После всего, что она уже сделала, поступить таким образом было более чем жестоко. Гораздо честнее было бы, если бы она раскрыла их тайну, как только они оказались в окружении верных ей людей. Однако нет. Она дождалась того момента, когда в замок прибудет доверенное лицо епископа в сопровождении большого числа воинов — и все это она делала лишь для того, чтобы ввести Ранульфа в заблуждение, заставить его поверить в то, что Клайдон скоро действительно будет принадлежать ему, а сама она искренно желает, чтобы он стал хозяином ее замка. Единственное, что она не смогла заставить себя сделать и что обличало ее ложь, — это то, что она отказывалась разделить с ним его ложе. Это должно было насторожить его, а не просто выводить из себя, он-то думал, что она просто упряма, а оказывается, она еще и коварна…

Настроение Ранульфа ничуть не исправилось, даже когда ему принесли его свадебный наряд, хотя Ланзо при виде этого великолепия замер в благоговейном, безмолвном восхищении. Красная королевская мантия из вельвета была подбита мехом горностая. Она была, несомненно, прекраснее и изумительнее того, что Ранульфу когда-либо приходилось надевать, ибо он отнюдь не относился к числу тех павлинов, что выбрасывают уйму денег на красивую, роскошную одежду. К тому же ему некого было поражать своей элегантностью, да и деньги были весьма кстати. Его туника с длинными и широкими рукавами была настолько усеяна серебряными нитями, что издалека казалась просто сверкающим полотнищем, а никак не прекрасным белым шелком, как это было в действительности. Даже подвязки были выполнены самым что ни на есть наилучшим образом, а пояс украшала большая серебряная пряжка под стать той, что сверкала на его мантии. Оба украшения ослепительно сияли драгоценными камнями, будто только что отшлифованы умелым мастером.

Наряд этот изготовили специально для Ранульфа, о чем свидетельствовал тот факт, что сидел он на Ранульфе как влитой. Однако опять же из-за своего ужасного настроения жених и это оставил без внимания.

Ранульф был настолько погружен в свои тяжелые размышления, что не слышал даже радостных поздравлений друзей и даже не узнал свою жену, когда она спустилась в зал. С трудом Ранульф мог вспомнить и то, как его вывели из замка и он пошел в деревенскую церковь, где и должна была состояться церемония венчания. Следуя указаниям священника, он отрешенно повторил условия брачного договора и надел по приказу священника на палец своей жены маленькое обручальное кольцо, которое было частью его подарка ей ко дню свадьбы. Ранульф преподнес Рейне также и сундук золотых монет, что было неотъемлемой частью свадебной церемонии.

Жених и невеста во всеуслышание обменялись клятвами верности, и, прежде чем Ранульф осознал, что все-таки произошло, они с Рейной вместе со всей процессией направились в церковь для того, чтобы прослушать свадебную мессу.

И даже во время этой длившейся целую вечность мессы Ранульф не мог до конца понять, что он снова женился на своей жене! Он предупредил своих людей, чтобы они были наготове, а сам был настолько отрешен от всего происходившего, что не заметил бы и смертельного удара кинжалом. Только когда служба наконец закончилась и сэр Генри подошел к нему, чтобы принять клятву верности епископу Шеффордскому, начал догадываться Ранульф, каким идиотом он был все это время… Покончив и с этой церемонией, Ранульфу пришлось самому принимать клятвы верности своих вассалов.

Уже не витая в своих мыслях, но порядком ошеломленный, Ранульф взглянул на свою жену, которая держала его под руку, когда они выходили из церкви.

— Вы вышли за меня замуж?

Она тихонько засмеялась, а потом близко-близко наклонилась к нему и прошептала:

— Я рада, милорд, что вы хоть на нашем первом венчании присутствовали, ибо на этот раз вы уж точно были не с нами…

Толпа гостей, собравшихся у церкви, приветствовала маленькую и очаровательно улыбающуюся невесту и огромного пунцово-красного жениха..

Глава 20

Если Ранульфу показалось, что празднество, устроенное в честь прибытия сэра Генри, было как минимум грандиозным, то пир в честь его собственной свадьбы должен был показаться ему достойным короля. Обед из шести перемен блюд, поданный на столы празднующих, был невероятно разнообразен. Причем каждая перемена состояла из бесчисленного количества блюд из мяса, птицы, рыбы, яиц, овощей, сладостей, а в завершение на столы были поданы многочисленные подливки, засахаренные фрукты, пастила, желе, которое было приготовлено в форме забавных картинок на тему счастливой семейной жизни и страстной любви.

Все мельчайшие условности церемонии бракосочетания были соблюдены досконально. Первым появился ключник, предлагая молодым хлеб и масло, за ним — погребщик со своим помощником, который катил бочонки с вином и пивом. А расположившиеся позади столов своих хозяев оруженосцы не забывали своевременно чистить и заменять им доски после каждой перемены блюд.

Самый изощренный вкус мог быть удовлетворен тем изобилием, что было представлено на столах пирующих. Тушеная оленина, кабанина, ягнятина, телятина, куропатки и павлины. Были также и запеченные с горчицей и в имбирном соусе куропатки, приправленные яйцами или зеленью, мясо, настолько тщательно протушенное и потому такое мягкое и нежное, что даже люди с не очень крепкими зубами могли полакомиться угощениями. Из птицы на столах были вальдшнепы, дикие утки, цапли, ржанки, жаворонки и красноножки. Для тех, кто предпочитал рыбу, была приготовлена форель, зажаренная с неспелыми фруктами, устрицы, сервированные петрушкой, вымоченной в уксусе, покица была приготовлена с чесночной подливкой, а отварная макрель — с мятным и щавелевым соусами. А также свежая сельдь, мангусты, мидии, миноги, пироги, начиненные всевозможным рыбным ассорти. На десерт же было предложено такое множество блюд, что перечислить их все просто невозможно: ароматным фруктовым и кондитерским изделиям с разнообразной сладкой начинкой не было числа.

Да, сказав, что в Клайдоне запасов более чем достаточно, Рейна не солгала. Весь остаток дня продолжалось пиршество, а развлечения, казалось, лились нескончаемым потоком, ибо не было конца музыке, шуткам, историям, рассказанным гостями или забавными актерами, специально нанятыми для столь торжественного праздника.

Когда Ранульф наконец спустился из своих покоев, он, к своему величайшему удивлению, обнаружил, что столы уже давно убраны, веселая песня льется бойким ручейком, а танцующие, выделывая причудливые па, взявшись за руки, ходят по кругу. Его жена также присоединилась к этой шумной компании. Наблюдая за тем, как она поет и смеется в кругу своих друзей, Ранульф осознал, что увидел ее впервые за целый день, хоть она и была постоянно рядом с ним с тех пор, как они покинули церковь.

Она светилась какой-то особой радостью и выглядела необыкновенно привлекательно вовсе не из-за ее сверкающего наряда, который, однако, был неописуемо красив. Нижняя рубашка была сшита из такого же белого шелка, как и туника Ранульфа, и расшита серебром, нижняя юбка из голубого тяжелого шелка заканчивалась также серебряной вышивкой, а на бедрах Рейны покачивался сияющий красными и голубыми драгоценными камнями серебряный пояс. На Рейне не было в тот момент ни накидки, ни вуали, которая скрывала бы все богатство ее наряда, а ее блестящие черные волосы были распущены и развевались вокруг нее волшебным облаком, когда она танцевала. Достойным завершением наряда Рейны был венок, сплетенный из серебряных колец, который она кокетливо сдвинула чуть на сторону.

Ее щеки горели, прелестные голубые глаза светились от счастья, а ее тело словно просыпалось под его пристальным взглядом. Однако раздражение Ранульфа опять начинало расти…

Он вернулся за главный стол и занял свое почетное место, место лорда, его место. Не важно, что и раньше ему всегда предлагали садиться именно здесь, сегодня это место стало по-настоящему его. И все же когда он вспоминал о той агонии сомнений, что преследовали его всю прошлую ночь, он не мог наслаждаться праздником от всей души. А она была так позабавлена его растерянностью, что не переставала подшучивать над ним по этому поводу. Было очевидно, что Рейна намеренно провоцировала его своей загадочной улыбкой — я все это она делала только с единственной целью: заставить его пострадать от неуверенности хотя бы еще одну ночь. С ним она была неискренна и язвительна — само воплощение истинной леди, но, наблюдая за ее беспечной развязностью в танце, он чувствовал, что страсть его к этой взбалмошней и непонятной ему женщине увеличивается с каждым мгновением. О! Он, должно быть, сошел с ума…

Когда она подошла к нему, дыхание ее было прерывистым от усталости и возбуждения, а на милом личике, обрамленном влажными кудряшками, сияла обращенная к кому-то из окликнувших ее почтенных гостей очаровательная улыбка. Она не сразу взглянула на Ранульфа, поэтому он снова был захвачен ею врасплох, погруженный в свои мрачные мысли.

— Вы не танцуете, милорд?

— Нет.

— Вообще-то я тоже не очень, однако сегодня мы обязаны веселиться.

Однако Ранульф был совсем не в настроении для столь фривольного разговора.

— Когда вы… э… когда ваши воспитанницы… скоро они проводят вас из зала в нашу спальню?

— О! Но ведь еще совсем рано!

Его раздражало то, что она все еще не смотрела на него, и он насмешливо-зло спросил:

— У вас при себе тот маленький волшебный пузырек?

— Конечно, — рассеянно ответила она.

Не сумев даже таким образом обратить на себя ее внимание, Ранульф подумал было о том, чтобы посадить ее себе на колени и посмотреть, произведет это на нее хоть какое-то впечатление. Однако ему не пришлось прибегать к этому крайнему способу, ибо Рейна все же обратила в его сторону свои небесно-голубые глаза, взгляд которых подтверждал, что она очень внимательно следила за тем, что он говорил. Однако Рейна не совсем верно истолковала причину подобного беспокойства Ранульфа.