— Как же, как же, — рокочущим, роскошным басом произнес Злотников. — Кира Морозова… Будет прок, полагаю. А что случилось? Она что-то натворила? Такая, знаете, эксцентричная особа, м-да…

«Масленые твои зенки», — подумал Кленов, мыслями своей матушки, очевидно. Но вслух сказал коротко и ясно:

— Да нет, ничего.

Пусть понимает как хочет. Будем надеяться, у Киры Морозовой не будет впоследствии неприятностей из-за этого визита. К началу занятий она, несомненно, явится в эту порядком захламленную, пахнущую пылью и потом комнату, и тогда — пожалуйте к родным пенатам!

Деметра и Зевс

— Ты должен мне помочь, — сказала Александра вместо приветствия.

— Во-первых, добрый день. — ответил Краснов. Как всегда — спокоен, корректен, сдержан. Кажется, ничто не может возмутить этого олимпийского спокойствия. Даже несанкционированное появление персоны нон-грата в его кабинете. В святая святых! Дубовые панели глушат звук, под ногами — мягкий, благородного синего топа ковер. Сам хозяин сидит за монументальным, похожим на надгробие письменным столом и пялится в лэптоп. Александре подумалось: «Интересно, сидел ли он за ним до моего шумного появления в приемной или уселся только теперь, чтобы продемонстрировать мне — я отвлекаю важного человека от важной работы! Я ворвалась в дом, я покусилась на частную жизнь, все, что я скажу, может быть использовано против меня! Да, так оно и будет. Он всегда был сильнее. Вряд ли мне когда-нибудь удастся загнать его в угол. Всякий раз после разговора с ним у меня оставалось странное ощущение — словно я пыталась поймать шилом шарик ртути. Красивый, переливающийся, серебряный шарик. Его глаза похожи на ртуть. Холодноватое, металлическое серое свечение. Это — глаза моей дочери. Она унаследовала их от него».

— Добрый день.

В который раз Александра сдалась и приняла его правила игры.

— Не желаешь присесть?

Села. Очень удобное, совершенно неудобное для Александры кресло. Оно слишком мягкое, и, чтобы встать с него, ей понадобятся некоторые усилия. Оно слишком уютное, и в ее бедной голове, измученной бессонными ночами, сразу началось легкое кружение и покачивание.

— Чай, кофе? Сок? Может быть, выпьешь чуть-чуть? Я вижу, ты расстроена.

— Кофе. С коньяком.

Александра никогда не пила так рано. Но чашка кофе сейчас была необходима. Пусть даже с коньяком. Иначе не выдержать.

Женщина с незаметной внешностью принесла и поставила на инкрустированный столик перед Александрой поднос — огненная турка с кофе, чашки, пузатые бокалы, какие-то тартинки и пирожные. Александра даже не успела сообразить, когда Краснов приказал доставить все эти роскошества в кабинет. Или прислуга нынче читает мысли на расстоянии?

Хозяин встал, достал из бара бутылку коньяку.

— Кажется, неплохой, — заявил он после неестественно пристального изучения этикетки.

— Наверное, самый лучший. — Александре удалось вложить в это замечание весь скупо отпущенный природой сарказм. Но Краснов этого не заметил. Вполне убедительно не заметил. Близкие знали эту его манеру — пропускать мимо себя все то, что не может причинить реального вреда. Он словно загораживался невидимым щитом, становился совершенно непроницаем. Впрочем, сарказм тут и впрямь неуместен. У Краснова всегда все самое лучшее. «Именно поэтому он на мне и не женился», — припомнила Александра. У него должна быть самая лучшая жена! Но жена у него так и не появилась. И у Александры нет мужа. Краснов стал первым ее мужчиной. И остался единственным.

Кофе был огненно горяч и вкусен. Коньяк придал ему необыкновенный аромат. Александра всегда была чувствительна к запахам и сейчас безошибочно определила, что для Краснова эта рюмка коньяку — не первая на сегодня. Хотя только пробило полдень. Мало того — сквозь сандалово-кожаный аромат его одеколона, сквозь ментоловый холод дыхания, сквозь кофе и коньяк она уловила шлейф вчерашнего алкоголя. Не запах, скорее намек на запах, но просвещенному достаточно.

— Я тебя слушаю, — сказал он, подавая знак всей своей холеной физиономией — приподнялись густые брови, вздрогнул вопросительно уголок рта, внимательно взглянули шарики ртути. — Тебе нужна помощь. Деньги?

— Нет. Разве я когда-нибудь приходила к тебе за деньгами?

— Мне кажется, в этом не было необходимости.

Краснов деликатно указал Александре на ее шесток. В этом и впрямь необходимости не было. Деньгами он обеспечивал свою несостоявшуюся супругу исправно, ежемесячно. Сначала это были доллары в безликих белых конвертах, их привозил немолодой, смахивающий на Челентано мужчина, шофер Краснова. Потом они стали приходить на личный счет Киры. Не слишком много, не слишком мало. Необходимо и достаточно. Так что он прав.

— Что-нибудь с девочкой?

Наконец догадался спросить.

— Да. Кира… Она пропала.

Встал, заходил по кабинету.

— Поясни.

Тут Александре требовалось все самообладание, чтобы не вскочить, не заорать по-базарному, не устроить истерики.

— Она ушла из дома. Это в лучшем случае. В худшем — стала жертвой преступления.

— Ты заявила в милицию?

«Да! А ты как думал! Что я буду сидеть в своем кабинете и жрать коньяк до обеда, а потом приду к тебе на кофе с тем же коньяком?» Но вместо этого Александра произнесла:

— Да. Конечно. Они убеждают меня, что Кира именно ушла из дома. Что она вернется или как-нибудь даст о себе знать. Что никаких… Никаких криминальных трупов у них не появлялось, что маньяков в области не водится. Что нужно просто ждать…

— Может, они и правы, — протянул Краснов, достал из хрустальной коробочки сигарету, предложил гостье.

Александра никогда не курила, по сигарету взяла зачем-то.

— Это очень крепкие, «Житан», — предупредил ее бывший — муж? возлюбленный? Бывший отец ее бывшей дочери?

Такую мысль Александре не следовало допускать в голову. Она разревелась. Слезы ее определенно не украсили. На щеках сразу же появились красные пятна, мгновенно отекли веки и волосы под слоем лака стали безжизненно-тусклыми. К тому же макияж, нанести который Александре стоило трудов и самообладания, погиб. От этого ей стало еще горше.

— Успокойся, дорогая. — Голос Краснова звучал непривычно мягко. На него всегда действовали женские слезы. К тому же он никогда не видел Александру плачущей. Он никогда не видел ее жалкой, униженной, опустошенной. — Успокойся. Вот, возьми платок.

Она не взяла платок — в последнюю секунду подумала, что не хочет оставлять на изысканном английском полотне потеки туши, мазки помады, постыдную слизь. Александра достала из сумочки пачку бумажных салфеток, утерлась. Краснов стоял рядом с ней, пристально смотрел, как она утирается, сморкается, громко прерывисто вздыхает. В его взгляде было сочувствие и что-то еще неуловимое — так автомобилист смотрит на раздавленную им кошку. Дворовую, бродячую, полосатую, никому не нужную и не милую кошку. Живая все же тварь, да.

— Успокойся. Я обещаю — мы ее найдем. Я подниму все свои связи. Ты меня слышишь?

— Да, — ответила Александра, уводя глаза с линии огня его взгляда. — Живая тварь, да. Помоги мне. Помоги нам. До свидания. Сделай что-нибудь. Я знаю, ты можешь. Ты можешь почти все. Ты не мог стать отцом своей дочери. Ты не мог стать моим мужем. Ты не… Но ты можешь ее найти. Я знаю.

Большую часть своего монолога она произносила уже на улице. За рулем автомобиля. Стоя в пробке, потом стоя под светофором. Александра говорила громко, по никто не обращал на нее внимания. Может быть, думали, что она говорит по телефону как у диспетчеров — все на голове, а руки свободны, о да, руки у нее теперь свободны.

Ей не хотелось домой. Дома Галина сидит над картами. В доме пахнет кофе, корвалолом и тревогой — а раньше пахло Кирой, ее любимым миндалем в шоколаде и духами от Сержа Лютена. Но куда податься? На работу? Заехать проинспектировать один из магазинов? Пойти в кино? В кабак? За много лет жизни в Петербурге Александра не завела себе подруг. Она делилась своими тайнами с герберами и доверяла мечты туберозам. Да и какие могли быть у нее мечты и тайны? Будь у нее подруга — она не смогла бы обсудить с ней ни кулинарного рецепта, ни сладких подробностей бразильского сериала, ни распродажи в ближайшем бутике. Приготовлением пищи, добротных и вкусных домашних блюд, занималась Галина, сериалов — ни бразильских, ни русских — Александра не смотрела, а гардероб ее последние десять лет составляли костюмы, покроем изумительно похожие друг на друга. Так что обсудить с гипотетической подругой Александра могла только тонкости своего изящного бизнеса и те странные, туманные полумечты-полувидения, которые нежно одолевали ее в свободные минуты. Но разве об этом говорят вслух? Только шепотом, только с цветами…

Куда подаются женщины, когда им некуда пойти? Когда нет сил думать ни о своей, ни о чужой жизни и хочется, чтобы отпустило. Хоть минуту передышки выпросить бы у этой боли, которая ледяными когтями сжимает горло…

И Александра все же решилась заехать в магазин. Их всего было шесть, по всему городу. Не однодневные закутки с чахлыми розочками и гвоздичками — изящно декорированные, удачно расположенные элитные магазины. И работали там не скучающие куколки, озабоченные пережевыванием приторных резинок, а настоящие специалистки, обученные флористике и дизайну. Не обязательно хорошенькие, но привлекательные и элегантные. Впрочем, какая дуреха не смогла бы привлекательно выглядеть в сочиненной Александрой форменной одежде! Сине-зеленые пышные юбки, кокетливо-строгие мундирчики. В этом салоне уже давно работали две подружки-веселушки, Рита и Оля. Точка располагалась на бойком месте, и не так давно туда приняли еще одну девушку. На нее-то Александре и хотелось взглянуть. Директриса этого отдельно взятого магазина была наделена разветвленной системой родственных связей и то и дело норовила пропихнуть на теплое местечко какую-нибудь племянницу Манечку, неумеху и неряху. Это следовало пресекать.