– И там ты подстроил … Ты подставил меня! – сообразила я наконец, и по лицу Кэррика поняла, что угадала.

Заикаясь, он пытался еще изложить собственную версию событий, но мог бы не стараться.

– Ты подставил меня! – повторила я громче.

– Я должен был поговорить с тобой, Селестина!

– Как насчет похлопать меня по плечу и сказать: «Привет, Селестина, это Кэррик – помнишь меня?» – саркастически предложила я, а голос предательски дрожал. – Зачем было доводить до беспорядков?

– Я хотел, чтобы Эниа и все остальные увидели тебя в деле – увидели, какая ты храбрая. В экстремальных обстоятельствах ты становишься настоящей героиней, Селестина.

– Никакая я не героиня! Я просто нормальный человек, который поступает нормально! Ничего героического я не делала, – с отвращением возразила я.

– Мы все так боимся допустить ошибку, что никто уже не прислушивается к чувствам и интуиции. Ты – редкий человек, Селестина. Пойми, нам нужна Эниа, а Эниа нужна ты. Ей следовало увидеть, что ты можешь повести за собой людей, что люди в тебя поверят. Фергюса и Лоркана ты сразу же покорила, после той истории в супермаркете они на все для тебя готовы. Никто не думал, что это так скверно обернется – кто ж знал, что полицейский так взъестся. Я хотел только, чтобы люди увидели твою силу, как ты умеешь постоять за себя. К моим чувствам к тебе это вообще не имеет отношения.

Голова кружилась.

– Ты подставил меня! – уже во весь голос проревела я, и Кэррик заткнулся. – Из-за тебя, из-за этой истории в супермаркете мне пришлось бежать из дома. – Голос сорвался. – Оставить всех близких. Ты окончательно испортил мою жизнь.

– Нет, Селестина, нет! – сказал он и обеими руками попытался удержать меня, словно взбесившегося коня.

– Ты ничем не лучше Арта! – рявкнула я. Гнев и боль бежали по жилам вместо крови. Все, через что я прошла после той истории в супермаркете, – все из-за Кэррика. Я соблюдала правила, пока Лоркан и Фергюс не пристроились ко мне в очереди перед кассой. Заклейменным не полагается собираться больше двух. И так они во второй раз сломали мне жизнь.

– Если Эниа хочет мне помочь, так почему бы нам не пересидеть в убежище, пока не пройдут выборы? Придя к власти, она сможет отменить Трибунал, дать амнистию Заклейменным, или что там она обещала.

– Ты нужна Эниа, чтобы убедить избирателей в необходимости разогнать Трибунал. Ты единственная Заклейменная, сумевшая пробудить сочувствие в обществе. Благодаря тебе они увидели, что мы тоже люди, теперь благодаря тебе к нашим историям стали прислушиваться, а только так, делясь своими историями, мы сумеем добиться перемен. Чем злее преследует тебя Креван, тем больше людей задаются вопросом, какие у него побуждения. А самое главное – у тебя есть оружие. У тебя есть запись. Пусть все ее увидят.

Но у меня нет записи. Этот секрет я от него утаила. Кровь прихлынула к щекам – я обвинила Кэррика во лжи, а сама тоже лгу. Но разве его ложь не хуже в сто крат?

– Эниа Слипвелл, как и все остальные, использует меня в своих интересах, – сказала я. – Как я могу ей доверять? Ей нужны голоса избирателей, чтобы добиться власти. Но, если она станет премьер-министром, кто знает, как она поступит – может быть, отступится от всех посулов, и что тогда будет со мной? Ты прав, Кэррик: только я сама за себя. Каждый преследует собственный интерес, пора и мне о себе подумать. И для этого никто не нужен. Ты мне не нужен.

Он заморгал, удивленный, обиженный. Глаза меняли цвет от черного до карего, до лесного ореха, появились зеленые блики.

Но, не позволяя себе передумать, я повторила:

– Уходи. С этим я разберусь сама.

Я вышла из комнаты и отправилась на поиски Рафаэля, который, уверена, подслушивал наш разговор от слова до слова. Адвоката я нашла в кухне, он кормил малышку банановым пюре.

– Через тридцать пять минут стражи будут здесь, – напомнил он. – Тик-тик-тик. Остаешься?

Я кивнула.

– Одна?

Хлопнула дверь, заревел мотор. Да, теперь я совсем одна.

37

– Значит, решено, – весело произнес Рафаэль, протягивая дочке ложку, чтобы та облизала, но вместо этого она махнула ложкой так, что пюре попало ей в лицо, на стол и разлетелось по всей комнате, словно им выпалили из катапульты. – Ловко управилась, Елка, – похвалил он многообещающую дочь. – Не бойся, Селестина, ты тут не застрянешь. У меня есть машина, которой ты сможешь воспользоваться, – которую ты угонишь, припугнув меня, угрожая жизни моих детей. Я просто вынужден буду отдать тебе ключи. – Он обернулся к детям: – Ведь так все было, Липа, хорошая моя?

Она кивнула, широко раскрывая серьезные голубые глаза.

– Она насмерть перепугала нас, папочка. Я думала, она правда нас убьет! – прошептала она даже чересчур выразительно и правдоподобно.

Ее братья и сестры расхохотались.

– Неплохо, – кивнул отец. – А теперь за работу.

Мы устроились на заднем дворе, за столом, на деревянных скамейках. Единственные наши свидетели и советники – деревья.

– Кому еще известно о шестом Клейме? – спросил он.

– Стражам …

– Имена!

– Тина, Джун, Фунар, Барк, Тони. Сам Креван. Снимал мистер Берри. – Я чуть помедлила: – Кэррик тоже был.

Он быстро глянул на меня: не шучу ли.

О Кэррике никто до сих пор не упоминал.

– Знай я раньше …

– И что?

– Видишь ли … Выходит, он тоже нужен. Это свидетель, Селестина. Не следовало его отпускать.

Я закрыла глаза и со стоном опустила голову на стол.

– А мистер Берри снимал, – продолжал адвокат.

– Да, – сказала я губами в стол. – Из «предбанника». – Я выпрямилась. – А теперь он пропал. И все стражи.

Рафаэль удивленно поднял глаза, оторвавшись от блокнота с записями.

– Еще о шестом Клейме знает Пиа Ванг. Она стала задавать вопросы – и она тоже исчезла.

Он снял очки.

– Ты доверилась Пиа Ванг? – Теперь он счел меня дурой.

– Она также пишет под псевдонимом Лайза Лайф.

Он и рот разинул.

– Она разыскивала стражей, собиралась их расспросить, – продолжала я. – Собиралась изобличить Кревана. И вот уже две недели о ней ничего не слышно. Мои родители знают о Клейме, но не присутствовали, когда Креван его поставил, даже не знают, что это сделал он. Я им не говорила. Знает ли о Клейме сестра – не уверена, с ней мы это не обсуждали. Трибунал пока не трогает мою семью. Вроде бы. Но два дня назад увезли на допрос дедушку. Он знает о Клейме, и что это дело рук Кревана, тоже знает.

Два дня. Неужели всего два дня прошло?

– Они пытаются обвинить его в помощи Заклейменной, – пояснила я. – Потом несколько моих одноклассников. Они схватили меня и заперли в сарае, раздели и фотографировали. – Я рассказывала все это без эмоций, а Рафаэль смотрел на меня в ужасе. – Логан Трилби, Наташа Бенсон, Гэвин Ли и Колин Тиндер.

Он уронил очки на стол и шире прежнего раскрыл глаза:

– Пошли в дом.

Я вошла следом за адвокатом на кухню, и он переключил телевизор на канал, который специализировался на репортажах из суда Трибунала. Дети взвыли. На экране – незнакомый диктор, заменяющий Пиа, красавица блондинка с льдисто-розовыми губами и щеками, эдакая добрая ведьма, с улыбкой произносящая одну напоенную ядом ненависти фразу за другой. На экране появились фотографии Логана, Колин, Наташи и Гэвина. Наташа сделала селфи после того, как увеличила объем губ, дура дурой, точно гуппи. С какой стати я смотрю на эти фотографии, на эти глупые, улыбчивые лица? Будто все у них всегда в порядке. Но я-то знаю правду.

И тут до меня дошло. Под фотографиями вспыхнуло одно только слово:


РАЗЫСКИВАЮТСЯ.

38

Они пропали два дня назад. Благочестивые родители Логана успели уже обвинить в этом меня. Они дали эксклюзивное интервью каналу Трибунала.

Рафаэль выключил телевизор.

– Все против тебя. Как, по-твоему, я могу действовать, если все, кому известно о Клейме, исчезли, а с последним уцелевшим свидетелем ты только что поцапалась? – Он оглянулся на детей, и впервые я почувствовала, что ему не по себе.

Сьюзен выставила нас обратно во двор, приговаривая:

– Не хочу знать, ничего не хочу знать.

Нужно снова привлечь его на мою сторону. Нужно дать ему какую-то зацепку.

– Судья Санчес на моей стороне. Не спрашивайте почему, но это так. Я решила найти вас и добиться пересмотра дела. Когда Кревану предъявят видеозапись, он вынужден будет отменить незаконное шестое Клеймо, а если он допустил одну ошибку, то, вполне вероятно, допустил и другие. Значит, он сам порочен. Придется ему просить прощения, и вся система Трибунала окажется под ударом. Креван будет унижен, он уйдет в отставку – этого и добивается Санчес.

Рафаэль улыбнулся и посмотрел на меня чуть ли не с восхищением:

– Собираешься доказать, что сам Креван достоин Клейма?

Я нервно жевала губу:

– Конечно, это нестандартный ход …

– Я и сам не люблю стандарты. Но для начала я должен увидеть эту видеозапись.

Ну да.

– Есть одна проблема. – Я снова сглотнула. – Большая проблема. У меня ее нет.

Молчание.

– Муж мистера Берри сказал, что запись у меня. Он так сказал мне по телефону. Креван подслушал, видимо, наши телефоны прослушивались. Но у меня нет записи, и я понятия не имею, где она.

Судя по лицу адвоката, он готов был сжать пальцами мою шею и хорошенько меня придушить, но, к счастью, передумал. Сделал несколько глубоких вдохов, успокаиваясь.

– Мистер Берри навещал тебя дома после суда? – спросил он.

– Нет.

Первые дни дались мне тяжело, я по большей части спала под действием сильных анестетиков, но я знала, что мистер Берри не приходил. Я по пальцам могла сосчитать всех, кто побывал в те дни у нас. Врач. Ангелина Тиндер.

– Тина! – спохватилась я. – Одна из стражей. Добрая.

– Значит, она и передала тебе запись.