— Вот снова вы! Что это за желания и влечения такие? От человека же все зависит!

— Все, да не все! Но ты прав, многое зависит. Безусловно, многое. Как думаешь, какова конечная цель психоанализа?

— Решить возникшую проблему, какая же еще!

— Не совсем. Решая, как ты говоришь, возникшую проблему применяя психоанализ, человек становится зрелым, взрослым. Взрослым не в смысле возраста. В процессе психоанализа человек начинает по-взрослому смотреть на жизнь и на решение проблем, он становится зрелой личностью. В раннем детстве закладывается фундамент для дальнейшего развития. Крепок фундамент — развивается здоровая личность, хотя и в этом случае возможны нюансы. А если фундамент шаткий? Так что творческий процесс — это выход для всех, вполне реальный и, главное, увлекательный путь достижения зрелости для каждого.

— Но, Валерия Викторовна, все в голове! И только мне решать, что в нее впускать, а что нет. Чтобы создать красивый мир внутри и вокруг себя, нужно, любить! Еще нужно окружить себя красивыми людьми, литературой, музыкой, искусством. Много заниматься, много читать и много работать. И, главное, все время любить! Любовь — это энергия. Я всегда получаю то, что хочу, но только если я действительно этого хочу. Если что-то не выходит, это означает лишь одно — желание не настоящее, не абсолютное, не истинное. Потому что при неистовом желании духа получится все! Надо просто желать, верить и идти, идти не сворачивая. На неврозы тогда не останется ни сил, ни времени. И если инстинкты конфликтуют с духовностью, тогда только от меня самого зависит, чью сторону принять. И понятно, чью!

— Интересно! И чью же?

Раздался звонок в дверь. Открывать пошел Артем. Я поднялся со своего места.

— Спасибо большое за чай, очень вкусный.

— Конечно, остывший и без сахара. А чего ты подскочил? Посиди еще.

— Пожалуй, пойду.

У двери раздались мужские голоса. Артем с кем-то поздоровался.

Я вышел в коридор. Пришедший мужчина снимал обувь. При виде меня он сразу же выпрямился и дружелюбно протянул мне руку.

— Я Женя!

— Александр! — пожал я руку в ответ.

— Женя, это мой студент. Саша, а это мой друг, — Валерия Викторовна выдержала паузу и добавила, — и бывший супруг! Но теперь мы только друзья, правда же?

— Правда же! — Евгений передразнил интонацию Валерии Викторовны.

Что-то не похоже это было на дружбу. Иначе зачем бы они флиртовали друг с другом…

— Лера, а почему твои гости уходят? Я помешал? Саша, оставайся, выпьем пива!

— Спасибо, поздно уже.

— Так давай, я тебя до Киева подброшу.

— Да, Женя, отвези! А то я буду волноваться. У нас эти автобусы то ходят, то не ходят…

— Нет, что вы! Я сам доберусь. Я же сюда как-то приехал, а значит, и уеду.

Валерия Викторовна и Евгений стояли в коридоре и смотрели на меня.

— Серьезно, не нужно. Спасибо!

— Ну смотри, а то, может, ты стесняешься? Так ты не стесняйся, все свои, правда, Лера?

— Спасибо, не нужно!

— Ну, увидимся еще! — Евгений повторно протянул мне руку, которую я пожал, и он отправился на кухню.

В коридоре я остался с Валерией Викторовной.

— Валерия Викторовна, извините, что…

— Когда приедешь, скинь сообщение. Договорились? Я буду ждать, — прервала меня она.

— Да.

— Саня, ты приходи, а то мне в этом доме и выпить не с кем, — донесся из кухни голос Евгения.

— Ну пока, увидимся! — как-то заторопилась Валерия Викторовна.

Я уложил распечатку текста и книгу по психоанализу в рюкзак и вышел за порог.

Я стоял на остановке, перед моими глазами было чисто поле. Мысли путались, эмоции бушевали. Мне не хотелось, чтобы Валерия Викторовна узнала о Братстве. И мне не хотелось, чтобы она сканировала меня своим психоаналитическим взглядом, подвергала анализу и интерпретации все мной сказанное. Уже сейчас это вызывало во мне сопротивление. Я любил, я хотел ее как женщину, поэтому мне нужно было видеть перед собой женщину, пусть строгую, пусть зрелую, пусть преподавателя, но точно не психотерапевта. Я готов был играть в игру «учитель-ученик», где ученик перерастет своего учителя, но не собирался затевать игру «психотерапевт-клиент», где клиента излечивают от любви. Но было ясно, что я уже попался на крючок ее чар, и теперь идти мне у нее на поводу и играть в ее игры. Валерия Викторовна — это сплошной секс, сплошная провокация. Она вызывала во мне желание, мое возбужденное состояние стало хроническим. Я стал зависим и одержим этим желанием. Я вовсе не умалял важности и значения сексуальных желаний в жизни людей, но и возводить их в культ мне не хотелось.

А мое влечение к Марине Мирославовне? В Братстве меня держала именно она. Выходит, что и там я находился по зову своих инстинктов? Даже если и так, то чувствовал я себя при этом совершенно иначе, нежели с Валерией Викторовной. Все, что было связано с г-жой Мариной и Братством, было романтично, почти сказочно. В моей голове преобладали поэтические образы, лишь благородные помыслы и стремления. Из ее уст звучали иные слова и понятия: дух, честь и идеал, а не инстинкт, сексуальное желание, страсть и вожделение. Если Марина Мирославовна и молилась, то только не Фрейду, скорее, Платону. Когда мы проходили индуизм и семеричную структуру человека, первому и низшему физическому уровню уделялся минимум внимания. Что об этом говорить, если это как раз то, в чем вряд ли можно усомниться. У нас есть тело. Каждый день мы утоляем голод, каждый день тело заявляет о своих желаниях, потребностях и нуждах. А вот трем высшим телам, следующим за четырьмя низшими, высшей, или божественной триаде, было уделено намного больше времени. После лекций в Братстве на душе у меня было легко и спокойно, я испытывал внутреннее удовлетворение от проведенного в рассуждениях о духовности времени, от стремления становиться лучше, чище, добрее.

После общения с Валерией Викторовной в голове был сумбур, неразбериха, кавардак и множество вопросов. Да, эти две женщины были совершенно разными. Но что-то связывало меня и с одной, и с другой, что-то тянуло меня к обеим. И не признаться себе в том, что без сексуального желания здесь не обошлось, я не мог при всем желании.

Домой я приехал поздно. Несмотря на дальнюю дорогу, я и не заметил, как добрался. Мама сказала, что мне звонила Аня. Перезванивать ей в такое время я не решился. Сообщение Валерии Викторовне я отправил еще из автобуса сразу же, как только сел в него. Ответа не было. Да, наверное, и не должно было быть. Но мне очень хотелось. Всю дорогу я не выпускал телефон из рук. Перед глазами у меня была она и высокий седовласый мужчина с мальчишеским выражением лица. Когда они стояли рядом, это была красивая пара. Евгений очень нежно смотрел на свою бывшую жену, даже передразнивая ее, смотрел с любовью. С его появлением сразу же что-то изменилось и в ней самой. Она говорила, что они прожили вместе, кажется, двенадцать лет. А теперь просто друзья?.. Мне сложно было в это поверить.

Дома я умылся и тут же отправился к себе в комнату. С собой в кровать я захватил распечатку и книгу. Лекции по психоанализу я положил рядом на подушку, а начал, конечно же, с романа Валерии Викторовны. Прочел его быстро, но потом очень долго не мог уснуть. Она не обманула, когда сказала, что это сплошное излияние чувств. Страстное излияние!

VII

После того как Валерия Викторовна пригласила меня к себе в гости, я часто бывал у нее, и мы очень сблизились. Панибратства я себе не позволял. Возможно, я выглядел чрезмерно стеснительным и нерешительным, но это была моя принципиальная позиция. Я всегда держал себя в рамках и не позволял себе никаких вольностей. Меня так воспитали. А здесь женщина, которая старше и по возрасту и по положению. Я обращался к Валерии Викторовне исключительно на «вы», и мне абсолютно не хотелось что-либо в этом смысле менять. Я не мог себе другого даже представить. Такое обращение сохраняло между нами дистанцию, и оттого она становилась еще желаннее. Даже вечером в постели, в своих фантазиях я обращался к Валерии Викторовне по имени-отчеству и на «вы». Мне нравилось все, что я при этом чувствовал, и нравилось, как я это чувствовал. С девушками-ровесницами я не испытывал ничего подобного. С ними у меня все было куда прозаичнее. Настоящую страсть во мне вызывали только женщины старше меня. Почувствовав эту страсть однажды, в ранней юности, я все время ее искал. И, хотя страстное чувство брало верх над разумом, я был счастлив оттого, что узнал о его существовании.

Теперь я был влюблен сразу в двух женщин старше меня. Влюблялся я всегда, сколько себя помню. Влюбленность делала мою жизнь яркой и заоблачно приятной, весь мир вокруг тут же преображался. Все, что в обычном состоянии доставляло мне неудобства, во влюбленном превращалось в радость. Когда я впервые влюбился, а это была моя вожатая, я полюбил и тихий час, и ходьбу строем, и купание по свистку, потому что во всем этом была она. Университет, в котором я находился больше по необходимости, нежели по зову души, с появлением Валерии Викторовны превратился для меня в место нашего знакомства. Я даже стал радоваться всему, что раньше меня раздражало: многочисленным ступенькам, пыльным подоконникам, расписанию с ошибками, вечно закрытым аудиториям и разным корпусам, в которые часто нужно перебегать. Никогда не подумал бы, что в университетских стенах можно испытывать нечто подобное. И теперь весь университет для меня заключался в ней, его я полюбил в ней, в Валерии Викторовне.

У Марины Мирославовны было Братство. Оно было ее неотъемлемой частью, крепостью, которая являлась убежищем от реального мира. И она была главной частью Братства, по крайней мере, для меня. Входя в Дом, я попадал в совершенно другой мир, необычный и тайный. Я еще не был способен охватить его целиком, но та видимая его часть, которая была мне доступна, начала приносить моральное и эстетическое удовольствие. Я уже привык к этому миру, и мне хотелось пребывать в нем все чаще и все дольше. Но Дом был нужен мне только вместе с ней. Без нее он не имел для меня абсолютно никакого значения. И в то же время для нашей будничной жизни это было настоящим приключением, привлекательным, изысканным, интригующим. При этом я совершенно не испытывал неприязни к реальному миру. Я не собирался от него отгораживаться. Отнюдь. Я был открыт и дружелюбен, быстро находил общий язык с окружающими меня людьми, отлично приспосабливался к различным ситуациям. Правда, вне стен Братства, на улице, я все чаще стал замечать невежество, грубость и хамство. Также я стал замечать печаль и усталость на лицах прохожих и пассажиров в транспорте. И еще я обратил внимание на привязанность людей к материальным благам, ко всему внешнему. Все чаще я отказывался от приглашения друзей провести время в каком-нибудь из столичных клубов. Мне это стало совершенно неинтересно. Я жил встречами и ожиданием встреч с г-жой Мариной и проводил бы в Братстве все свободное время, если бы вот так вдруг, нежданно-негаданно в моей жизни снова не появилась Валерия Викторовна.