Еще Фрейд утверждал, что существует и второй инстинкт — инстинкт смерти. Он верил, что людям присуще стремление к смерти. Понять это сложно, да и не хочется, особенно когда ты влюблен. Сам Фрейд к пониманию этого пришел, соприкоснувшись с размышлениями Шопенгауэра. У меня до этого не дошли руки. Углубляться в эту тему не хотелось, я был полон жизни, как никогда раньше.

Смотря на десятитомник, я подумал о том, насколько скудны и поверхностны мои познания об основоположнике психоанализа. Все, что о нем знал я, основывалось на вырванных из контекста предложениях и абзацах, да еще и в чьей-то, пусть и профессиональной, но интерпретации. Необходимо было прочесть сами труды, со всеми логическими цепочками и умозаключениями, и только после этого я имел бы право принимать или отвергать его идеи. Всегда имеет смысл читать первоисточник. А до того нужно честно признать, что я не читал его работ и, соответственно, обсуждать данную тему не компетентен. Я снова почувствовал себя несведущим, желторотым птенцом.

— Я молюсь на Фрейда, — с этими словами Валерия Викторовна появилась в комнате, — чай идем пить?

Она обняла меня, проведя рукой вниз по спине. Это было вроде бы дружеское, секундное и ни к чему не обязывающее объятие, но у меня вскипела кровь.

— Артем, сколько можно, займись наконец чем-нибудь полезным! Он у меня парень умный. Всегда мне помогает, вычитывает и редактирует все мои тексты. Надумал создать мне сайт, сам делает. Но вот эти игры…

Валерия Викторовна нежно взъерошила его волосы. Артем отклонил голову и продолжил играть. А мы с Валерией Викторовной отправились на кухню.

— Смотри, какой красивый цветок у меня теперь живет, правда?

Валерия Викторовна наливала чай и улыбалась. Я смотрел на ее руки, которые еще минуту назад ласково погружались в шевелюру Артема. То ли от этой ее нежности к нему, то ли от содержания одного из томов (а я уже успел наткнуться на разделы удовольствие, сексуальность, любовная жизнь, фантазии, эротика, ревность и тому подобное), то ли от прикосновения, или от всего вместе, но я был страшно возбужден. Чтобы как-нибудь совладать со своими чувствами, нужно было на что-либо переключить внимание. Я попросил Валерию Викторовну дать мне «Лекции по введению в психоанализ» домой. Пока она ходила за книгой, я открыл кран, смочил виски холодной водой и сел на место. Она вручила мне книгу, и это было моим спасением. Я тут же раскрыл ее, якобы вновь просматривая содержание. Чтобы Валерия Викторовна не заметила, что со мной происходит, я спросил, почему нам она читала этих ужасных постмодернистов, а на курсе у Ани они изучают психоанализ и произведения зарубежной литературы.

— Этих ужасных, как ты говоришь, постмодернистов очень даже интересно анализировать. Принцип-то один. Автор создает какие-то образы, каждый образ он наделяет некими чертами своей личности, как правило, противоречивыми, и таким способом, иногда сам того не подозревая, прорабатывает свои внутренние конфликты. Писатели пишут и излечиваются, пишут вместо психотерапии. К тому же многие из них — мои коллеги, и со многими я знакома лично. К слову, о сублимации, о которой я говорила на нашей лекции. Если чувство не получает разрядки, если это безответное чувство или имеющее недопустимую форму, оно перерастает в невроз. Чувство рвется наружу и требует выхода, а разрядка не наступает в силу каких-либо причин или обстоятельств, тогда самый верный путь дать этот выход в творческом процессе, как сделал ты.

— Но я не…

— Скажу тебе по секрету, у меня тоже есть такая вещь. Точь-в-точь как у тебя, сплошное излияние чувств. Так что знай, я тебя понимаю. В твоем рассказе я узнала себя, какой была десять лет назад. Но запомни, издатели не любят чрезмерно эмоциональных авторов. У них в цене холодный ум и расчет. И это парадокс, потому что испокон веков все самое гениальное создавалось в сверхчувственном порыве. Посиди, я сейчас.

Валерия Викторовна долго отсутствовала. Я залпом выпил свой чай, и меня бросило в жар еще и от чая. Книга до сих пор оставалась открытой у меня в руках, и я начал просматривать первую главу. После первой страницы я сдался, сосредоточиться здесь и сейчас мне было не по силам. Вернулась Валерия Викторовна и протянула мне распечатанные листы.

— Держи! Это первый вариант, еще до редактирования. Но запомни, это пример того, как не нужно писать!

Интонация и улыбка, которые сопровождали слова Валерии Викторовны, сбили меня с толку. Я не мог понять, говорит ли она всерьез или шутит. В любом случае я собирался это прочесть и как можно скорее. Я буквально сгорал от нетерпения. Она спросила, не налить ли мне еще чаю. Я поблагодарил и кивнул. Снова передо мной были ее руки, близко. Я смотрел на них и невольно сравнивал с руками Марины Мирославовны. У г-жи Марины они были белые и изнеженные. Хозяйка дома налила чаю и себе.

— Вот сахар, клади! Пишущему человеку открывается дверь в его внутренний мир. Он может заглянуть в самые его глубины, о наличии которых некоторые даже и не подозревают. В большинстве своем люди спасаются от мыслей бегством, стараются не думать, бегут в суету и не могут потом из нее выбраться! Боятся одиночества, как чумы. Не читают, не мыслят, ничего не создают, растрачивают себя попусту! Не спорю, узнавать себя не всегда приятно, но безумно интересно. Этим и отличается писатель. Он не может скользить по поверхности. Спуститься в пучину своего бессознательного и побродить по самому его дну удается лишь людям отважным. Главное условие для работы — это полное одиночество и абсолютная честность с самим собой. Ты же знаешь классическое правило психоанализа — предельная откровенность, без каких-либо оценок и вне всякой цензуры! Это золотое правило распространяется и на писателей. Можно даже сказать, что залог успешного творческого процесса заключен в этом правиле. Так вот, обязательное условие творческого процесса — это встреча с собой один на один. Такая встреча может вызвать мощное эмоциональное переживание. Вреда не будет точно, и, поверь, оно того стоит! По сути творческий процесс и психоанализ есть одно. Разница только в том, что творческие люди погружаются в себя сами, а остальные совершают это погружение в сопровождении профессионального инструктора — психотерапевта. Человек выбирает сам.

— Но, позвольте, что значит сам? А если я не писатель, не художник, не музыкант и ни к какому психотерапевту я не собираюсь? Я учусь, меня вполне устраивает мой университет, моя специальность, я собираюсь стать хорошим специалистом в своей области. Для души у меня есть Братство. Я влюблен (в этот момент перед моим взором промелькнул образ Марины Мирославовны). Мне нравится все, что со мной происходило раньше, и все, что происходит теперь. Мне все нравится, меня в жизни все устраивает! Я счастлив, в конце концов! Из предлагаемых вами вариантов, мне не нужен ни первый, ни второй!

— Ты в этом уверен?

— Уверен!

— Да уж, энергия бьет ключом! И юношеский максимализм тоже, — она улыбнулась, и я снова не мог понять, иронизирует она или говорит серьезно, — ты, Саша, талантливый парень.

— Я, Валерия Викторовна, идеалист!

— И эстет, я помню! Но должна сказать, гордыня в тебе неуемная. Все люди, Саша, очень разные и в то же время совершенно одинаковые. Мы все разные внешне, а внутри у нас все органы устроены одинаково. Но мы ведем разный образ жизни, и наши органы по-разному на это реагируют. С психическим складом ума все то же самое. У нас одинаковые этапы становления, взросления, одинаковые переживания, стремления, желания и страхи, все мы стремимся к счастью и все мы боимся смерти. Но какие же разные формы все это приобретает у каждого в отдельности, насколько все индивидуально! Одни склонны к моментальному выражению своих чувств, другие, наоборот, все держат в себе. Одни всегда жертвы, другие всегда манипуляторы. Одни…

— Простите, а нормальных людей нет? Просто нормальных людей, которым все нравится и у которых все в жизни хорошо?

— Есть, такие люди есть, но до поры до времени!

— То есть нормальных людей нет? Всех рано или поздно одолевают проблемы? И всем нужно обращаться к терапии?

— Настоящая проблема, Саша, возникает в том месте, где сознательное не уживается с бессознательным. Они сталкиваются и начинают конфликтовать. Необязательно, и не у каждого. Отчего это зависит, никто не знает, но, как правило, этому способствуют какие-нибудь жизненные обстоятельства. Когда именно придет в действие этот механизм, неизвестно. Еще раз повторюсь, бывает так, что он и не срабатывает. Но бывает иначе, живет себе человек, внезапно происходит нечто, что сталкивает сознательное и бессознательное лбами, и тогда происходит взрыв.

— Что это за «нечто» такое?

— Это «нечто» может быть самым незначительным или, наоборот, слишком значимым. Это может быть все что угодно, детская травма или инстинктивные побуждения. Фрейд полагал, что основы неврозов закладываются до шести лет, конфликт долгое время может не проявляться. Когда найдет коса на камень, никто не знает. Но если уж найдет, тогда нужно разгадывать ребус, составленный бессознательным, и искать причину конфликта. По Фрейду, в основе лежат два инстинкта…

— Валерия Викторовна, почему вы все время говорите о сексе? — не выдержал я и перебил ее.

— О сексе? Вообще-то, я говорю о психоанализе. Так вот, сексуальные желания пробуждают все дремлющие инстинкты, травмы и конфликты. Если эти желания и влечения имеют допустимую для личности и общества форму, тогда все хорошо. Если же они не совместимы с духовными, моральными и этическими нормами, то сами желания эти все равно никуда не деваются, они подавляются и вытесняются обратно в бессознательное. Там они ждут своего часа, ждут возможности проявиться. А на страже стоит сознание и не пускает. Проявиться они не могут, и тогда желания и влечения искажаются, кодируются и проявляются в виде агрессии или какого-нибудь симптома. С агрессией понятно, а вот симптом, как правило, чрезвычайно завуалирован, выражаться может мучительно.