Я ехал от Ани домой и думал о своем отношении к членам Братства. Я понял, почему мне не понравилась та девушка, которую ко мне приставили в Доме. Потому что ее «доброжелательность» была наигранной. О неискренности говорила не сходившая с ее лица, совершенно одинаковая для всех улыбка. Как будто у нее в щеки были вставлены пружинки, из-за которых ее лицевые мышцы не могли находиться в статичном состоянии. Аня тоже рассказывала мне, что чувствует себя неуютно в Братстве именно из-за этой постоянной улыбчивости старших учеников, дежурных и других членов Братства. Правда, были еще и кандидаты. Вот среди них ничего подобного не наблюдалось. Но со временем и они подхватывали общую тенденцию. Из старших учеников Виталик и Юлия являлись исключением, они не перебарщивали с улыбкой. Их приветливости я верил. Фортунатэ не внушал мне ни малейшего доверия с самого начала. И только в г-же Марине всего было ровно столько, сколько нужно, ни больше ни меньше.

VIII

Я исправно продолжал дежурить в библиотеке по четвергам. Посетителей, как правило, было немного. В общем, не более двух-трех слушателей за дежурство. И еще ни разу в библиотеку не приходил кто-нибудь из старших учеников. Видимо, у них для этого выделялись специальные дни или особые часы. Пару раз заходили ребята из моей группы. При виде меня они немного удивились. Сближения с членами Братства, на которое я рассчитывал, не произошло. Я оставался новичком, который оказывает помощь Братству, за что ему мило и формально улыбаются. Г-жу Марину в Доме я не видел уже два четверга подряд. Тогда я отправился на вводный курс. Но ни в среду, ни в пятницу не застал ее на месте. Ее заменяла Тата, затем Форт. По правилам Братства, ученики к новичкам не допускались, исключительно старшие учителя.

Как только я слышал: «Марины Мирославовны сегодня не будет», — тут же вставал и выходил из аудитории. Это не укрылось от глаз дежурных. Они по-прежнему несли свою службу вне зависимости от кандидатуры лектора.

До Нового года оставалась неделя. Я вспомнил, как ровно год назад вместо лекции, по приглашению г-жи Марины, мы впервые отправились в Дом Братства. Помню ее в тот вечер, красивую, величественно прекрасную. Мне было трудно подолгу ее не видеть. Я скучал по ней, особенно в праздничные дни. В Братстве, как и в университете, начались каникулы. Конечно же, я попросил Аню поинтересоваться у Виталика, что с Мариной Мирославовной и как отмечают Новый год члены Братства. На первый вопрос Виталик то ли и сам не знал ответа, то ли знал, но не хотел говорить. В общем, как им было сказано, она куда-то уехала и со дня на день должна вернуться. А Новый год вроде бы будут встречать в Доме Братства в узком кругу — только руководители и старшие ученики. Виталик же собирался праздновать дома, так как дал обещание сыну провести Новый год с ним вместе. Аня же склонялась к мысли, что он не получил приглашения от Братства, иначе обязательно был бы там.

Я планировал встретить Новый год, как всегда, с семьей, а после полуночи собирался отправиться к друзьям. Валерию Викторовну я решил поздравить после Нового года звонком, и при удобном случае прийти с подарками на Рождество. А Марину Мирославовну во что бы то ни стало я собирался навестить до Нового года. С цветами я мог бы явиться и в Дом Братства, но мне этого не хотелось. Я надеялся увидеться с ней наедине, говорить с ней без официальной мишуры, выйти за рамки статуса ученика и предстать перед ней без ума влюбленным в нее парнем.

К встрече Нового года на протяжении дня я никак не готовился. Не ходил за покупками и подарками, не обсуждал место празднования с приятелями. Весь день я провалялся на диване в своей комнате. В пять вечера я принял душ, оделся и уже через четверть часа ехал в метро в направлении, которое было обозначено на карте в интернете. Введенный адрес высветился неподалеку от Дома Братства. Это объясняло, почему Марина Мирославовна оставалась в Доме допоздна. Она могла вернуться домой пешком. Пройти нужно было всего несколько кварталов.

В подземном переходе, где всегда полно цветов, я столкнулся с проблемой — цветов было мало и вид они имели, прямо скажем, неважный. Этого я никак не ожидал. Я ехал в полной уверенности, что выберу самые красивые и свежие розы. Ехать за цветами еще куда-нибудь времени не было, я боялся опоздать. Г-жа Марина могла уйти праздновать в Дом Братства, и тогда моя затея лопнула бы. Что-то нужно было делать, но что? И тут мне повезло, у самого выхода из метро я увидел людской круговорот — здесь продавались розы. Продавец не уставала расхваливать этот сорт, именуя его «гран-при». Цветы имели высокий стебель, свежие зеленые листья, сам цветок был почти черного цвета в форме небольшой раскрывшейся корзинки. Не такие, как я любил, но делать было нечего.

Две остановки я решил пройти пешком. На фоне белых заснеженных улиц темно-бордовый букет даже стал мне чем-то симпатичен. Нужный номер я увидел на жилом пятиэтажном доме. Я обогнул здание и зашел со двора. Передо мной было пять парадных. Дорожки к ним были расчищены от снега, в то время как палисадники утопали в сугробах. Под увесистыми белыми шапками кусты пригибались к земле. Я поднял голову. С карниза свисали огромные острые сосульки. Только теперь я заметил, что двор не был освещен. Но почти во всех окнах горел по-домашнему уютный желтоватый свет, который мягко освещал все вокруг. Я закрыл глаза и попытался представить, которое из окон ее. Таблички с номерами квартир на входной двери обледенели, их было не разглядеть. Я зашел в среднее парадное, напротив которого стоял. На лестничной клетке было четыре квартиры. А мне нужна была квартира под номером шестьдесят. Если я правильно подсчитал, она должна была быть именно в этом парадном на последнем этаже, крайняя справа. Меня бросило в жар. Я пустился вниз по лестнице, чуть не сбил с ног какую-то бабушку, извинился и выскочил во двор. Окна пятого этажа светились. Я решил подождать на улице, пока старушка зайдет к себе в квартиру. Мне нужно было как-то справиться с волнением. Чтобы отвлечься, я стал следить за поднимающимся по лестнице силуэтом. Когда бабуля скрылась в своей квартире, я снова зашел в подъезд, отряхнул снег с одежды, с волос, стукнул пару раз ботинками друг о друга, и ноги сами понесли меня по лестнице. Я взбежал наверх и перед дверью с нужным мне номером перевел дух. Сняв с цветов целлофан и набрав в легкие побольше воздуха, я нажал на звонок. За дверью залаяла собака. У меня сразу же появились сомнения, найду ли за этой дверью ту, которая мне нужна. Я уже мысленно ругал себя за то, что поверил какой-то базе данных, как услышал приближающиеся шаги и звук открываемого замка. В крайнем напряжении я застыл перед дверью и молил сам не знаю кого, чтобы мне открыла она.

Придерживая ногой фокстерьера, передо мной стоял седой мужчина в махровом халате. Я не узнал его. С толку меня сбил не только его домашний вид, но и его настороженное лицо. До этого дня я не говорил с Фортом, то есть практически не был знаком с ним лично. Цветы я предусмотрительно спрятал за спину. Я произнес ее имя-отчество. На этот раз без намека на приветливость или улыбку Форт оставил дверь открытой и молча удалился. Пес отправился вслед за ним.

— Марина, там тебя спрашивают, — донесся до меня его сиплый голос.

— Меня? Кто?

Мое сердце замерло. Она была дома. Это означало, что еще мгновение и я ее увижу. Я решил заранее, что после того, как отдам Марине Мирославовне цветы, сразу же уйду. У меня не было намерения врываться к ней в дом. Если быть честным, конечно же, я исходил из эгоистических соображений, был во власти желания увидеть ее и нашел повод его удовлетворить. Но сделать это я намеревался очень деликатно.

Я не верил своим глазам, навстречу мне по коридору шла г-жа Марина, мы были вне Братства, и она направлялась прямо ко мне. Я увидел совершенно другую, не ту, к которой я привык, женщину. Она была весела и беззаботна, а во взгляде притаился озорной огонек. На ней был легкий белый халатик с голубыми цветами, который неплотно прилегал к груди своим кружевным ободком. По длине он был выше коленей. Я растерялся. Забылись даже те простые слова, с которыми я собирался вручить ей букет. Я всеми силами старался отвести от нее взгляд. В конце концов, молча и посмотрев куда-то в сторону, я протянул цветы. Она только взглянула на них.

— Заходи!

— Спасибо, но я не могу.

— Нет уж, раз пришел, будь добр, проходи!

— Марина Мирославовна, простите, но я просто хотел…

— Саша, мне холодно, зайди, пожалуйста, и прикрой дверь. Тогда и расскажешь, с чем пожаловал.

Я выполнил то, что мне было велено, шагнул через порог и закрыл за собой дверь. Фортунатэ не было видно, собаки тоже. Я стоял в коридоре все еще с цветами. Я твердо решил вручить их ей и тут же откланяться. Но вместо этого я послушно снял обувь и последовал за г-жой Мариной, оказавшись, таким образом, в кухне. Мне было предложено сесть. Я сел.

— Сейчас вернусь, цветы поставлю!

Я остался на кухне один. Обстановка была самая обыкновенная, обеденный стол, стулья, газовая плита и кухонный уголок. Никаких излишеств. Марина Мирославовна появилась с цветами в вазе, затем наклонилась надо мной, показывая свою правую руку. На пальцах остались разводы синего цвета, которые она все еще пыталась оттереть.

— Это синька! Ею окрашивают цветы, — констатировала она, и поджав под себя одну ногу, села напротив. Я смутился. Мысленно я ругал продавщицу в переходе, которая склонила меня к этой покупке.

— Извините, я не знал!

— Ничего, бывает. Кофе хочешь? Вкусный, натуральный. Я сварю?

Она встала и подошла к плите. К счастью, Марина Мирославовна не переоделась, осталась в том же халатике. Я никогда не видел ее в такой открытой одежде. Обычно она скрывала свои формы закрытыми свитерами, жакетами, платочками, длинными юбками. Только теперь я мог оценить ее женственность и сексуальность в полной мере. У нее была прекрасная фигура. Выглядела она в таком наряде гораздо моложе и еще привлекательнее, чем обычно. Пока она следила, чтобы не убежал кофе, я не сводил с нее глаз.