Я улыбнулась: он держался как ни в чем не бывало. А на экране – заполненный толпой наружный двор. Все Заклейменные уселись на камни и свистят. Сидячая забастовка. У ворот собрались жители города, они тоже свистят, их стало намного больше, чем в тот момент, когда Креван возвестил Окончательное решение.

Рафаэль Ангело обернулся – возможно, увидел наше отражение в стеклянной перегородке. Улыбнулся мне и поднял большой палец. Я хотела ответить тем же, но стражи отреагировали так, словно я гранату бросить собиралась, – схватили меня за руки, завернули руки за спину. Я вскрикнула от боли: они вынудили меня согнуться под неудобным, неестественным углом.

– Дом, милый дом, – пропел один из стражей, останавливаясь перед моей прежней камерой. Тут ничего с прошлого раза не изменилось. За одним исключением: перешагнув порог, я увидела деда.

– Дедушка! – Я бросилась к нему в распростертые объятия. – Как ты тут?

Отодвинувшись, я быстро его оглядела, погладила руками его щеки, даже повернула его лицо чуть-чуть вправо и влево, проверяя, все ли в порядке, не сделали ли с ним что-то плохое.

– Все хорошо, все хорошо, – ответил он, снова притянув меня к себе, и я увидела на его глазах слезы. – Я боялся, что сжег тебя заживо, – пугливым шепотом признался он. – Пока жив, буду никогда себе этого не прощу.

– Но ты же меня не сжег, – напомнила я ему. – Вот она я.

– Но я не знал, целый день не знал. Не был уверен … Мне все виделось, как я поджигаю костер, а ты там. По ночам мне здесь слышались твои крики. – Он все крепче прижимал меня к себе.

– Дедушка, я здесь. Ты меня не сжег. – Понизив голос, чтобы стражи не слышали, я добавила: – Ты меня спас. Не забывай. Если бы не ты, мне бы не удалось бежать.

Он поцеловал меня в макушку, и я почувствовала, как он дрожит.

– Расскажи мне, что происходит, – попросила я, пытаясь вернуть его к реальности. – Почему тебя держат здесь? Они не имеют права просто так держать тебя.

– А! – устало отмахнулся он. – Каждый день у них новое дело, которое нужно изучить.

– Хватит! – прервал нас страж. – Свидание окончено.

Дед повиновался сразу же. Он был здесь уже четвертый день и знал, что сопротивляться бесполезно.

Я все же попыталась спорить:

– Я должна поговорить с дедом! – Но кто меня слушал.

Деда схватили и отвели в другую камеру, рядом с Рафаэлем, от моей – по диагонали. И хотя он, как мне показалось, утратил боевой дух – никогда прежде такого с дедом не было, – выглядел он неплохо. Здоровый, хорошо выбрит. Здесь ведь все налажено. О нем хорошо заботились. Только на волю не выпускали. Он слишком долго оставался наедине со своими мыслями, и дух его был сломлен. Это надрывало мне сердце.

Наконец я заглянула в соседнюю камеру, с внезапным, романтическим и даже идиотским желанием увидеть там любимого человека. Глупо, конечно, желать, чтобы Кэррик оказался рядом со мной – в неволе. Нет, пусть остается там, в реальном мире, на свободе – относительной свободе. Но здесь мы впервые с ним встретились, и, пока я была в этой камере, он был в соседней.

Я заморгала. Глаза конечно же меня обманывают. Показывают вместо реальности мечту. Но нет, видение не исчезло.

Кэррик стоял за стеклянной перегородкой и смотрел на меня.

Под правым глазом синяк. Я замерла, не в силах поверить. Воображение разыгралось или Кэррик действительно здесь?

– Прости, – прочла я движения его губ. Он тоже сдался?

– Твоего парня взяли нынче утром. Все, как встарь, да? – Стражи, смеялись, заперли дверь моей камеры.

Я бросилась к перегородке, распластала по ней ладонь.

Снова там, с чего начинали. Но теперь нам этого мало. Теперь я знаю звук его голоса, помню его прикосновения. В тот раз стеклянная перегородка помогла нам обрести друг друга – теперь она разделяет нас.

Я верила, что он в безопасности. Мой план не сработал.

И что толку лягать ногой стекло и кричать от гнева?

63

Недолго я оставалась в камере одна. Явились четверо: судья Креван, судья Санчес, судья Джексон и человек в белом мятом костюме из льна с седой козлиной бородкой, здорово обгоревший на солнце. Судьи были в красных плащах, герб Трибунала на груди. «Ревнители идеала» почтили меня своим визитом – в полном составе.

Они шагали ко мне гуськом, маленькая армия, выступившая в поход, у каждого папка под мышкой. Судья Санчес выглядела скверно, в широко распахнутых глазах – тревога.

Похоже, будет весело.

Кэррик, дедушка и Рафаэль тут же поднялись на ноги. Моя защита – пусть они отделены от меня стеклом, но их присутствие придавало мне сил. Страж отпер судьям дверь, они вошли в камеру, страж остался стоять в углу.

– Вы свободны, – сказал Креван стражу. Тот несколько удивился, что его отсылают.

– Сядь, Селестина, – велел Креван. Выглядел он усталым. Старым. Что ж, я рада: мне удалось основательно его потрепать.

– Лучше постою.

– Господи, Селестина! – Он стукнул рукой по столу, и неудачно загоревший тип подпрыгнул от неожиданности.

Я улыбнулась.

– Хоть что-нибудь можешь сделать, как тебе сказано?

– «Упрямство – нежелание принимать перемены», – процитировала я его слова.

Он явно был на гране срыва, и я наслаждалась каждым мгновением. Судья Санчес смотрела на него с тревогой и с такой же тревогой на меня. Донесу я на нее – вот все, что ее интересовало.

– Я знаю, что вы сделали с моей сестрой Джунипер. – Я посмотрела ему прямо в глаза, прекрасно понимая, что он знает: там, на вершине горы, он, конечно, схватил меня, а не ее. – Другим судьям это известно?

Джексону известно: он глядит на Кревана с неудовольствием.

– Да, случилось прискорбное недоразумение – впрочем, как я слышал, вас с сестрой и раньше путали.

– А с кем вы перепутали Колин, Логана, Гэвина и Наташу?

Джексон не сводил глаз с Кревана. Похоже, он был тоже не прочь услышать ответ.

Креван не терял хладнокровия:

– Они, как и стражи, помогали особой команде, занимавшейся твоими поисками, Селестина. Трибунал серьезно относится к нарушителям, уклоняющимся от наказания.

Это спокойный тон напугал меня. Неужели ему все сойдет с рук? Даже после того как мама ворвалась в больницу с полицейским, адвокатом, газетчиком? Даже после того как в тайной больнице обнаружили мою сестру, пропавших подростков, обколотых до ступора стражей, журналистку и моего адвоката – ему снова все сойдет с рук?

– Я бы хотела поговорить с Селестиной наедине. Одну минуту, – заговорила вдруг Санчес.

– Зачем? – спросил Джексон.

– Как женщина с женщиной. Мне кажется, прежние отношения судьи Кревана и Селестины мешают им теперь понять друг друга.

– Тем не менее я предпочту присутствовать при встрече, – сказал Джексон. – Уверен, судья Креван тоже никуда уходить не собирается. Но вести разговор будем мы – на этот раз вам, судья Креван, не стоит вмешиваться.

Кревана такой поворот явно не устраивал.

Судья Санчес поглядела на меня:

– У меня была возможность обговорить с Селестиной некоторые вещи вскоре после Клеймения. И я надеюсь, что достигнутая договоренность остается в силе.

Наш договор в силе? Она и я против Кревана? Но Санчес уже один раз обманула меня – возможно ли ей довериться и охота ли мне доверяться?

Кэррик, дедушка и Рафаэль прижались к стеклянным перегородкам своих камер, пытаясь понять, что происходит в моей. Кэррик ближе всех, мне кажется, будто он совсем рядом, и все же он не слышит ни слова из этого разговора. Рафаэль сделал мне знак: пусть его впустят в мою камеру. В висках застучало. За что люблю математику – у каждой задачи есть решение. Следуй за теоремой, и обязательно найдешь ответ. А жизнь в последнее время сбивала меня с толку, никаких теорем, люди играют друг с другом в странные игры, на ходу меняя правила. Но если кто-то меняет правила, из этого не следует, что так же должна поступать и я.

– Кто вы? – спросила я обгоревшего на солнце человека в льняном костюме.

– Это Ричард Уиллингем, – ответил за него Креван. – С ним ты можешь обсудить свое дело. Правила Трибунала предписывают назначать Заклейменному законного представителя.

– У меня уже есть адвокат.

Креван выложил ручку на стол.

– Мистер Уиллингем срочно прилетел сегодня из-за рубежа, чтобы помочь нам.

– Извините, что из-за меня вам пришлось прервать отпуск, – обратилась я к адвокату. – Поскольку мой прежний адвокат, мистер Берри, еще не оправился от наркотиков, которыми его накачали, я намерена воспользоваться услугами моего нового консультанта. И нам не придется доставлять его сюда на частном самолете. Он уже здесь. Больше я ни о чем с вами говорить не стану, пока вы не приведете в камеру моего адвоката.

Все обернулись к Рафаэлю. Он помахал рукой.

– Он? – спросил Уиллингем.

– Я убедилась: когда людям приходится бороться за что-то, что им дорого, они становятся сильнее. За что вам доводилось в жизни бороться, мистер Уиллингем? Вам понадобятся серьезные доводы, чтобы я согласилась нанять вас своим адвокатом.

– Не понадобятся, – спокойно возразил Креван. – Мистер Уиллингем уже назначен твоим представителем.

Санчес и Джексон посмотрели на Кревана с недовольством: он нарушил правила. Я должна была выбирать сама.

– Полагаю, у мисс Норт остается право выбрать себе адвоката, – сказал судья Джексон, отменяя решение Кревана.

Пока Джексон, Креван и обгорелый Уиллингем обсуждали между собой новую ситуацию, Санчес непрерывно переписывалась с кем-то по мобильному. Хотелось бы мне знать, что она затевала.

– Мистер Уиллингем, благодарю вас. Я распоряжусь предоставить в ваше распоряжение самолет Трибунала, – произнес наконец Креван.

Мистер Уиллингем сильно расстроился и дал нам это понять, пыхтя и сопя и бросая на меня суровые взгляды, но ничего поделать он не мог. Руки связаны: начальство высказалось. Проходя мимо камеры Рафаэля, он быстро и брезгливо оглядел его с головы до пят.