«Опять я в такой холод осталась одна, без денег, без жилья. И опять мне некуда идти. Что у меня за жизнь такая проклятая?!»


Постепенно улицы стали наполняться прохожими. Марго бесцельно шла, размышляя о своей дальнейшей жизни.

«Что делать? Как жить? Куда идти? На что жить? Опять воровать на рынках кошельки? Не хочу!!! Стоп. Я ведь уже совершеннолетняя! Я могу устроиться на работу! Здорово! Теперь я не пропаду. Нужно только сделать паспорт. Да, но для этого нужно моё свидетельство о рождении, а оно у матери осталось. Придётся наведаться к ней. Интересно, она всё ещё живёт с этим подлецом Вовчиком? Если нет, то можно будет у неё пожить, пока я не устроюсь на работу и не сниму квартиру».

Злости и обиды на мать у Марго уже не было. Влюбившись в Макса, этого мерзавца, Марго стала лучше понимать маму. Да, иногда любовь больше похожа на болезнь: понимаешь, что она отравляет твою жизнь, но ничего поделать не можешь. Нужно просто переболеть. Иногда это удаётся, но чаще всего нет.


Марго подошла к бараку, где они когда-то жили с матерью. Опять тяжкие воспоминания нахлынули на неё. Всё вспомнилось: и вечно пьяная мать, которая безжалостно лупила её по всякому поводу, и её многочисленные любовники, которые расхаживали в кальсонах по их комнатке и тоже постоянно шпыняли Риту, да ещё и драки с соседскими мальчишками. Всё это было. Но у Марго не осталось ненависти ко всем этим людям. Не осталось никаких чувств. Единственное, что её мучило, – это чувство жалости к матери, к её никчёмной загубленной жизни. Ведь в принципе мать была когда-то очень хорошим человеком, просто так сложилась её судьба, просто не оказалось в её душе крепкого морального стержня, вот она и сломалась…


Марго прошла по скрипучим доскам длинного обшарпанного коридора, остановилась у знакомой двери и прислушалась. В комнате тихо звучало радио.

«Не слышно заунывного пения матери. Это уже хорошо. Надеюсь, она пока трезвая».

Марго постучала в дверь.

«Как она примет меня? В прошлый раз она несильно обрадовалась. Я для неё всегда была обузой».

Послышались шаркающие шаги. Дверь открылась, и на пороге возник очень полный мужчина в кальсонах и майке, не налезающей на его огромное пузо и поэтому сморщенной «в гармошку» под почти женской грудью.

«Ну у матери и вкус! Вовчик по крайней мере был симпатичным и худым. А этого Неваляшку хрен прокормишь. Будем надеяться, что он хотя бы сам зарабатывает себе на еду».

Рита хотела пройти в комнату, но Неваляшка преградил ей дорогу, упёршись в неё своим голым пупком.

– Вам кого? – спросил он.

– Да уж не тебя, – грубо ответила Марго, разозлившись, что какой-то дядька не пускает её в свой дом.

Она толкнула дверь, обошла мужчину и прошла в комнату. Всё здесь уже было не так. Из прежней обстановки остался только сервант и полированный стол, которые ещё Петька-Петушок покупал. Кроме этого, стояло много новой мебели. Всё, правда, было в хорошем, добротном состоянии. Поражала чистота. Ни пылинки ни соринки. На столе лежала связанная крючком салфетка, на которой стояла хрустальная ваза с тремя искусственными розами.

«Наконец-то мама взялась за ум. Может, она и пить бросила? Хорошо бы».

Марго сняла шубу и сапоги, надела тапочки, прошлась по комнате, разглядывая обстановку, провела рукой по плюшевому покрывалу на диване, достала из серванта статуэтку балерины с задранной ногой, покрутила её в руках и поставила на место, взяла с журнального столика стопку журналов «Крестьянка» и села на диван. Всё это время мужчина с недоумением смотрел на неё.

– Ну, что смотришь? – огрызнулась она. – Живу я здесь. Понятно?

– Здесь мы с женой живём, – возразил Неваляшка.

– А теперь и я буду с вами жить.

Марго доставляло удовольствие злить его. Она встала, подошла к кухонному столику, за которым, судя по всему, Неваляшка только что завтракал, отрезала толстый кусок докторской колбасы, сделала себе бутерброд и стала есть.

– Позвольте, давайте разберёмся. Вы, собственно, кто такая? – наконец-то возмутился мужчина.

– Это я кто такая?! Да это ты кто такой? Я здесь хозяйка. Вернее, дочь хозяйки. А ты кто? Очередной мамин хахаль? Ну, здравствуй, папочка! – сказала Марго с издёвкой.

– Я не хахаль! Я законный муж! – обиделся Неваляшка. – И я что-то не припомню, чтобы у Манюни была дочь.

– Манюня?! – усмехнулась Марго. – Ну и прозвище! Фу, какая безвкусица! Какая пошлость!

– Почему? Чем Манюня плоха? А как её, Манькой, что ли, называть? – растерялся Неваляшка. – Как кошку деревенскую?

– При чём тут Манька? – удивилась девушка.

– Ну как, зовут её все так: Маня, Манька. А я вот называю её Манюней.

– Какая ещё Манька? Её Верой зовут! – опешила Марго.

– Не знаю я никакой Веры. Мою жену зовут Маней. И всегда так звали.

Марго застыла с куском колбасы во рту.

– А где же Вера? Где моя мама? Она здесь жила.

– Не знаю, где ваша Вера. Мы три года назад сюда въехали. А кто здесь жил до нас, мне неинтересно.

– Но как же так! Вот наш сервант, а это наш стол. Я это точно знаю.

– Ну да, старые жильцы всё здесь побросали. Мы столько мусора выгребли на помойку! Ужас! А эту мебель было жалко выкидывать, вот мы и решили себе оставить. Но если это ваше, то забирайте. Мы не претендуем.

– А где сейчас моя мама? – беспомощно пролепетала Марго. – Какой у неё адрес?

– Понятия не имею. Мы с соседями не общаемся. Здесь одна шваль живёт, только пьяницы да шлюхи. А вы спросите у кого-нибудь из них. Они подскажут, где ваших родственников искать.

Марго извинилась, положила недоеденный бутерброд на стол и, схватив шубу и сапоги, в смятении выскользнула из комнаты. Только в коридоре она смогла одеться.


«Где же сейчас живёт мама? Неужели ей дали квартиру? А может, она переехала к очередному своему любовнику? Ну да, вышла замуж и поселилась у него. А вдруг её опять посадили в тюрьму? А может, её за пьянство выгнали с работы и выселили из общежития?»

Марго постучалась в комнату её детского приятеля Мишки.

– Заходи, Рита, заходи, – услышала она из-за двери знакомый голос.

Марго сначала удивилась, а потом вспомнила, что слышимость здесь была потрясающей. Ей стало стыдно, что полбарака, наверное, потешалось над тем, как она сейчас опростоволосилась.

Марго вошла в комнату и огляделась. Ничего здесь не изменилось. Всё то же обилие искусственных цветов, фарфоровых статуэток, вышитых салфеток. А Мишкина мама ещё больше заплыла жиром, хотя раньше казалось, что больше уже некуда.

– Ну ты даёшь! – смеялась она, вибрируя всеми своими жировыми прослойками. – «А теперь я буду здесь жить!» «Я ваша дочь!» «Я здесь хозяйка!» Ой, я не могу! Я чуть от смеха не сдохла! Ох! Уф! Я, мля, ща точно сдохну!

Марго с брезгливостью смотрела на это колыхающееся «желе», издающее хрюкающие звуки, отдалённо напоминающие смех.

– Я не знала, что мама уехала…

Женщина тут же прекратила смеяться.

– Проходи, раздевайся. Давай чайку попьём.

Марго опять сняла шубу с сапогами, прошла в комнату и села за стол.

«Да, неплохо бы чай попить. А то до матери ещё придётся неизвестно сколько ехать, а я так замёрзла! К тому же мне надо одолжить у Мишкиной матери денег на метро. А для этого придётся с ней поболтать хотя бы немного, хоть это наверняка не доставит мне удовольствия».

Мишкина мать, кряхтя, встала с дивана и ушла на кухню за чайником. Марго стала от нечего делать разглядывать обстановку.

«Вот шкаф, за которым я когда-то в нише пряталась от милиции. Боже, какая эта ниша узкая! Неужели я была такой худышкой? А что это за парень на фотографии? Это Мишка?!! Вот это да! Такой здоровый парень с накачанными мышцами, злыми глазами и нахальной улыбкой! От того пацана, с которым я дралась в детстве, остались только лопоухие уши. Кстати, за какое ухо я его тогда укусила? За правое или за левое? Сейчас бы я не рискнула даже недобро взглянуть на этого качка. Да, все мы выросли, изменились. Интересно, а меня-то Мишка узнает? Вряд ли. Я ни внешне, ни душой уже не похожа на ту девочку, на Лягушонка с рыжими косичками, которая открыто, доверчиво смотрела на мир. Я стала красивее, одеваюсь богато, но зато душа у меня почернела».

Вошла Мишкина мать с чайником. Она стала хлопотать, накрывая на стол.

– Варенье вот сливовое, угощайся. Мишка, сукин сын, его очень любит. Намажь на хлеб. Конфетки бери, зефир в шоколаде. Угощайся, не стесняйся.

– За что вы своего сына так обзываете?

– Как я его обзываю? «Сукин сын», что ли? Это я его ещё ласково так называю. Он не просто сукин сын. Он скотина бессовестная! Я так мечтала, что он будет уважаемым, богатым человеком, в старости мне подмога и опора! Ничего для него не жалела! Хоть и одна его растила, но старалась, из последних сил билась, чтобы мой Минька был и сыт, и одет не хуже остальных. А он с бандюгами связался, только вышел из колонии для несовершеннолетних, как тут же в тюрьму угодил. Ну не паразит ли?

Марго промолчала. Она и сама не по той дорожке жизни пошла.

– Ну, а как ты живёшь? – спросила женщина.

– Нормально.

– Расцвела-то ты как! Ещё красивее стала, чем три года назад! Кто бы мог подумать, что из того Лягушонка такая краля получится! Извини, конечно, но уж больно ты страшненькая в детстве была. Без слёз не взглянешь! А сейчас, как я погляжу, с тобой всё в порядке. Шубка вон ещё дороже, чем в прошлый твой приезд была. С кем живёшь? Замуж вышла?

Марго растерялась. Ей не хотелось докладывать Мишкиной матери о своей жизни.

– Ой, прости, – сообразила женщина, – не моё это дело. Живёшь, и ладно. Молодец. Главное, не с голодранцем связалась. Умница. Такую красоту нельзя продешевить.

– А вы не знаете, где моя мама сейчас живёт? Мне надо с ней встретиться.

Женщина как-то сразу сникла.