переполняло желание.

— Я… я не помню.

— Попробую освежить твою память, — шепнул он, целуя ее шею. — Потом ты легла на спину, — Питер легко перевернул ее и раздвинул коленом ноги девушки. — И я заставил тебя извиваться, трепетать и задыхаться от наслаждения.

Он прижался к ее пылающей сердцевине, Габриэлла выгнулась ему навстречу и они слились воедино. Теснее, тверже, быстрее… Они двигались в одном властном ритме, сгорая от возбуждения.

— Я люблю тебя.

— Я люблю тебя.

Они соприкасались свободно и полно, любя друг друга без ограничений. Они исследовали богатство любви, пока страсть, достигнув апогея, не прорвалась восхитительным освобождением.

— Интересные сны вам снятся, леди Сэндборн, — поддразнил Питер, ложась рядом. Впервые он видел Габриэллу такой бесстыдно обнаженной, такой первобытно женственной и такой чертовски соблазнительной. Он не отрывал от нее глаз. В их таинственной глубине светилось чувство удовлетворения, завершенности и любви.

— То, что происходит наяву, намного интереснее, лорд Сэндборн, — с лукавой улыбкой отозвалась она. — Все самое скандальное и волнующее неизменно связано с вами, безнравственный вы человек. Что же я скажу теперь своему мужу? Он грозился убить меня за измену.

— Скажи ему правду, — усмехнулся он ее шутке.

— Правду?

— Ну, конечно. Скажи, что мы работали над книгой.

— Какой книгой, любимый? — не поняла Габриэлла.

— Правил.

Когда смысл дошел до нее, она от души расхохоталась, а он добавил:

— И не забудь упомянуть о том, что между делом мы занимались любовью всю ночь напролет.

Проснувшись на следующее утро, Габриэлла никак не могла понять, где находится. Сидя на смятой постели и моргая, она пыталась сориентироваться в окружающей обстановке. Лишь когда взгляд ее упал на вдавленную подушку рядом, Габриэлла все вспомнила и томно потянулась.

Ночь вожделения и любви. Боже, как она счастлива! Свою одежду она обнаружила на полу и, кое-как натянув экзотический наряд, прошлепала босиком в соседнюю комнату.

Питер сидел за столом и просматривал какие-то бумаги.

— Доброе утро, — проворковала Габриэлла. Он поднялся и окинул ее быстрым взглядом, избегая смотреть в глаза.

— Уже оделась? Прекрасно, это сэкономит время. Питер снял с вешалки свой плащ и накинул его жене на плечи.

— Едем.

— Как? Почему? Мы же еще не завтракали, может быть, выпьем хотя бы по чашечке кофе?

— Позавтракаешь дома, — отрезал он и подтолкнул ее к дверям. Что происходит? Почему Питер ведет себя так, будто предыдущей ночи вовсе не существовало? С непроницаемым лицом он спустился по лестнице, буквально выволок ее на улицу и усадил в карету. Габриэлла пришла в отчаяние. Неужели они расстанутся, не сказав друг другу ни единого слова?

— Питер, пожалуйста, — взмолилась она и схватила его за руку. По его телу пробежала нервная дрожь, и Габриэлла знала, что ее вызвало.

Страх? Он боится оставаться с ней, боится самого себя…

Питер резко отстранился, захлопнул дверцу кареты и махнул Джеку. Экипаж тронулся и медленно покатил по улице, увозя Габриэллу от мужа, от счастья, от любви…

В особняке на Парк-Лейн с нетерпением ждали ее возвращения, надеясь, что вернется она не одна. Но надеждам Розалинды и Беатрис не суждено было сбыться.

— Мне нет нужды спрашивать, как все прошло: твое лицо говорит само за себя, — заметила Розалинда, пристально разглядывая дочь. — Он показал тебе радугу на небе, или вы всю ночь считали сияющие звезды? Расскажи мне, я хочу знать подробности.

— Как вы вульгарны, Розалинда, — поморщилась леди Беатрис. Разве недостаточно того, что они были вместе?

— Мне нет! Они увлекли Габриэллу в гостиную и приступили к расспросам.

— Ну, дорогая, что произошло? Почему я не вижу триумфа в твоих глазах?

— Ох, мама, я уже ничего не понимаю, — несчастно ответила Габриэлла. Это была дивная ночь, и Питер был таким нежным и ласковым… А утром, не сказав мне и двух слов, он вытолкал меня за дверь! — в голосе девушки звучала обида. Розалинда задумалась, а потом уверенно заявила:

— Утренние нервы, не обращай внимания. Просто Сэндборн слишком долго был холостяком и сейчас испытывает запоздалое сожаление, — она похлопала дочь по руке. — Уж поверь моему опыту, волноваться совершенно не о чем. Ты стала его возлюбленной и ничто и никто не сможет этого изменить.

Габриэлла уныло кивнула и отправилась в свои апартаменты. Она с удовольствием приняла душистую ванну, немного отдохнула, потом встряхнулась и присела к окну. Ей хотелось разобраться в себе и в том, что произошло.

А что же все-таки произошло? Несомненно одно — романтическая выходка принесла ей желанную победу. Питер стал ее любовником, но отчужденность полностью не исчезла, и его утренняя холодность — яркое тому подтверждение. Но почему? Почему? Может быть, дело в том, что она заставила его покориться? А этот странный страх… Неужели он боится… любить ее?

Боится любить.

Эта мысль ошеломила Габриэллу. Он боится любви, ибо уверен, что, полюбив, потеряет власть над своей жизнью, лишится свободы. Но ведь это не так! Как же убедить его в том, что она не посягает на его душу? Как снова стать его другом?

Как?

Глава 21

Питер стоял и холле клуба и уныло смотрел на улицу через стеклянную дверь. Мелкий дождь заволок все сплошною пеленой, и его капли отчетливо барабанили по козырьку над крыльцом. Коротко чертыхнувшись, Питер вернулся в бар, надеясь, что ливень скоро закончится.

Полдня он провел на заседании палаты лордов, мечтая только об одном, чтобы все пэры Англии провалились сквозь землю: до такой степени надоела ему их пустая болтовня. Вечер Питер решил провести у «Брукса», справедливо полагая, что хоть там его никто не потревожит, но ошибся, как ошибался в своих предположениях уже много раз за последние несколько дней. Злой рок прямо у входа столкнул его нос к носу с Эрандейлом и Шивли. Гарри дурашливо приподнял шляпу и заметил, что Питеру невероятно повезло с номером в «Кларендоне», которым «так хорошо снабжается». А Эрандейл не преминул добавить, что слышал, будто леди Сэндборн-младшая заново отделывает его особняк в каком-то необычном, кажется, египетском стиле. Питер чуть не набросился на них с кулаками, и только присутствие лакея удержало его от этого. Впрочем, следовало ожидать, что После вчерашней ночи по Лондону поползут слухи и сплетни. Если до сих пор Питер питал слабую надежду на то, что Кэттон не узнал Габриэллу, то теперь она развеялась, как дым. К скандальному браку добавилась шокирующая выходка жены, и все это вкупе выставляло графа Сэндборна в самом невыгодном свете в глазах общества.