Мысли заметались. Это было почти месяц назад. Целая жизнь прошла с тех пор.

– Нет. Она принесла кексы, которые испекла ее дочь. Я еще подумала, как глупо, мне ведь нельзя. Разрешена одна сладость в неделю, и в кексе больше калорий, чем мне положено.

– Значит, в одном из них, – сказал Рафаэль.

– Нет, я отдала их братишке. – Я поднялась, зашагал по комнате. – Мы бы заметили, если бы он проглотил … Что мы ищем, мистер Ангело? Файл? Диск? Чип?

– Скорее всего, небольшую флешку, – предположил он, – или карточку из телефона мистера Берри.

У меня оставалось всего пятнадцать минут.

– Что еще она передала тебе? – настаивал он.

– Я ее даже не видела. – Я изо всех сил ломала себе голову. – Мама не пустила ее ко мне. Сочла это неуместным.

– И ведь правда, – подхватил он. – Совершенно неуместный поступок для стража, и небезопасный. Значит, у нее была на то причина. Видимо, она передала видеозапись твоей маме.

– Еще был стеклянный шар, – спохватилась я. – Стеклянный шар с замком Хайленд внутри. Потрясешь, и сыплются красные блестки, похожие на кровь. Ничего более отвратительного не видела – не могла понять, как ей в голову пришло подарить мне такой сувенир после того, что со мной сделали в этом замке.

– Флешка там, – сказал он, вставая. – В стеклянном шаре, только там. Где он?

Я подозрительно присмотрелась к адвокату. Можно ли все же ему доверять? Я рассказала ему все – не слишком ли много? Лишившись этой записи, я останусь безоружной.

Я изобразила разочарование. Уронила голову на стол, вызвать слезы было легко, в последнее время они так и просились наружу.

– Я его выбросила, – солгала я. – Швырнула об стену, он разбился, и мама выбросила осколки. Несколько недель назад. Теперь уж не найти.

Рафаэль рассердился, но, кажется, поверил. А я тем временем отчаянно соображала, как вернуть шар. Звонить домой нельзя, разговоры конечно же прослушиваются – так Креван и узнал о записи, из моего разговора с мужем мистера Берри.

Какой же я была тогда дурой!

Десять минут в запасе.

Рафаэль выглядел встревоженным. Заставил себя сесть.

– Как я тебе уже сказал, Селестина, я мыслю нестандартно. В этом мое преимущество. Нельзя дожить до моих лет с такой внешностью и не научиться разным приемам борьбы. В юности самое страшное – отличаться от других, но с годами понимаешь: это отличие – твое оружие, твоя броня и сила. Твой дар. Я стараюсь мыслить нелинейно, делать именно то, чего, казалось бы, делать ни в коем случае нельзя.

– А именно?

– Что ты делала последние две недели?

Я нахмурилась, обдумывая этот вопрос. Бежала, пряталась, плакала, жалела себя. Попутно потеряла девственность, но вряд ли он об этом. Подняла глаза, испугавшись внезапно угаданного мной ответа:

– Пряталась от Кревана.

– Именно. Настала пора встретиться с ним.

39

Составив план, Рафаэль пошел в дом за ключом от машины. Телефон он оставил на столе. Я схватила трубку. После того как я позвонила с секретного телефона судье Санчес и стражу Кейт, я опасалась звонить Джунипер с того же номера. Возможно, он уже засвечен. Дедушка говорил мне, что Джунипер работает в городе, в кафе. Поразительно, все живут своей жизнью, только я замерла на месте.

Когда Трибунал предъявляет человеку обвинение, ответчик должен нанять себе адвоката. Если его оправдают, гонорар адвокату заплатит Трибунал, но, если будет вынесен приговор, все издержки ложатся на Заклейменного. Мистер Берри был самым лучшим и самым высокооплачиваемым адвокатом при Трибунале, на это ушли все сбережения моих родителей. Кроме того, моя мама, знаменитая модель, лишилась нескольких контрактов, а некоторые разорвала сама, потому что не желала больше рекламировать «идеальные» продукты, «идеальную» жизнь. Боюсь, она осталась вовсе без доходов. Папа работал на круглосуточном новостном канале News-24 и оказался полностью во власти нового управляющего – родной сестры судьи, Кэнди Креван. Она не позволяла папе отбирать и по-своему комментировать новости, тем более когда основной новостью сделалась его беглая дочь.

Итак, Джунипер нашла работу. Мы обе собирались поработать летом, до поступления в университет, но сейчас это превратилось в семейную необходимость. Джунипер старше меня всего на год, даже меньше, нас часто принимали за близнецов. В те недели, когда пресса осаждала наш дом, Джунипер не раз выступала в роли «ширмы», выходила из дома прямо в лапы фотографов и отвлекала их на себя, давая мне возможность ускользнуть через другую дверь. Но, хотя внешне мы очень похожи, характеры у нас совершенно разные.

Я любила школу, прекрасно училась, а Джунипер учебу ненавидела, ей все давалось с трудом из-за дислексии. Но, хотя оценки у меня были лучше, на самом деле Джунипер умнее. Она проницательна и гораздо лучше разбирается в людях и ситуациях, словно, глядя со стороны, узнала гораздо больше, чем я, всегда живо в чем-то участвовавшая. Она позволяла себе дерзости, сидя за одним столом с Креваном, и мне казалось, она склонна к теориям заговора, как и наш дедушка. В тот день в автобусе мы словно поменялись ролями: это она должна была прийти на помощь Заклейменному старику. Думаю, в каком-то смысле Джунипер стало бы легче, если бы ей поставили Клеймо, потому что она и так всегда чувствовала себя маргиналом. Клеймо стало бы для нее чем-то вроде почетного знака. Я многому могла бы научиться у сестры, если бы вовремя прислушалась. И мне так не хватало ее теперь.

Я звонила ей дважды в то кафе из дедушкиного дома. Только один раз она сама подошла к телефону, и я быстро положила трубку. Мне нужно было услышать ее голос, ничего говорить я не посмела, чтобы не подвести сестру. Но, если Трибунал проверит исходящие звонки, что тут странного, если дедушка позвонил внучке на работу.

Теперь я снова набрала этот номер.

– «Кофе Хауз», – сказал мужской голос.

– Позовите, пожалуйста, Глори.

Мне было также известно, что она работает под псевдонимом. Никто бы не взял на работу девушку, чья сестра разыскивается Трибуналом. Глори и Тори – вымышленные имена, которыми мы называли друг друга в детстве. Мы засовывали подушки себе под футболки, изображая двух толстых дам – владелиц кондитерской лавки. Часами лепили пирожные из грязи на заднем дворе, украшали травой и лепестками и угощали посетителей – чаще всего эта роль доставалась Эвану, и он, смеша нас и пугая маму, пытался в самом деле откусить кусочек.

– Личные звонки не разрешаются, – сказал мужчина.

– Ее бабушка умерла! – рявкнула я, и он тут же ретировался.

– Алло? – Ее голос. Тревожный.

– Глори, это Тори, из кондитерской.

– Это ты? – запнувшись, шепнула она.

– Да, – сказала я и чуть не заплакала. Сколько всего я бы хотела сказать сестре, но это сейчас опасно. У меня иссякали последние минуты, пора было уходить, пока не вернулся Рафаэль, пока стражи не добрались до лесного дома.

– Боже, с тобой все в порядке?

– Да. Но мне нужна твоя помощь. Мне кое-что нужно из дома. Сумеешь найти для меня?

– Постараюсь. – Она заговорила тише. – Но будет непросто. Они все время возвращаются, обыскивают снова и снова. И она забрала из твоей комнаты все подчистую. Не сердись. Мы не сумели ее остановить.

Я сразу же догадалась, кто такая «она» – Мэри Мэй.

– На следующий день, после того как ты ушла, она явилась и разгромила твою спальню, а после того как дедушка … Тогда она забрала все. Все твои вещи. Они что-то ищут, им не ты нужна, как мне кажется.

– Ты права, – ответила я. – Куда она это увезла?

– Не знаю, но она была в обычной одежде, не в форме, и приехала на личном автомобиле. Запихала все твои вещи в мешки для мусора и уехала.

Это она сделала после того, как забрали дедушку, когда они не нашли меня на ферме. Значит, всего два дня прошло. И меня все еще ищут, то есть запись пока так и не нашли. Будем надеяться, Мэри Мэй не выбросила стеклянный шар. Зная ее, есть все основания надеяться.

Послышались шаги Рафаэля, и я закруглилась.

– Спасибо, ты очень помогла, – поспешно сказала я. – Я тебя люблю. – Выключила телефон и снова положила его на стол.

– Я оставил секретарю Кревана сообщение с просьбой срочно перезвонить мне, как только судья вернется, – сказал Рафаэль, ставя передо мной стакан воды. – Уверен, он сразу сообразит, о чем речь, ему к тому времени уже донесут, что ты здесь побывала. Да и в любом случае мой звонок он заведомо сочтет важным.

Его явно тревожило то, с чем он связался. Вернее, с кем – с самим Креваном.

Но я не собиралась дожидаться, пока Креван отзвонит или пока стражи сюда явятся. Я давно перестала понимать, кому можно верить. И чем мучиться неопределенностью, предпочитала иметь дело с фактами. По крайней мере, я знала, кому доверять нельзя.

И мне достаточно было короткого звонка, чтобы добраться до Кревана.

40

– Арт, это я, – заговорила я, прижимая трубку к уху и подскакивая на ухабах серпантина в «мини-купере» Рафаэля. Сердце стучало оглушительно, грохот его отдавался в ушах, гнев ослеплял. Мне хотелось заорать во весь голос: «Я знаю, кем ты стал!»

– Селестина? – изумился он.

Я включила наушники, обе руки положила на руль, сосредоточиваясь. «Мини» летел вниз по склону горы.

– Где ты? – Голос надломился.

– Мы должны встретиться, – решительно заявила я. – Мне нужно кое-что тебе показать.

– Что?

– Видеозапись. Твой отец и я.

– О чем ты говоришь?

– Встретимся через два часа. На обычном месте.

Он молча обдумал, потом:

– Ладно.

Я оборвала разговор.

Тут Кэррик прав: Арт – наживка.

41

Я спряталась на вершине нашей горы, под покровом ночи. Меня мутило – Сьюзен впихнула мне какую-то еду (вкус я по-прежнему не могла распробовать), чтобы придать мне сил, но эта еда взбунтовалась. Я ждала на вершине, откуда открывался вид на весь город, не так давно здесь мы с Артом встречались каждый вечер. Впервые я пришла раньше, чем он, обычно он ждал меня – тоже признак, что ситуация перевернулась.