— С удовольствием, — сказал он, присаживаясь.

— У меня есть несколько вопросов к вам, милорд, — продолжила виконтесса, слегка повернувшись к нему.

Вопросы, которые в более традиционных домах, скорее всего, задал бы патриарх. Но Коннолл сомневался, что лорд и леди Манроу обмениваются информацией.

— Я к вашим услугам.

— Ваши родители, — без всякой преамбулы начала виконтесса. — Какой у них был брак?

Коннолл сумел скрыть неудовольствие.

— Мои родители умерли. Спрашивайте обо мне.

— Я считаю, что родители оказывают влияние на детей. Я хотела бы знать о них.

Он не мог возразить против такого аргумента, как бы ни был ему неприятен этот разговор.

— У моих родителей был очень прочный и счастливый брак. Настолько прочный, что когда отец умер от инфлюэнцы, мать последовала за ним без всякой видимой физической причины уже через месяц.

— Гм… В то утро, когда Эванджелина впервые встретилась с вами, она охарактеризовала вас как пьяницу. Я не могу позволить, чтобы за моей дочерью ухаживал пьяница.

— Прошу прощения. Но Джилли и я обсуждали этот вопрос, и она вполне удовлетворена моими ответами.

Виконтесса коротко кивнула:

— Очень хорошо. В таком случае я сделаю всего лишь заявление. Я не верю вам, что моя дочь вам подходит, и прошу вас прекратить визиты к ней.

Наступило время забыть о вежливости.

— Я перестану навещать Джилли, когда и если она сама попросит меня об этом.

— Да как вы смеете…

— Доброе утро! — произнесла Эванджелина, впорхнув в комнату. Судя по ее искусственной улыбке, она слышала, по крайней мере, часть разговора, и Коннолл хотел бы знать, насколько далеко она пойдет в своем вызове матери, если пойдет вообще.

Коннолл встал, взял ее руку и поднес к губам. Уже при одном взгляде на нее он ощутил, как забурлила в нем кровь.

— Доброе утро, — ответил он, отступая на шаг, в то время как ему хотелось заключить ее в объятия и жарко расцеловать. — Так мы идем?

— Да. — Она бросила взгляд на мать: — Я вернусь домой через несколько часов, мама.

— Где твоя дуэнья? — строго спросила виконтесса. — Доретта!

— У меня фаэтон, — вмешался Коннолл. — В нем место лишь для двоих.

— Возмутительно!

— Вздор, мама, — сказала Джилли, изобразив еще более широкую улыбку. — Ты же знаешь, что я могу ездить в фаэтоне без сопровождения.

Леди Манроу фыркнула:

— Делай что хочешь. Но помни, что ты должна кое-кого принять в два часа. Не опаздывай.

— Да, мама.

Подойдя к фаэтону, Коннолл помог сесть Эванджелине на верхнее сиденье. Конюх семейства Манроу удерживал в это время беспокойную упряжку. Забравшись наверх следом за Джилли, Коннолл, даже не бросив взгляда назад, тут же пустил лошадей быстрым шагом.

— Знаешь, я пока еще ничего не решила, — внезапно сказала Эванджелина, глядя на дома, мимо которых они проезжали.

Кое-что она решила, если не дала ему от ворот поворот сразу, однако Коннолл воздержался от комментариев на этот счет.

— Я знаю, что не решила. И я знаю также, что человек, с которым ты должна встретиться сегодня в два часа, — это не кто иной, как граф Редмонд, и что он собирается сделать тебе предложение.

— А откуда ты знаешь об этом?

— Мне сказал об этом вчера вечером твой отец. Она недоверчиво посмотрела на него:

— Сказал мой отец? Ты имеешь в виду, что ты выудил это у него?

Пытаясь снять раздражение, вызванное леди Манроу, Коннолл коротко улыбнулся:

— Вообще-то он весьма охотно поделился со мной этой информацией. Думаю, что его не слишком вдохновляет приветствовать в своем доме зятя, который на два года старше его самого.

— Гм… — Эванджелина посмотрела назад и нахмурилась: — Разве нам не надо было повернуть вон туда? Гайд-парк в той стороне.

— Мы не едем в Гайд-парк.

— Не едем? В таком случае, куда же мы едем? Надеюсь, ты не собираешься снова меня похитить?

Впрочем, судя по ее тону, она не казалась расстроенной. На лицо Коннолла снова набежала улыбка.

— Я вовсе не похищаю тебя сейчас, как не похищал и вчера вечером. Я организовал для нас интимную интерлюдию, против которой, насколько я помню, ты не возражала.

Ее щеки заполыхали, отчего Конноллу захотелось провести по ним пальцами.

— Должна признаться, что наша… интимная интерлюдия была весьма приятной.

— В таком случае ты не станешь возражать против повторения экспери…

Послышался громкий треск, и фаэтон бросило вбок и вперед. Коннолл интуитивно схватил Джилли и свободной рукой натянул вожжи. Левый передок фаэтона вонзился в землю, и они едва не были выброшены прямо на лошадей. Затем фаэтон снова дернулся, и они со скрежетом остановились.

— Ты не ушиблась? — крикнул он, поворачивая к себе ее лицо.

— Нет, — нашла в себе силы выговорить Джилли, ухватившись одной рукой за его руку, а другой — за сиденье.

Вокруг фаэтона сразу же стала собираться толпа, послышались громкие голоса, дающие советы — разумеется, совершенно бесполезные. Перепуганные лошади удвоили свои усилия и протащили фаэтон еще несколько ярдов.

— Перелезай через меня и спрыгивай на землю, — распорядился Коннолл. — Сможешь это сделать?

— Конечно. — Держась за его бедра и лацкан сюртука, она перевалилась через него и сумела спрыгнуть на землю.

Оставшись один, он обмотал вожжи покрепче, затормозил движение и спрыгнул вниз.

— Все в порядке, ребятки, — заговорил он как можно более спокойным голосом, подходя к ближайшей паре лошадей. — Молодец, Парис. Умница, Бенволио. Теперь успокойтесь.

Натянув вожжи, он сумел заставить их оттащить фаэтон с середины дороги. Передняя ось оказалась сломанной пополам. Черт побери!

— Подержи лошадей, — сказал он дородному мужчине, стоявшему у дороги, — пока я отвяжу лошадей.

Мужчина натянул посильнее на голову шляпу и шагнул вперед:

— Да, милорд.

Коннолл вернулся к лошадям и стал снимать хомуты. Со стороны Париса к нему присоединился, чтобы помочь, кто-то еще. Повернув голову, он увидел Джилли, которая ответила ему улыбкой и стала освобождать от сбруи беспокойную гнедую.

Сердце у него заколотилось. Само по себе желание помочь ему могло показаться логичным, но для женщины, которая заявляет, что мужчины в ее жизни играют роль не большую, чем слуги, он счел это весьма, знаменательным. Она явно менялась, как менялся и он.

До того как он встретился с Джилли, он никогда не думал, что отношения между мужчинами и женщинами могут быть иными, чем они были. Он знал лишь то, что никогда раньше не встречал женщину, которая могла заставить его задержаться с ней больше чем на одну ночь. До Эванджелины.

Когда у лошадей распустили подпруги, он взял поводья и повернулся к Джилли.

— Мы в двух кварталах от моего дома, — сказал он, залезая в карман, чтобы достать шиллинг и заплатить мужчине за помощь. — Не хочешь ли пройти пешком… — Его пальцы наткнулись на большой и твердый предмет с небольшими выступами.

Наполовину вынув руку из кармана, он посмотрел вниз. Бриллиант. Этот чертов проклятый бриллиант!

— Коннолл? — позвала Джилли, вопросительно глядя на него.

Встряхнувшись, он отпустил бриллиант и отыскал монету. Отдав шиллинг мужчине, он переключил все внимание на Джилли:

— Так мы пойдем?

Она подстроилась под его шаг, и Коннолл повел лошадей по направлению к Гросвенор-стрит.

— Что-нибудь случилось? Помимо поломки экипажа, я имею в виду.

— Проверь, что находится в моем кармане, — сказал он. — Смелей. Посмотри.

Нахмурившись и не спуская с него глаз, словно боясь, как бы из его сюртука не выскочила мышь, она сунула руку ему в карман. Через мгновение глаза у нее широко раскрылись. Она резко отдернула пальцы, словно обожглась.

— Что за…

— Надеюсь, это не ты его положила.

— Нет! Однако…

— Я тоже не клал его сюда. Я удивился, почему твоя мать захотела поговорить со мной перед этим.

— Она не могла положить фамильную ценность, к тому же очень дорогую, в чей-то карман.

— Альтернативой этому может быть лишь то, что я украл его у вас. — Коннолл задержал дыхание, пытаясь успокоиться. — Из того места, где вы его храните.

Джилли взвесила все аргументы и, наконец, сделала глубокий вздох.

— Зачем она сделала это? Ведь он стоит тысячи фунтов.

— Возможно, она рассчитывала на то, что обвинит меня в краже, — предположил Коннолл, пожав плечами. — Не знаю… Что я на самом деле знаю, так это то, что бриллиант действительно проклятый. Думаю, что, и ты это знаешь. Как знает и твоя мать. Если ее целью было обвинить меня в дурном поступке, она могла положить его в мой карман. Она хотела, чтобы со мной случилось несчастье. Но в результате этого ты могла погибнуть. Или мог погибнуть я, что огорчает меня в не меньшей степени.

Некоторое время Эванджелина шла рядом с ним молча. Коннолл не знал, какие мысли могли блуждать в ее голове, но, судя по всему, ей было о чем задуматься. Так же, как и ему. Если в его кармане будет находиться этот проклятый бриллиант, то каждая неуравновешенная лошадь станет для него потенциальной угрозой. И не только для него.

— Коннолл, — сказала Эванджелина, сцепив перед собой руки, — он ведь, в самом деле, проклят, да?

— Это могло бы быть цепью совпадений, но весьма и весьма странных. Посему, как я ни пытаюсь быть здравомыслящим и как ни чувствую себя смешным и глупым, я говорю: да, этот бриллиант проклят.

— Тетя Рейчел сказала, что когда кто-то владеет этим бриллиантом и потом вдруг сумеет от него избавиться, это принесет ему счастье. А если продолжать хранить его у себя, то случится несчастье.