Галина Лифшиц - И в сотый раз я поднимусь

Оставшись одна, Саша с любопытством разглядывала диковинные бумажки. Швейцарские деньги и раньше восхищали ее своей разноцветностью: фиолетовые, оранжевые, желтые, как пейзажи и букеты на ее гобеленах. Может быть, поэтому так и потянулся к ее творчеству банкир?

На купюре достоинством в тысячу франков находилось изображение приятного седобородого старика с умными глазами. Таким, наверное, стал бы Антон Павлович Чехов, доживи он лет до семидесяти.

– Посмотреть хоть, кто такой, – решила Саша, заранее уверенная, что никого из великих швейцарцев она все равно не знает, поэтому имя породистого интеллигентного старца ей все равно ни о чем не скажет.

Она вооружилась лупой.

Саша счастливо изумилась:

– Не может быть! Вот как довелось повстречаться!

И пришли воспоминания о жизни такой далекой, такой другой, что не верилось даже, что это она когда-то была бедной, страшно одинокой, наивной и при этом очень счастливой пятнадцатилетней девочкой, которая мечтала встретить свою любовь и все думала – какая она будет?

Она тогда была уже высокой и женственной, длинноногая, с красивой округлой грудью, к которой она никак не могла привыкнуть и которая мешала ей двигаться по-мальчишески резко, как раньше. Ей все снился и снился мальчик, высокий и тонкий. Он ничего не говорил во сне, брал ее за руку, а она склоняла голову к его плечу. Сердце ее падало и растворялось в нежности и любви. Она знала, что он существует, слышала запах его волос и биение его сердца. Проснувшись, она никогда не верила, что это только сон, все подгоняла время своей жизни: «Когда же? Когда?»

Наступала полоса ожидания.

Мир, окружавший Сашу в то время, виделся идеальным: жили они вдвоем с беззаветно любящей ее тетей, тепло их любви оставляло за дверями дома сложности окружающей жизни. Саша с подружкой грезили о будущем, в котором не предусматривалось и капельки пошлости или грязи. Они доверчиво впитывали в себя все, чему их учили в школе, к пятнадцати годам усвоили несколько важных истин: человек человеку друг, например. И еще, что главная их обязанность – учиться и совершенствоваться, чтобы приносить своим существованием пользу людям. Они очень старались совершенствоваться, купили даже книгу о гармонически развитой личности, проштудировали ее, после чего взялись шлифовать свой интеллект и характер, а также развивать всевозможные умения и навыки, как советовала мудрая книга.

Почти каждое воскресенье они бывали в консерватории: гармонически развитой личности полагалось разбираться в классической музыке. Правда, иногда во время концертов они отвлекались от волшебного мира звуков и разглядывали сидящих в зале, внизу. Некоторые так заслушивались, что казались спящими, а может, и взаправду спали, и это безумно веселило подруг, готовых в то время хохотать по любому поводу. Консерваторский зал был полон почтительной внимательной тишиной, нарушаемой лишь стеснительным покашливанием публики; смеяться запрещалось категорически, и этот запрет только усиливал приступ смеха, как ни задерживай дыхание, как ни зажимай ладонями рот. Тут главное было – не смотреть друг на друга. Из зажатых ртов порой вырывалось подобие всхлипа или всхрюка, и тогда соседи долго и укоризненно рассматривали девочек, надеясь, очевидно, взглядами, как огнетушителями, загасить их веселье. Но если бы это помогало!

В одном из таких концертов участвовал старший брат подружки. Девочки зашли в артистическую, поздравить. Там Саша была представлена консерваторскому другу брата. Они обменялись телефонами, стали встречаться.

Саше чрезвычайно льстило это знакомство. Ей – пятнадцать, а ему – двадцать один, и он к тому же – студент консы.

Конечно, это не был мальчик из сна и вообще не ее человек, но она была так горда, что он обратил внимание именно на нее. Ясное дело, девчонки из класса просто лопались от зависти, когда видели, что он встречает ее после уроков.

К счастью, встречи эти не мешали развитию Сашиной гармонической личности, так как студент вынужден был каждый день по многу часов проводить за инструментом, чтобы его пианистическое мастерство укреплялось изо дня в день.

Зато в дни встреч он вел себя чрезвычайно активно, даже назойливо: чуть ли не на третьем свидании заявил, что любит и что они поженятся, когда он закончит консерваторию. Он был в себе как-то очень лихо уверен и о Сашиных планах не спрашивал. Она ждала и наблюдала. Не говорила «нет» – на всякий случай: а вдруг никто никогда больше не предложит ей выйти замуж и она останется старой девой, вот ужас-то! Но она не говорила и «да».

Молодой человек брал ее за руку, обнимал за плечи, и ничего похожего на тот сон с мальчиком. Неужели не во сне всегда так?

Однажды он позвал ее на студенческую вечеринку. Была зима. Шел снег. Саша пришла потрясающе нарядная: в узком коротком черном платье с тонким белым кружевным воротничком. Она распустила свои пышные волосы и вся сияла.

Присутствующие ахнули. Молодой человек загордился. Он прыгнул за рояль и бурно заиграл Грига. Саша стояла рядом и восхищалась, в первую очередь собой, потом тем, что именно для нее играют Грига, что ею любуются окружающие. А еще тем, какой красивой, оказывается, может быть жизнь и как долго, бесконечно долго будет она еще вот такой молодой, красивой, восхитительной и как многие будут в нее влюбляться и делать из-за этого прекрасные вещи: исполнять волшебную музыку, писать гениальные стихи, создавать бессмертные живописные полотна. Да мало ли на что всех влюбленных в нее подвигнет чувство к такому дивному созданию?

После бурных аплодисментов молодой человек взял Сашу за руку и повел в соседнюю комнату. Он закрыл за ними дверь.

Саша встала спиной к стене у окна. Падал снег, и раскачивался на ветру фонарь – блоковский пейзаж.

Девочка знала, что сейчас произойдет. Наверняка он поцелует ее. Саше не терпелось узнать, в чем же чудо поцелуев, если в книгах об этом пишут: «Он заключил ее в объятья, их поцелуй, казалось, длился вечно, она почти лишилась чувств от неземного блаженства…»

Итак, он заключил ее в объятья и жадно впился в губы, почти укусил. Саша на всякий случай чуть-чуть уперлась локтями в его грудь, чтобы легче было оттолкнуть в случае чего. Он прижал ее к себе еще сильнее, так, что она почувствовала все его тело и его язык у себя во рту. Она не лишилась чувств от райского блаженства. Чувства были при ней, а блаженства никакого не наступало.

Студент снова обнял ее и опять жадно поцеловал-укусил. Она чуть-чуть подвинулась, чтобы высвободиться, а он принялся настойчиво и пылко сопеть ей в ухо разные слова.

Саша ненавидела, когда ей шептали в ухо: ухо потом долго горело и было красным, а у идеальной гармонической личности уши краснеть не должны. Поэтому девочке было не до того, что нашептывает ей молодой человек, она беспокоилась об ухе, покраснеет оно или нет.

Она окончательно высвободилась и села на узенький диванчик. Студент немедленно уселся рядом.

– Да? Ну, скажи, да? – спрашивал он игриво, будто разговаривал с котенком или щенком.

– Что – да? – откликнулась она, улыбаясь своим мыслям о красном ухе.

– Ты станешь моей? – настойчиво повторил он.

– Ну, вообще-то я ничья и чьей-то быть, слава Богу, не могу. Крепостное право отменили за сто лет до моего рождения, – резонно возразила начитанная Саша, прекрасно знавшая историю своей Родины в рамках школьной программы.

Молодой человек пока не вник в отрезвляющий юмор ее слов. Он все еще считал ее котенком, которого лаской можно научить тем фокусам, какие угодны хозяину.

– Ведь мы любим друг друга и потом поженимся, – искренне заглядывая в глаза, уговаривал он, – а сейчас ты станешь моей женщиной и увидишь, как это здорово.

– Да не стану я ничьей женщиной, – сказала Саша, вставая.

Этого она никак не ожидала. Для таких свершений она считала себя слишком маленькой, а кроме того, тетя не раз ей говорила, что, если молодой человек по-настоящему любит девушку, он вполне может подождать до свадьбы, ведь любовь не в том, чтоб схватить, насладиться и растоптать. Любовь терпелива. А если юноша ждать не может, то и свадьбы не будет.

Саша считала себя достаточно образованной в вопросах пола: не так давно, разбирая книги в их домашней библиотеке, она обнаружила толстенный фолиант 1907 года издания под внушительным названием: «Половой вопрос. Естественно-исторический, психологический и социологический этюд, предназначающийся для образованных читателей». Имя автора – Август Форель, швейцарский профессор, ни о чем не говорило, но профессорам, да еще таким древним, как этот, Саша верила беспрекословно.

С замиранием сердца предчувствуя, что сейчас она отдернет завесу тайны, о которой они иногда говорили с девчонками, но полностью осознать которую или поверить в реальность некоторых предположений не могли, девочка позвонила подружке и предложила поделиться абсолютно достоверной информацией (наконец-то) путем чтения ключевых мест «Полового вопроса».

В старинной книге, с ятями и твердыми знаками на концах слов, сухим, научным, но при этом весьма образным языком давно прошедшего времени говорилось буквально обо всем, как оно есть. Больше всего подруг поразило описание любви мужчины и женщины, омерзительно называвшееся «половой акт». Рассказывалось об этом следующим образом:

Почти ничего не поняв, но ужасаясь обнаженной правде повествования, Саша все же выделила самые, на ее взгляд, достоверные слова о возможном со стороны женщины сопротивлении.