– Что вы, что вы. Вы – кандидат наук, ученый, разве можно брать вас торговым представителем?

Да, торговым представителем быть не хотелось, ждать у моря погоды тоже. Шура решила согласиться. В конце концов, не сидеть же дома. Уж лучше в лаборатории. «Поработаю максимум год. За это время точно что-нибудь да случится».

Случилось. Шура влюбилась. Первый раз в жизни. В заведующего кафедрой. Какой тут уход, какие поиски новой работы, если она с трудом могла ночь провести вдали от любимого. Вдали потому, что, конечно, он был глубоко женат. Разводиться не собирался, о чем сразу честно предупредил. Сначала Шура была так влюблена, что ей казалось достаточным просто дышать с ним одним воздухом. Он есть на свете – и это счастье, а женат или холост – дело десятое.

Оказалось, первое и самое важное. Новый год с женой, в отпуск с женой, даже дни рождения Шура и его благоверная отмечали в один день. Все было как-то перевернуто. Шуре доставались серые будни, а супруге сплошные праздники. К тому же у последней существовало два весомых аргумента – дочери пятнадцати и десяти лет. Судя по возрасту детей да и по фотографиям, что Шуре демонстрировались без стеснения, жена была прилично моложе своего супруга. Но все-таки старше самой Шуры, что оставляло повод надеяться. Но не сильно. Жена была красавицей, глаз не оторвать. Иногда Шура сама не понимала своего мужчину. Как можно было изменять такой женщине? И если можно, то как именно с ней – с Шурой? Потом поняла. Она привлекла его своим слепым поклонением. Любимый страдал нарциссизмом, нужна была женщина, которая неустанно подтверждает, поддерживает его высокое мнение о себе. Шура просто оказалась рядом именно тогда, когда он перестал в полной мере получать желаемое от жены. Возможно, супруге надоело постоянно выражать восхищение его персоной. Годы совместной жизни открывают в каждом недостатки, которые не способствуют поддержанию слепого обожания. Или взглянула на себя в зеркало и поняла, что в семье она достойна не меньшего преклонения, чем дражайший супруг, или просто не думала об этом. Жила себе спокойно, воспитывала детей. Она уже получила, что хотела.

«Получить – еще не победа. Попробуй удержать», – решила Шура, в очередной раз вспомнив о своих щучьих повадках. Кстати, в этом деле, в отличие от предыдущих, она чувствовала, что имеет своеобразный карт-бланш свыше. На кафедре, где невозможно скрыть личных отношений (коллектив небольшой и дружный), ей давно рассказали, что жена эта у любимого не первая. Была у него аспиранткой, увела от законной супруги в два счета. В постель уложила, беременность получила и тепленьким до ЗАГСа. Он же молодой был, только-только докторскую защитил и профессора получил. Еще не заведующий, просто подающий надежды ученый. К тому же бездетный. Чего бы и не увести?

Шурина ситуация, конечно, была посложнее. Все-таки детей приходилось учитывать. Но попробовать стоило. Почему нет? Если она – жена – сама когда-то поступила непорядочно, то вполне заслуживает бумеранга. Шуре бы о своих бумерангах задумываться. Но она же хищник. У нее нет времени на остановку. Конечно, она может затаиться, но лишь в ожидании добычи, а не для того, чтобы на досуге поразмыслить о смысле жизни.

Итак, в активе у объекта вожделения были любимые дочери. Не хватало только сына. Вот эту недостачу Шура и решила взять на себя. Человек уже оказывался в такой ситуации. Значит, при повторе не растеряется, наступит на те же грабли. Исполнение задуманного оказалось, однако, непростой задачей. Во-первых, любовник, которого звали Игорь, был не таким уж простаком. За предохранением следил тщательно и не перекладывал эту миссию на Шурины плечи. Что делать? Не протыкать же резину иголкой. Да и как проткнешь, если упаковка вскрывается непосредственно перед происходящим? План созрел быстро: напоить, завести, овладеть, залететь. Три пункта удались, с последним вышла осечка. План повторялся неоднократно, но беременности не наступало. Шура пошла по врачам. Диагноз был утешительным: «здорова», но ничего не решающим.

– Мужчину бы посмотреть, – сказала врач-репродуктолог.

– У него двое детей.

– Родных?

– Да! Ой… я не знаю.

Но снимки говорили лучше любого анализа ДНК. Девчонки очень походили на Игоря, сомневаться в отцовстве было глупо.

– Способность к зачатию понижается со временем у всех. То, что было десять лет назад, уже может оказаться совсем неактуально. – Врач продолжала настаивать на необходимости обследовать партнера.

– Да он не пойдет, постесняется, – оправдывалась Шура.

– Ну, если ваш муж хочет ребенка…

А как сказать, что не хочет?

– Пусть только сдаст материал для лаборатории, и все будет ясно.

Шура немного подумала, потом спросила, окрыленная идеей:

– А на дому материал взять нельзя?

– Женщина, о чем вы говорите?! Нужна особая температура, условия и еще…

– Я не женщина, я биолог.

– Тем более. Должны понимать, что это не кочан капусты перевезти, а хрупкий человеческий материал.

Но все же Шура попробовала. И удачно. Лабораторный ответ, правда, не радовал. Активных сперматозоидов оставалось не более десяти процентов. Мизерный шанс забеременеть естественным путем, да и тот практически призрачный.

– ЭКО надо делать, не тянуть. Поговорите с мужем и приходите. – Врач тепло улыбнулась Шуре и даже сочувственно погладила ее по руке.

Какое ЭКО? О чем говорить? Да и муж вовсе не муж. Шура думала недолго. В конце концов, пройти эту процедуру могут и одинокие женщины. А она как раз такая и есть. Может, так и лучше. В банке доноры проверенные, здоровые. А у Игоря все-таки уже и давление, и суставы, и близорукость врожденная. Да и статистика упрямо напоминает о том, чем рискуют немолодые родители. Все эти многочисленные синдромы и отклонения. Страшно, в общем. Так что, все, что ни делается, к лучшему. Так решила Шура и уже через пару месяцев сообщила любовнику радостную новость.

Он был слишком самовлюблен, чтобы заподозрить ее в обмане, а тем более в измене. Боже, ну какая тут измена с пробиркой? А у Шуры сияли глаза и улыбались губы. И вся она была такая счастливая, воздушная, даже красивая. И постоянно твердила:

– У нас будет мальчик, я чувствую – будет мальчик. – Уж это она постаралась, уговорила врачей поколдовать над полом перед процедурой.

– Мальчик, говоришь, – Игорь усмехнулся. Нехорошая была усмешка, недобрая. Шура тут же почувствовала неладное. Обломаются здесь щучьи зубки, не сумеют ухватить добычу. – Что ж, чему бывать – того не миновать. – Он смотрел на нее с выражением какой-то необъяснимой брезгливости. – Аборт, я так понимаю, исключен?

Шура задохнулась от возмущения. Стояла и глотала ртом воздух. Какая тут щука? Разве что выброшенная на берег. И какой аборт, когда четвертый месяц пошел? А раньше она и не собиралась говорить. Думала, попадет в сеть и даже трепыхаться не станет. А попала сама.

– Значит, исключен, – кивнул он. – Значит, так, если ты рассчитываешь на мой развод, то этого не будет. Плавали, знаем. И потом, тогда у меня любовь была, а сейчас что? Дешевый романчик.

Если бы у Шуры был новомодный маникюр с длинными нарощенными ногтями, она бы с удовольствием выцарапала этому гаду глаза. Что значит дешевый? Он ее за кого принимает? Ее – кандидата наук, между прочим. И пусть она не изобрела велосипеда, но теперь в лаборатории показывает отличные результаты. Она училась не просто так, она хороший биолог. А ее называют дешевкой. И это после того, как она провела с ним пять лет, лучших, между прочим, лет. И куда теперь? К кому? Одинокая, тридцатилетняя, с ребенком. Не самый интересный букет. Куда-то запропастилась щучья хватка, Шура потерялась и как-то сникла. Все, что смогла решить:

– С кафедры не уйду, не надейся.

– Значит, уйду я.

И ушел. Перевелся не просто в другой институт, в другой город. Уехал руководить питерским институтом и пропал. Шуре ни письма, ни открытки, ни денежного пособия. Нет на свете ни ее, ни ребенка.

– Найти гада и устроить ему, чтобы знал, – кипятилась Аленка.

– Пусть анализ ДНК делает, – говорила Даша. – Тебе, Шуренок, на телевидение надо идти. Там таких историй…

– Шур, – мама предлагала робко, в ней не было ничего ни от хищных рыб, ни от зверей, – а может, и правда сходишь? Ну почему ты одна-то должна ребенка воспитывать?

Шура отмалчивалась. Знала почему. Трудностей, конечно, – вагон и маленькая тележка. Декретные – слезы, пособие и того меньше. У сестер денег как не было, так и нет. Одна живет овощами с огорода, у другой – зарплата актрисы провинциального театра. Да и у матери снова черная полоса началась. Годы брали свое, второй муж начал хворать, работу оставил, а накопления тратились на врачей и лекарства. Не до Шуры с ее малышом. Мама, правда, старалась помочь. Приезжала, стирала пеленки, иногда привозила пачку памперсов и на Шурины возражения только махала руками:

– Бери!

И она брала. Берегла как зеницу ока. Сушила на батарее – и опять в дело. Шутка ли, такую чудесную вещь просто так в помойку выкидывать. В общем, выкручивалась как могла. Ни на что не жаловалась. Понимала – платит по счетам. Если бы знала обо всем, что случилось с теми, кого зацепили ее острые зубки, еще и удивилась бы, почему выставлен такой маленький счет.

Материальное положение выправилось через несколько лет. Отчим умер. Мама снова переехала к Шуре. Вторую квартиру сдавали – на жизнь хватало. Потом и с работой подфартило. Освободилось место в Институте молекулярной биологии на кафедре нервных болезней. Искали биолога для проведения каких-то научных опытов. Новый завкафедрой расщедрился, порекомендовал Шуру – пожалел: одна с ребенком, пусть хоть подзаработать сможет. На новом месте и платили получше, и командировки случались, и материала для статей было больше. В общем, возможности для заработка открывались хорошие. Теперь холодильник всегда был полон и на одежду для сына Валерки хватало. А о большем Шура не мечтала. Хватит. Намечталась уже.