Итак, в Пифагорейскую школу ученики принимались не совсем обычным способом. Вместо экзамена или собеседования кандидаты, сами того не ведая, подвергались различным испытаниям. Неотъемлемой составляющей ученичества, прежде всего, являлось сильное желание учиться. Когда новенький приходил поступать, ему говорили, что набор уже окончен, и предлагали прийти в следующем году. Те, у кого находились причины не приходить на следующий год, отпадали сами собой. Это означало, что их желание не было истинным, иначе они пришли бы и через год, и через два, и ходили бы до тех пор, пока не были бы приняты в школу. Но находились и упрямцы, кто приходил снова и снова. Для них испытания только начинались. Они были в чести, и их уже поджидали старшие ученики. Кандидаты проверялись на преданность в дружбе. Старший ученик, взявший шефство над новичком, знакомил его с остальными, показывал школу. А после говорил, что забыл что-то, и просил подождать его у входа. Сам же покидал здание через черный ход. Наступала ночь. И если наутро, не убоявшись темноты, холода, голода и опасностей, новичок все еще ожидал своего старшего друга под стенами школы, его считали преданным товарищем и он удостаивался права идти дальше. Когда дело доходило до экзамена, ставка делалась на честность. На доске рисовали три точки и задавали один единственный вопрос: «что изображено на доске?». Испытуемый должен был ответить, что он видит. Всего-то. Но некоторые воспринимали такое задание как насмешку и с обидой покидали аудиторию. Менее тщеславные после некоторых раздумий давали различные, порой надуманные и замысловатые ответы. Сдавали экзамен только те, кто честно отвечал, что видит три точки. Те, кто выдержал все испытания и сдал экзамен, допускались к занятиям. Но было одно условие — ученики должны были молчать во все время обучения. Они не могли задавать вопросов, обсуждать услышанное, пять лет подряд соблюдать молчание. Многие не выдерживали столь тяжкого испытания. В результате оставались достойнейшие из достойных. В награду они получали право встретиться с Учителем, с самим Пифагором. До этого они его не видели.

Проводя аналогию с Братством, я пришел к выводу, что в Братстве тоже есть иерархия и ступени ученичества: учителя, старшие ученики, члены, слушатели-кандидаты. Кандидатом я стал в тот самый день, когда провожал Аню в Дом Братства на просмотр фильма. Привела меня моя энергия. Сам того не подозревая, я стоял на пороге приключения-испытания. Хоть я и был настроен скептически, первый шаг был сделан. Как только я очутился на вводном курсе, передо мной явилась Марина Мирославовна, и на первом же занятии я влюбился. К счастью, мне не пришлось ждать ее появления пять лет в служении и тишине, как ученикам Пифагора, иначе я с ней никогда не повстречался бы. Из воинственно настроенного правдоискателя я моментально превратился в робкого и преданного слушателя. Сейчас я в Доме, в группе начального уровня, все еще слушатель, но первое испытание пройдено. Еще полгода, и я кандидат в члены Братства в группе уже первого уровня, и впереди экзамен. И так со ступени на ступень. Член Братства — это всего только нижняя ступень иерархической лестницы, вершина которой от таких неактивных слушателей, как я, сокрыта. А мое служение только начиналось.

На лекции я ходил исправно, никогда не опаздывал, лектора не перебивал, слушал внимательно, но на самом деле меня интересовало вовсе не Братство, а Марина Мирославовна. Прилежание мое было продиктовано страстным увлечением ею, а не идеологией Братства, в которой я, признаться, еще толком не разобрался. Со временем, все еще оставаясь послушным новичком, один день недели я решил посвятить совершенно иному направлению — университетскому курсу психоанализа и Валерии Викторовне. В Братстве меня еще никто толком не знал, поэтому никто не мог заметить тех перемен, которые уже стали происходить в ходе моих мыслей. Меняясь изо дня в день, они выстраивались в различные связи и комбинации, превращаясь в определенный образ мысли.

Я взялся за два учения сразу, которые вроде бы и не противоречили друг другу, но и общего между ними было мало. Я пытался сравнивать их между собой. Сведущим я не был ни в одном из них, но понимал, что в учении, преподаваемом Валерией Викторовной, все было прозрачно, без тайн и мистики, все звучало научно и аргументированно, а главное, входило в университетскую программу. В то время как в Братстве, вне курса г-жи Марины, возникало все больше и больше вопросов. Речь в Братстве уже велась об эволюциях, карме, перевоплощениях, тайных обществах и великих учителях человечества. Философия обернулась эзотерикой. Любимое Братством изречение: «Учитель приходит тогда, когда ученик готов», — для меня было вполне актуально. Я жаждал знаний и ко мне пришли сразу два учителя. Ученичество у первого предполагало послушничество и дальнейшее служение Братству. Но я не был еще готов посвятить Братству всего себя. У меня были свои интересы, учеба, друзья, и… Валерия Викторовна. Продолжая проводить параллели, я понимал, что, выйдя из Братства, стану походить на одного из тех несведущих, у кого не хватило отваги пройти все испытания в Пифагорейской школе и заслужить встречу с Учителем. Позиционируя себя не слишком прилежным учеником, я все равно не собирался оставлять Братство. Но моим учителем в нем могла быть только Марина Мирославовна и никто, кроме нее. И было в этом только одно «но». Заключалось оно в том, что понятие «учитель» исключает пол и сексуальную привязанность. А я при всем желании не смог бы исключить эти два фактора, потому что она была женщиной, от которой я был без ума. И если я и смог бы подчиняться, то только ей, но не Братству. От мысли, что я просто влюблен и стремление к такой женщине более чем естественно, я немного успокоился. Но все равно от всех этих размышлений голова шла кругом.

Я не заметил, как преодолел долгий путь в подземке и очутился на своей станции. Раньше подобные поездки казались мне длительными и утомительными, а теперь я едва успел выскочить из закрывающихся дверей. Я начал жить в своем измерении, в котором перестал замечать время.

Наступил четверг и мое первое дежурство в библиотеке. Прежде всего я включил компьютер и вошел в программу регистрации книг. Разобраться не составило труда, все было предельно просто. Я ожидал своего первого посетителя и волновался, что не смогу быстро отыскать запрашиваемую книгу. И вот ко мне пожаловали сразу три девушки. К моему счастью, они сдавали литературу, а не брали. Поэтому я только уточнил их фамилии и не задержал надолго. Они ушли, и я быстро отметил в их формулярах, что книги возращены. Продолжая сидеть перед открытой базой читателей, я от нечего делать водил мышкой вверх-вниз по списку фамилий, как вдруг меня бросило в жар от одной только мысли — ввести в строку поиска фамилию г-жи Марины. Уже через мгновение дрожащей рукой я набирал буквы и с замиранием сердца жал на клавишу «поиск». Прошли секунды, каждая казалась мне вечностью. Я не верил своим глазам, на экране монитора открылся формуляр на имя Власовой Марины Мирославовны. Я был уверен, что ее нет в базе и что она берет любые книги, какие только пожелает без всяких формальностей. Но это было не так. Чтобы пролистать полный список литературы, которая за ней числилась, требовалось время. Перечень был довольно длинный. Но мне уже было не до книг, раздел с адресом и телефоном был заполнен! Я не успел прочесть название улицы, мне помешали. В библиотеку вошла женщина. От неожиданности я подскочил на стуле, но успел на мониторе компьютера свернуть окно. Женщина извинилась за то, что напугала меня. Я только нервно усмехнулся в ответ. То, что название улицы точно не совпадало с адресом Дома Братства, я успел разглядеть! Женщина сдавала несколько книг и хотела взять другие. Я решил все записать в блокнот, чтобы не открывать при ней базу данных. Фамилия Власова была известна всем, и читательница могла заметить, что у меня открыто. Но это означало, что я не смогу посмотреть ни сектор, ни код и вообще удостовериться в наличии нужных книг. Названия я слушал, как приговор. На вопрошающий взгляд женщины, которая ожидала ответа, я с невинным видом заявил, что нужно смотреть и что я помогу. Я подвел ее к разделу эзотерики и очертил поле поиска. А сам отправился за стремянкой, чтобы просмотреть верхние ряды. Нужно было сделать все возможное, чтобы справиться с задачей как можно быстрее. Я рассчитывал на удачу. Не успел я поставить стремянку, как женщина обнаружила одну из нужных ей книг. К счастью, эта книга оказалась довольно объемной, и читательница заявила, что ей, наверное, будет достаточно пока одной. Остальные она возьмет на следующей неделе. Мысленно я был ей очень благодарен и от радости чуть не слетел со стремянки. В блокноте я наспех записал все, что требуется для внесения в базу данных, и теперь снова остался в помещении один. Оглядевшись по сторонам, я прислушался, не идет ли кто. Все было спокойно. Я нажал на клавишу. На клочке бумаги я наскоро нацарапал все буквы и цифры из формуляра Марины Мирославовны и тут же закрыл окно. Я перевел дух только после того, как нащупал бумажку в кармане брюк. Так я заполучил заветные адрес и номер телефона!

Теперь мне только оставалось приступить к исполнению своих непосредственных обязанностей и внести все данные о сданных и взятых посетительницей книгах из блокнота в таблицу. Пока я этим занимался, несколько раз доставал записку из кармана. Каждый раз мне хотелось удостовериться, что она на месте. Я снова и снова произносил про себя название улицы, номер дома, квартиры и все цифры из телефонного номера. Два часа пролетели незаметно. Мое первое дежурство близилось к концу. Оставалась уборка. Мне даже не пришлось ходить за водой. За ширмой я обнаружил швабру и кем-то предусмотрительно наполненное ведро. Я тщательно вымыл пол. Теперь нужно было вылить воду и сполоснуть ведро. С вопросом, где это можно сделать, я обратился к парню, работавшему за ближайшим столом в компьютерном зале. Не отрываясь от монитора, он сказал, что ничего выносить не нужно, все остальное он сделает сам.