Но какую бы легенду Эванджелина ни собиралась распространять, она, тем не менее, понимала, что два претендента опозорены и Редмонд окажется за счет этого победителем. Ах, это ожерелье! Как глупо, глупо…

Коннолл освободился, когда отец Эванджелины схватил Дэпни за плечи.

— Отвезите мою дочь домой немедленно, Роли! — рявкнул он. — Я разберусь с этим.

Кивнув, Коннолл проскользнул между ней и Редмондом и схватил ее за руку.

— Ты хочешь потерять последние оставшиеся у тебя зубы? — спросил он у графа.

Редмонд отступил.

— Ты юный мерзавец, — пробормотал он, тем не менее, пятясь назад.

Маркиз повернулся к Эванджелине.

— Быстро! — пробормотал он, увлекая ее к двери.

— Но ведь бриллиант! — прошептала она, приподняв один край юбки свободной рукой, когда они пробирались через толпу. Наверное, они никогда еще не бывали на столь волнующем представлении. — Мы никогда не доберемся до Манроу-Хауса целыми и невредимыми. Или, во всяком случае, вместе.

— Думаю, что доберемся, — возразил Коннолл, подавая знак своему кучеру. — Бриллиант у твоего отца.

— Что?! — Она остановилась и потянула его за рукав. — Ты положил его…

— Он сам взял его. Прямо из моих рук. — Коннолл открыл дверцу кареты и помог Эванджелине забраться внутрь. — Затем оттолкнул меня прочь.

— Но… О Господи… — Значит, отец поддерживает ухаживание Коннолла? Первый раз в жизни она может припомнить такое, чтобы он сделал… чтобы он вообще что-то сделал.

— Я тоже так думаю. — Коннолл взобрался в карету и, прежде чем закрыть дверцу, высунул голову: — Манроу-Хаус, Эппинг. И чтобы без всяких аварий.

— Слушаюсь, милорд.

— Возникает вопрос, — продолжил Коннолл, — что твой отец понимает под несчастьем?

Что мог отец считать несчастьем? Им нужно было это знать, но едва карета тронулась, все ее внимание, все существо сосредоточилось на мужчине, сидящем напротив, и на осознании того, что они вместе и снова одни.

Коннолл храбро пытался расправить галстук, но половина его отсутствовала. Тоненькая струйка крови запеклась с левой стороны нижней губы, волосы сбились в одну сторону, в которую, очевидно, его тянул Дэпни.

— Зачем ты ударил его? — спросила Эванджелина. Он пересел к ней.

— Я ведь импульсивный, если ты помнишь. — Придвинувшись еще ближе, он нежно ее поцеловал. — Да, вот видишь? Импульсивный. И я не могу сидеть и позволять какому-то болвану оскорблять меня.

— Я знала, что это неправда, — сказала она.

Его глаза продолжали улыбаться даже тогда, когда она снова дотронулась до его губы, и он слегка поморщился.

— Спасибо. — Некоторое время он продолжал смотреть на нее, затем откашлялся. — Так я должен опасаться того, что на нас свалится дерево или внезапное наводнение сорвет с петель дверцу и выбросит меня в Темзу?

Эванджелина покачала головой. У них оставалась очень важная проблема. Даже несколько проблем.

— Я не знаю. Я пыталась определить, как бриллиант может подействовать на судьбу отца, но вдруг до меня дошло, что я почти ничего не знаю о нем. — Она вздохнула. — Когда он ввязался в драку, я… Никогда еще в жизни я не была до такой степени потрясена.

— Меня тоже несколько удивила злоба Дэпни. — Коннолл взял ее за руку, рассеянно погладил пальцы. — Я хочу тебя, Джилли. Хочу жениться на тебе. Но я представил тебе себя. Равно как Дэпни и Редмонд. Я не такой, как они. Я не могу ходить вокруг тебя, словно пудель, пока ты ищешь способы избежать ошибок. Я не лучше, чем они, но я лучше для тебя.

Господи, о чем она думала, поощряя Редмонда и Дэпни? Эта драка была на ее совести, — потому что она сама привязала к себе этих мужчин и сделала их зависимыми от якобы испытываемого ими восхищения. Коннолл был прав. Она исключила из списка имена, не допуская появления новых, и никогда не выходила за его пределы. У одного нет воображения, другой никогда не выходит из себя. А тот, что сейчас сидит рядом с ней, вообще никак не подходит для этого списка. Он возбудил ее, опьянил и держит в состоянии мучительного беспокойства.

— Я не хочу, чтобы ты приказывал мне или полностью контролировал мою жизнь, — медленно проговорила она.

— И я не хочу, чтобы ты делала то же самое со мной, Эванджелина. — Он слегка нахмурился. — Я вовсе не какой-нибудь закоренелый тиран. Знаешь, мои родители глубоко любили друг друга. Недавно я стал задумываться, уж не потому ли у меня до сих пор не было искушения жениться. Подобно тому, как ты выстроила свои ожидания, основываясь на взглядах матери, я отталкивался от представлений о браке своих родителей и хотел почувствовать то же, что чувствовали они. Я хотел встретить свою женщину.

— А я именно та женщина? — спросила Эванджелина, пытаясь изобразить скорее скепсис, чем надежду.

— Я целовал нескольких женщин, как мы уже с тобой говорили. Но ты единственная, кого я прошу выйти за меня замуж. — Коннолл перевел дух. — В браке большинство прав, льгот, преимуществ — ты можешь, как угодно их называть — принадлежат мужчине. Могу заверить тебя, что я не воспользуюсь ни одним, чтобы ущемить тебя. Однако…

— Заверения, как ты их называешь, — это одно дело. Я предпочитаю гарантии.

Он потряс головой, и прядь растрепавшихся волос упала ему на глаз. Без всякой задней мысли Эванджелина откинула ее назад.

— Мы знакомы так недолго, — спокойно сказал он, — но ты знаешь меня, вероятно, лучше, чем кто-либо другой. Но до того как мы поженимся, я не смогу тебе ничего доказать. Просто поверь в меня. Если не веришь или не хочешь поверить, скажи мне «до свидания».

— Я еще не закончил, — перебил он. — Чтобы быть предельно откровенным, скажу, что у меня есть вера в тебя. Я знаю: ты умнее своей матери и понимаешь, что-то, к чему ты стремилась, не сделает тебя счастливой.

— Это говорит мужчина с окровавленной губой. — Она провела пальцем по его губе. — Как ты знаешь, я читала Мэри Уолстонкрафт. Она очень умная женщина, очень уверенная в себе и понимает, чего она хочет. Но я не назвала бы ее счастливой. Могу предположить, что моя мать такого же плана. Я не знаю точно, чего хочу теперь. Но точно знаю, что я хотела предпочесть комфорт счастью. Он пошевелился.

— Джилли, ты… Она положила руку ему на pот.

— Ты был умным и красноречивым. Теперь моя очередь говорить.

Тот факт, что он не стал протестовать, стоил больше многих его слов. Размышления вслух не относились к ее любимым занятиям — она предпочитала приходить к выводам в тишине, до того как их высказать. Но ей нужно было услышать это, вероятно, в такой же степени, как и ему.

Эванджелина на мгновение закрыла глаза, пытаясь сосредоточиться, и продолжила:

— Когда я пребываю в твоей компании, я счастлива. С того самого момента, как встретилась с тобой, я чувствую себя более счастливой, радостной. — Неожиданная слеза сбежала ей на щеку.

Коннолл смахнул ее большим пальцем.

— Ты перестала быть красноречивой? — Да.

— Тогда у меня два вопроса к тебе. Два? Это удивило ее, он всегда удивлял.

— Очень хорошо, — ответила Эванджелина, стараясь совладать с волнением.

— Ты просила дать тебе неделю, чтобы убедить твою мать не возражать против меня. Осталось шесть дней. Она так и остается человеком, который будет решать твое — наше — будущее?

— Я… — Она откашлялась. — Думаю, я должна дождаться твоего второго вопроса, прежде чем отвечу на первый.

Кивнув, Коннолл сжал ее руки в своих. Его пальцы дрожали.

— Ты выйдешь за меня замуж, Джилли?

Она посмотрела в его голубые глаза, увидела в них доброту и ум и еще немного беспокойства — беспокойства по поводу того, что она ускользнет от него или снова ему откажет.

— Ответ на твой первый вопрос — нет, а на второй отвечу — да, — дрожащим шепотом произнесла она. — Да, да и снова да.

Коннолл засмеялся и притянул к губам ее руки.

— Это очень кстати, потому что мой третий вопрос заключался бы в том, предпочтешь ли ты скорое обручение долгому, но ты уже на него ответила.

— Очень умно с твоей сто…

Эванджелина не закончила фразу, потому что он бросился ее целовать.


Глава 13


— Нет! Я не могу этого позволить!

Коннолл сидел рядом с Джилли на диване в доме ее родителей и изо всех сил старался сдержаться и хранить молчание, пока леди Манроу расхаживала по комнате словно обезумевшая. Она не садилась с того момента, как вошла вместе с виконтом в гостиную Манроу-Хауса.

— Мама, мне уже почти девятнадцать лет, и я вступила во владение наследством. И ничто меня не переубедит и не заставит изменить мое реше…

— До чего же ты неблагодарная! Неблагодарная и упрямая!

— Ей следовало бы взглянуть в зеркало, — пробормотал Коннолл, но Джилли сжала ему пальцы.

— Тсс! Хватит скандалов на сегодня, тем более с моей мамой.

— Он сделает ее счастливой, Элоиза, — внезапно произнес отец, сидевший в другом конце комнаты.

— Что?! — Виконтесса резко повернулась к нему. — Да ты хоть понимаешь, что ты несешь? — Она снова повернулась лицом к Конноллу: — Вы положили этот бриллиант мне в карман, да? — Она принялась ощупывать свое платье. — Но у меня нет кармана! Где он? Я требую немедленно ответить мне!

— Он здесь, дорогая, — сказал Манроу, поднимая руку. Бриллиант болтался на цепочке, поблескивая в свете камина. — Он у меня.

— У тебя? Но я положила его… — Леди Манроу замолчала, плотно сомкнув губы.

— Ты положила его в карман Конноллу вчера, — закончила фразу Джилли. Голос ее оставался на удивление спокойным. — Он обнаружил его и положил в коробку, чтобы вернуть мне. Я положила его в твой ридикюль сегодня вечером, чтобы преподать тебе урок. Он выпал, его поймал Коннолл, это в тот момент, когда началась драка. Папа взял его у Коннолла, чтобы спасти нас.