Идти с Валерией Викторовной вот так вдвоем по пустынной дороге было настолько необычно, что я забыл обо всех своих страстях и наслаждался самим фактом ее присутствия рядом со мной. Мы шли молча. Пустынность открытого пространства вокруг нас обостряла восприятие каждого мгновения. Если раньше мы находились в городской суете с толпами людей, беспрерывной чередой событий, множеством дорог, огней, транспортом, высотками, мостами и светофорами, то сейчас нас окружали простор и тишина. Это было место ее силы. Здесь она вынашивала идеи и писала, могла оставаться долгое время, и ей было хорошо. Я же понимал, что без нее умер бы здесь от тоски. Оказавшись вне городской суеты, я осознал, что собой представляю я и что она. Ее внутренний мир был куда насыщенней и богаче моего, и здесь, среди покоя и тишины, он был ее силой, а моей слабостью. Остаться здесь наедине с собой я не смог бы, да и не хотел.

Мы почти пришли. Валерия Викторовна заметила идущий из трубы дым.

— Глазам своим не верю, мама печь затопила! Я всегда так мерзну, прошу, прошу, а она только смеется в ответ. Теплынь, говорит, на улице, какая печь! Представляешь, всю жизнь здесь прожила, и все сама делает, даже хлеб сама печет. Все хозяйство на ней. Побежали греться, а то я замерзла, а ты? — на мгновение Валерия Викторовна вложила свои руки в мои. Руки у нее и впрямь были холодными, но от этого прикосновения во мне вспыхнул огонь.

Мы забежали в дом. Она повела меня в комнату, где ночевала прошлой ночью. Я увидел самую настоящую сельскую печь, на которой можно лежать. Валерия Викторовна предложила мне на нее залезть и погреться, что я и сделал с удовольствием. Впервые в своей жизни я лежал на печи и слушал голоса в гостиной. Галина Семеновна снова накрывала на стол. За то время, что мы отсутствовали, она успела приготовить ужин и ощипать еще одну утку, которой собиралась потчевать сейчас и передать дочке с собой в город. На все попытки разубедить ее в такой необходимости в ответ был выдвинут безапелляционный аргумент, — если в доме мужчина, должно быть и мясо.

Похоже, Евгений спал отдельно от Валерии Викторовны, так как в комнате был только один диван. Значит, Валерия Викторовна спала на диване с мамой, а Женя отдельно от них здесь, на печи. Знай я об этом раньше! Я торжествовал. Когда Валерия Викторовна вернулась и приложила руки к теплой стенке, я взял одну и поднес к своим губам. Но Галина Семеновна уже звала дочь. Я спрыгнул с печи и тоже пошел помогать. Снова нужно было носить посуду, и мы с Валерией Викторовной отправились во двор. Люся уже переместилась под яблоню перед домом. Она сидела на раскладном стульчике, закутанная в плед, и курила. Увидев нас, лишь помахала ручкой. Как объяснила Галина Семеновна, печь она затопила из-за Люси, потому что ребенок прибежал к ней с синими губами. Тут Галина Семеновна взглянула на меня и отметила мой румянец. У меня, и правда, пылали щеки. Когда мы зашли на кухню, увидели ведро с утиной головой и перьями, а вокруг, облизываясь, кружил кот.

Поужинали мы быстро, нужно было выезжать. Евгений хотел добраться до основной трассы засветло. Люся была рада отъезду, забралась в машину на переднее сиденье раньше всех и сидела там все время, пока Галина Семеновна собирала харчи для дочери и, как она думала, для все еще зятя. Когда все вещи были собраны и уложены в багажник, наступило время прощаться. Галина Семеновна горячо обнялась со всеми по очереди и радушно приглашала приезжать к ней в любое время, на любой срок. Люсе для этого пришлось выйти из машины, после чего она снова быстро заняла пассажирское место рядом с водителем. Я был этому только рад, это означало, что я буду ехать на заднем сиденье рядом с Лерой Викторовной. Машина тронулась. Галина Семеновна выбежала на дорогу и еще долго размахивала платком нам вслед.

До поселка, в котором когда-то жила бабушка Валерии Викторовны, мы добрались довольно быстро. Дом не был бесхозным, в нем теперь жила соседка, которой Валерия Викторовна этот дом отдала. Машина остановилась перед небольшим, уютным двориком. Из-за плетеного из лозы метровой высоты забора с глиняными горшками на колышках и деревянной лавочкой под ним была видна беленая хатка. Люся и Евгений решили остаться в машине. Я же с удовольствием и любопытством отправился вслед за Валерией Викторовной. Во дворе вовсю цвела черемуха. Ее аромат мы учуяли еще в машине. К дому вела аккуратная цементная дорожка, вдоль которой с одной стороны змейкой вился низенький плетень. Таким же образом были ограждены и клумбы. В саду было много фруктовых деревьев. Между яблоней и вишней расположилась ажурная металлическая беседка, сплошь увитая виноградом. Возле самого дома, с обеих сторон от входа, раскинулись кусты сирени. Этот двор мне больше напоминал дачный участок, нежели сельский. Все здесь было продумано и сделано с душой. Но это было только начало. В самом доме оказалось куда интереснее. Валерия Викторовна постучалась и толкнула увесистую деревянную дверь. Дверь поддалась, и мы вошли. Откуда-то изнутри мы услышали приветливый женский голос. Мы прошли через сени и оказались в просторной светлой комнате с деревянной отделкой внутри и каким-то невообразимо сладким запахом. Посередине стоял резной стол, на столе самовар, все остальное пространство стола занимала разложенная газета, а на газете отдельными кучками лежали сухие травы, бутоны и листья, которые, сидя на стуле, перебирала приятной наружности полноватая женщина лет шестидесяти. При виде Валерии Викторовны она чрезвычайно обрадовалась, они тепло обнялись. Я в это время с интересом смотрел по сторонам. На полочках вдоль стен красовались разноцветные банки с различными соленьями, красные — с помидорами, зеленые — с огурцами, отдельно перец, светло-коричневые — с лисичками, темнее — с белыми и опятами, дальше кабачковая и баклажанная икра, а затем шли всевозможные варенья и повидла. С деревянной балки по периметру головками вниз свисали пучки засушенных трав и бязевые мешочки. Смеси сушеных трав находились и в стеклянных банках, которые стояли на таких же полочках вдоль стены. В доме была точно такая же, как и у Галины Семеновны, печь. Но, несмотря на абсолютно одинаковую конструкцию, эта казалась намного уютнее. Саму по себе просторную и светлую комнату все эти травы, печь, деревянная отделка и ожерелья сушеных грибов на оконных рамах делали сказочной. Все, как я и воображал, по рассказам. Валерия Викторовна представила меня как своего любимого ученика. Лидия Михайловна, так звали женщину, просила нас садиться и указала на фигурную лавку. Так как на улице нас ждал Евгений, Лера Викторовна не собиралась задерживаться, но Лидия Михайловна сказала, что без чая с медом или вареньем из ее дома никто еще не уходил. Пока в самоваре грелась вода, нужно было что-нибудь выбрать из предложенных ею травяных смесей. Лидия Михайловна достала с полок банки, открыла их и поставила перед нами. Выбрать было весьма сложно, так как помимо банок, запах из которых бил в нос, было перечислено еще множество композиций и составов, а я совершенно не разбирался в травах. Из всего я запомнил только те названия, которые были на слуху, например, аптечные травы: календулу, ромашку, боярышник, зверобой. Конечно, я знал, что такое крапива, душица, листья лесной малины, смородины, земляники. Но что с чем комбинируется, не знал. Видя мое замешательство, Лидия Михайловна взялась помочь с выбором.

— Ну, избыточным весом, я так погляжу, ни ты, ни Лера не страдаете, так что облепиха с ромашкой не про вас. Это больше мне подходит. Облепиха с крапивой полезна всем, но энергии у вас и так хоть отбавляй. Успокаивающего предлагать тоже не намерена, разве что сами попросите. А вот иван-чаем, пожалуй, угощу, правда, прошлогоднего сбора, новый только в сентябре буду собирать. Слышите запах? — в ответ мы с Валерией Викторовной одновременно и интенсивно закивали головами. — Вот он и есть, его запах. Весь год благоухает. По составу — великолепный. А еще, это «мужская трава», хотя в вашем возрасте, Александр, это ни к чему. Я вам бутоны заварю, их и смешивать можно. Что любишь? Смородину, малину или землянику?

Я выбрал землянику, Лера Викторовна малину. Пили с медом, без сахара. Было очень вкусно. К окончанию нашего чаепития я знал об иван-чае практически все: и свойства, и как растет, и когда собирают, и как обрабатывают. Как оказалось, это настоящее искусство. Собирают его определенным образом, в определенные периоды и стадии цветения, сушат несколько раз, растирают, обдают кипятком, после чего сушат в печи и снова перетирают. В ход идут и листья, и цветы, и нераспустившиеся бутоны. Из предложенных нам нераспустившихся бутонов выходит самый нежный напиток. Я готов был долго еще сидеть вот так, с Валерией Викторовной, пить чай и слушать увлекательный рассказ Лидии Михайловны, но ничего не поделаешь, нужно было идти. Хозяйка дома не собиралась отпускать нас без гостинцев. Валерия Викторовна благодарила и, как могла, сопротивлялась, но пару банок с повидлом и ореховым вареньем для любимой Лерочки все же очутились у меня в руках.

Мы сели в машину. Люся спала, прислонив голову к стеклу, Евгений курил и листал дорожный атлас. То, что он зол, было видно невооруженным глазом. Я посмотрел на часы, мы действительно задержались, выходило, что мы пробыли в доме целый час. Евгений выкинул сигарету в окно, вернул атлас на место, в бардачок, и повернул ключ зажигания. Проснулась Люся.

На этот раз мы не петляли по проселочным дорогам и довольно быстро добрались до основной трассы. Женя молчал, Люся снова уснула, а Валерия Викторовна за все время только и произнесла: «А в доме ничего не поменялось, все, как при бабушке». Я тоже молчал, смотрел в окно и наслаждался и самой поездкой, и ее результатом. Впервые мы с Валерией Викторовной не спорили и не ссорились, впервые она со мной не играла, не провоцировала и не исследовала. И впервые я почувствовал себя в безопасности рядом с ней. А про одну с Люсей кровать я давно позабыл.