Александра присела на скамейку рядом с Мариной.

— Вы знаете, что она носила в скупку золотое украшение?

— Господи! — схватилась за обширную леопардовую грудь недостойная Марина. — Какое украшение? У нее ж ничего нет, кроме двух обручальных колец — ее и папино, и те истерлись до неприличия!

— Это кольцо принадлежало ее ученику, Косте Серову. Он попросил ее сдать.

— Ученику? Я сомневаюсь, что он ее ученик. Так любая шушера придет, учеником назовется…

— Но если ваша мама столько лет преподавала…

— Да ладно, я допускаю, что это ее ученик! Предположим. Но он бандит, форменный бандит! Видели бы вы его физиономию! А мама… Да вы видели, какая она.

— Какая?

— Мама сроду-то не очень хорошо разбиралась в людях. Все витала где-то. А после папиной смерти здорово сдала. Порвала со мной отношения, Анечку, в которой раньше души не чаяла, выгнала… Ничего не принимает, что я ей приношу. Мой муж телевизор ей подарил на юбилей — так она его выбросила из окна! И как осилила поднять? Едва замяли дело. Участковый приходил. Мы ей стали чужие, а вот этого Костю она привечает. Боюсь я за нее…

— Вашу маму нужно показать врачу, — посоветовала Александра, поднимаясь. — Это может плохо кончиться.

— Знаю я… Но как ее к врачу отвезти? Она же…

— А не надо везти. Пригласите его на дом, можете себе такое позволить?

— Господи, да я ради мамы… Мы же с мужем неплохо зарабатываем, и если б она согласилась…

— Она очень приветлива с посторонними людьми, особенно с теми, кто согласен выслушивать ее монологи… Может, еще наладится.

— Спасибо, спасибо вам большое на добром слове!

— Не за что. Прощайте.

Александра забралась в машину и, заводя ее, увидела, как леопардовая Марина поднимается и медленно, устало плетется по направлению к метро. Ей стало жаль учительскую дочку. В самом деле, тяжело, когда мать не в себе! Но тут же вернулась мыслями к собственным проблемам.

Так. Если старая учительница ничего не напридумывали походя, то Костя Серов, бывший ее ученик и «форменный бандит», — именно тот человек, который ей, Александре, нужен. Идти к нему домой и выпытывать, откуда он взял колечко, было бы, учитывая все его характеристики, весьма опрометчиво. Значит, нужно его поймать при других обстоятельствах. Но как? Александра ведь не знает его в лицо!

«Все очень просто, — сказала Александра сама себе. — Завтра он пойдет в «Белую лилию» забирать деньги за кольцо. И Анну Егоровну с собой прихватит. Так я его и узнаю. Надо просто проследить…»

Александра понимала, что это вовсе не так просто. К тому же в этом плане был еще один пробел. Что она станет делать после того, как увидит Костю Серова? Что-то подсказывало Александре, что «форменный бандит» не станет разговаривать с ней так же охотно, как его старая учительница. Может, все же стоило подключить Кленова?

И Александра почти уже решила звонить Евгению Эдуардовичу, как вдруг случилось нечто, нарушившее ее планы.

ГЛАВА 26

Зевс

Тайник помещался за резной дубовой панелью, которыми были обшиты стены столовой, видимо, лет сто назад. Хорошо, что ни у кого из предыдущих хозяев не поднялась рука сменить эти панели чем-то более современным!

После нажатия на незаметную завитушку одна из панелей плавно отошла в сторону — Владимир Дмитриевич только подивился необычайно четкой работе механизма, слаженного много лет назад. Интересно, прадед сам его придумал и сконструировал? Или нанимал специального механика, а после работы, согласно канонам романтизма, ослепил его?

Но Краснову-старшему не случилось поразмышлять как следует над судьбой неизвестного механика. В образовавшейся нише он увидел небольшой сундук, скорее даже ларец.

«Пиастры, пиастры!» — птичьим голосом прокричало сознание.

Зинаида Германовна, невозмутимо наблюдавшая за вскрытием тайника, заоглядывалась и перекрестилась, хотя сроду считалась атеисткой.

Владимир Дмитриевич взялся за ларец, с трудом поднял его и чуть не упал под непомерной тяжестью. Осторожно поставил на пол, оглядел. Тут же сунулась Германовна с тряпкой, стала смахивать с крышки несуществующую пыль.

— Да он и не запылился совсем, — пробормотал Владимир Дмитриевич. — Стоял-то наглухо закрытый… скажи уж прямо, старая, что тебе любопытно.

— А как же! — подтвердила нянька.

— Внимание, открываю!

Что и говорить, с первого взгляда стало понятно, что сундук наполнен не пиастрами, не дублонами и не царскими золотыми червонцами. Бриллиантов, рубинов и прочих кристаллов тоже что-то было не видать. Ларец был заполнен книгами, весь, под завязку. Владимир Дмитриевич брал их осторожно, как ковриги из печи, и «сажал» на пол. Были книги печатные, дореволюционные. «Оккультные тайны», «Новые достижения оккультной науки», «Глас с того света», «Подчинение духов эфира человеческой воле». Все прадедушки Смирницкого. Были книги рукописные — очевидно, его же. И уж в этих книгах ни черта было не разобрать! Владимир Дмитриевич открыл одну, покрутил и плюнул. Вот так почерк был у Павла Тимофеевича, да пошлет ему Господь в ад кувшин водички! Только схемы и чертежи понятны, а что в них толку?

Одна из книг насторожила Краснова. Показалась она ему отличной от других. Не такая была обложка, не скользила под рукой ладно выделанная кожа… Перехватив, он раскрыл книгу — и знакомый почерк запрыгал перед глазами, знакомые, скругленные буквы…

Дмитрий Иванович Краснов нашел тайник раньше своего сына. И без указаний няньки. Он обнаружил выжженную на крышке стола карту, когда полез под стол — быть может, за оброненной ручкой или книгой. Он разобрался в ней сам и улучил момент, когда дома никого нет. Быть может, это произошло в те времена, когда одиночество властно вторглось в его жизнь. Когда Марк еще не появился на свет, а старший сын и молодая жена были заняты своими делами — своими молодыми, веселыми делами. Он открыл тайник. Он читал книги Смирницкого и перед тем, как снова закрыть резную дубовую панель перед нишей, спрятал в ларец и свой дневник. Дневник за 1985 год. Одинокий год, печальный год.

Владимир знал, что отец вел дневник всю жизнь. Он описывал не каждый день, но те события, которые считал значительными для страны и для семьи. Одинаковые черные тетради до сих пор стояли в кабинете на отдельной полке. Владимир в них не заглядывал. Было неловко. И он все собирался эти тетради сжечь — наверняка отец так бы и поступил, если бы смерть не сразила его мгновенно, но все руки не доходили. Да и вдруг они пригодятся когда-нибудь, эти дневники? Вдруг…

До самого дна пошли все книги. Одна из них, с медной застежкой и медными же уголками, в руках у Владимира Дмитриевича тихо брякнула. Откинув застежку и распахнув книгу, он обнаружил, что это вовсе и не книга. Шкатулка в виде книги!

В глаза ему брызнул сноп искр. Драгоценности, таящиеся в поддельном фолианте, были неподдельными. Дрожа и задыхаясь, Владимир Дмитриевич донес находку до стола.

— Взгляни, Германовна! — позвал он, но старуха уже успела задремать в кресле и при звуках его голоса только слабо пошевелилась, кивая седенькой головой. Владимир не стал будить няньку и запустил пальцы в найденные украшения.

Наверное, мещанского происхождения прабабушка, уезжая за границу, большую часть украшений забрала с собой. Невозможно представить, что с ними сталось впоследствии. Выли ли они распроданы в тяжелое время, когда иссякли последние средства? Или до сих пор остаются во владении какого-нибудь заграничного Смирницкого, уже забывшего и родной язык, и свое происхождение? Но и то, что лежало перед Владимиром Красновым, было достойно всякого внимания. Полная парюра — жемчужная диадема, ожерелье, брошь в виде букета, тяжелые браслеты, три кольца — какие тонкие пальцы были у прабабки! А вот и мужской перстень — большего размера, тяжелого, темного золота, с мутно-серым опалом. Его Владимир подержал в ладони, поднес близко к лицу, согревая дыханием, и наконец примерил. Перстень пришелся впору, уютно сел на безымянный палец левой руки. Словно тут и был, надо же!

В сущности, драгоценностей нашлось меньше, чем Владимир Дмитриевич себе представлял. С того момента, как Германовна произнесла слово «клад», перед его глазами прошел океан сверкающих огней. Он был уверен, что сундук будет наполнен золотом и бриллиантами… Но и так неплохо. Неожиданная помощь от дедушки!

Владимир Дмитриевич подумал и о своем единокровном брате. Формально клад принадлежит им обоим. Им придется делиться. Ну что ж… Ведь понятно, почему Германовна открыла клад ему, сделав предпочтение перед более удачливым, более богатым братом… Пожалела убогого! Но Владимир Дмитриевич сможет развернуть ситуацию в свою сторону! Этот клад схоронил его прадед, дед его матери! Марк Дмитриевич, будучи сыном второй жены отца, актрисы Дианы Юстицкой, не имеет к сокровищам никакого отношения! А теперь еще выяснилось, что он и к дому не имеет никакого отношения!

Наскоро собрав книги в ларец и прихватив с собой шкатулку с драгоценностями и дневник отца, Владимир Дмитриевич Краснов удалился в свою спальню — благо время было не то позднее, не то уже раннее. Ночь перевалила к утру.

Не стоило и думать о том, чтобы заснуть. Последнее время у Краснова были проблемы со сном. Он пил на ночь молоко и мед, принимал целебный отвар валерианы и пустырника. Таблетки глотать не решался пока, да и не любил медикаментов. Сон приходил только под утро, был зыбок и по-старчески непрочен, и в нем проносились странные видения… Так что теперь, после всех волнений сегодняшнего дня, подремать наверняка не удастся. Для того Владимир Дмитриевич и взял в постель дневник Дмитрия Краснова. Но, вопреки собственным ожиданиям, он заснул, едва прилег. Заснул крепко, не успев выключить свет.