Понимая, что обида Ранульфа была действительно велика, Рейна еще больше разволновалась, И если она постаралась загладить свою вину перед гостем, пригласив его на обед, то Ранульф мог запросто отказаться принять его, а что еще хуже — потребовать незамедлительно оставить замок. И тогда Рейна будет чувствовать себя еще отвратительнее, несмотря на то что сделала все возможное для предотвращения этого. Ибо как только незнакомец переступал порог твоего дома, он становился гостем, а законы гостеприимства не позволяют видеть в госте врага, если он, конечно, не оскорбил своим поведением или словом тебя или других обитателей твоего дома.

Однако едва Рейна ворвалась в спальню и увидела, что Ранульф все еще лежит в постели, все мысли улетучились из ее головы. Как видно, он проснулся уже давно и теперь с интересом наблюдал за ней. Рейна внимательно на него посмотрела, чтобы проверить, не был ли он бледен. Однако она не заметила и следов былой усталости или недомогания, и все же он, должно быть, серьезно заболел, раз так долго не встает с постели, хоть и не спит. Подозрения Рейны возросли, когда она вспомнила, как много неотложных дел он наметил на это утро: отправить в Ворхерст человека, чтобы тот побеседовал с его жителями, продолжить опрос пленников. И Рейна жутко разозлилась на себя, что была настолько равнодушна к Ранульфу, что даже не пришла навестить его пораньше.

— Вам следовало бы послать за мной, — сухо сказала она, однако резкость ее голоса с лихвой компенсировалась нежным прикосновением ее руки к его лбу, потом шее. — Вы вовсе не горячий, — добавила она, озабоченно нахмурившись. — У вас что-нибудь болит?

Мгновение Ранульф беспомощно смотрел на нее, а потом ответил:

— Внизу.

Глаза ее пробежали по его телу, остановившись на животе, не прикрытом одеялом и отливающем бронзой на фоне белоснежных простыней, внимательно осмотрели бока. Рука ее следовала за взглядом, едва дотрагиваясь до тех мест, где он мог бы почувствовать боль. Рейна заметила, что мышцы его напряглись в ожидании ее прикосновения, что было явным признаком наличия у Ранульфа болевых ощущений. Страх сжал ее сердце, ибо положение его оказалось гораздо хуже, чем она предполагала.

Горло ее вдруг пересохло, отчего ей стало трудно говорить, и она едва слышно прошептала:

— Здесь?

Когда он ответил ей, голос его был неровным и хриплым:

— Ниже.

Она взглянула еще ниже, однако через мгновение подняла на него свои горящие подозрением глаза.

— Там, да? А что, интересно, там может болеть?!

— Ужасно болезненная опухоль…

— О!

— Что? — взглянул он с улыбкой на ее рассерженное лицо.

— Черт бы тебя побрал, Ранульф, я-то думала, что ты серьезно заболел! Если ты хоть раз еще посмеешь так испугать меня… — Слишком сильно было желание треснуть его как следует, а поскольку он все еще многозначительно улыбался, она решила дать волю эмоциям.

— Оу!

— Именно то, что должно тебе помочь! — проворчала она. — Ну а теперь мне необходимо кое-что выяснить.

Он приподнял плечи, как будто она действительно сделала ему больно, и проговорил жалостливым голосом:

— Вы уже кое-что выяснили, леди.

— О! Очень смешно, только вот смеяться что-то не хочется. Скажи мне лучше, почему ты все-таки все еще в постели? Или ты только что проснулся?

Он покачал головой, не отрывая взгляда от ее губ.

— Я пытался поучиться терпению, маленький генерал. Я лежал и ждал, когда же ты все же соизволишь навестить меня и отчитаешь заодно за мою бессовестную лень.

— Будешь ли ты хоть когда-нибудь серьезен!

— Но я и так серьезен дальше некуда. Ты что, предпочитала бы, чтобы я спустился вниз для того, чтобы утащить тебя сюда?

Думаешь, твои леди не удивились бы столь странному происшествию?

Черные как смоль стрелы ее бровей рассерженно сошлись на переносице.

— Тебе не следовало бы быть таким… таким… Но он был, и взгляд его был гораздо выразительнее всяких слов, и даже если она раньше этого не поняла, то сейчас настало самое время. Было слишком поздно притворяться, что она не поняла, что стало бы причиной изумления ее подруг.

— Я что, должна поблагодарить тебя за это?

— Это никогда на помешает, — усмехнулся он. — Если у вас не получается размозжить мне голову, то вы непременно прибегаете к саркастическим замечаниям. Но на этот раз, возможно, вы все же поблагодарите меня, мой маленький генерал? Я ведь не всегда буду настолько рассудительным. Будет еще множество раз, когда я ворвусь, и…

— И подойдет любой темный угол? За подобной наглостью незамедлительно последовало наказание — Ранульф повалил Рейну на кровать.

— Да. Где угодно, хотя я и предпочитаю эту вот мягкую постельку.

— Что же, даже больше, чем лес?

— Несравненно!

Она с трудом подавила улыбку, но не могла и продолжать злиться на него, когда он был таким, как сейчас. Она никогда бы не догадалась, что за внешностью свирепого великана скрывается шаловливый ребенок, но ей начинало нравиться то, что она обнаружила. Рейне хотелось увлечься им, потерять голову, оказавшись в его страстных объятиях — и это было ее самой большой сложностью. И все же пока еще было время, она собиралась использовать каждый свой шанс. Но только не в этот раз.

Прежде чем она не лишилась разума от тех нежных поцелуев, которыми Ранульф покрывал ее шею, Рейна выпалила:

— Ранульф! Это должно подождать!

— Я соглашусь с тобой не раньше, чем загорится замок!

Он ни на миг не переставал ласкать ее, более уже не боясь поранить ее, так что работа нашлась и для его жадных рук.

— Ранульф, я пришла сказать тебе… внизу… тебя кое-кто дожидается… ты должен об этом узнать… Ранульф! — Она застонала от наслаждения, когда он схватил зубами ее ухо, и, решив про себя, что это может подождать, вздохнула поглубже и на одном дыхании сказала:

— Нет. Это не может ждать. Ранульф, это твой отец.

Он замер, а через мгновение медленно поднялся и, пристально уставившись на нее, спросил:

— Мой — кто?

— Твой отец ждет внизу и просил о встрече с тобой.

Удивление, казалось, на какое-то мгновение сменилось радостью, но Рейна не была в этом уверена. Однако каковы бы ни были эти первые эмоции, они почти мгновенно сменились более угрюмой маской, и Рейна узнала то выражение, что однажды уже видела на его лице, когда он рассказывал ей о своем отце.

Он встал с кровати, чтобы одеться, как предположила Рейна, однако ошиблась. Он начал ходить из стороны в сторону, вернее, даже метаться как дикий зверь. Халат, который она так заботливо сшила ему специально для таких моментов, остался незамеченным и продолжал одиноко лежать на крышке сундука. Итак, он был отнюдь не из стеснительных, и, как видно, халату предстояло так и пролежать на прежнем месте, ни разу не понадобившись хозяину. Ранульф был просто великолепен, и ей нравилось смотреть на него. А его поигрывающие при движении мышцы вызывали прилив желания в ее теле, дикого, первобытного, отчего Рейна проклинала себя за то, что была такой идиоткой и проболталась ему о визите отца.

Однако было уже слишком поздно что-либо менять, и, хотя Рейна понимала, что ему необходимо подумать, ей все же нужно было кое о чем спросить Ранульфа.

— Вы встретитесь с ним?

— Какого черта он так быстро узнал? У Рейны возникло ощущение, что Ранульф говорит вовсе не с ней, что он и не слышал ее вопроса. Однако она ответила:

— Если вы имеете в виду вашу свадьбу, то он ничего об этом не знал, по крайней мере до того момента, пока я ему об этом не сказала.

Ранульф сразу же обратил внимание на Рейну.

— Вы?! Ну тогда почему же он здесь?

— Это вовсе не тайна, Ранульф. Его повозка сломалась где-то недалеко от замка, проезжая мимо. В противном случае он и не заехал бы в Клайдон. Жильбер привел его ко мне и…

— И вы догадались, кто он, — закончил с отвращением Ранульф.

— Догадалась? Господи! В этом не было необходимости. Вы не говорили мне, что он так молод и что он почти ваша точная копия.

— Думаете, я рад подобному сходству? Вы и представить себе не можете, как часто принимали его знакомые, не видевшие его долгое время, меня за него! Некоторые даже отказались поверить в то, что я — не он. Знаете ли, каково это, когда вас принимают за человека, которого вы…

Он не закончил мысли, и Рейна сделала это за него:

— Презираете? Действительно ли это так? Вместо ответа он хмуро взглянул на нее и спросил:

— Что ему нужно, леди?

— Возможно, поздравить вас? — Он еще больше потемнел. — Ну откуда же мне знать? — раздраженно добавила она. — Почему бы вам не спуститься в зал и не спросить его об этом самому?

— Прикуси язык, женщина!

Рейна сощурилась, а губы ее плотно сжались. Она слышала, что Ранульф так же разговаривал и с Уолтером, и подобные слова в его устах — скорее выражение нежности, чем злобы. Возможно, она и побаивалась его криков, однако не его ярости — пока не побаивалась по крайней мере.

— Стало быть, вы не собираетесь встречаться с ним?

— Нет, не собираюсь, — прогремел Ранульф.

— Ну и очень плохо, — спокойно сказала она, как будто вопрос уже был решен. — А я-то надеялась понять, каким образом он так много о вас узнал.

— Что вы имеете в виду?

— Своей жизнью вы, несомненно, дали ему повод с гордостью называть вас своим сыном. Я и представить себе не могу…

— Рейна!

— Я только пошутила! — закричала она, увидев, что он направляется к ней. Она спрыгнула с кровати и, прежде чем скрыться за дверью, добавила:

— Но вам следовало бы слышать, какие дифирамбы распевал он в вашу честь, когда думал, что я наняла вас на службу. Полагаю, он хотел убедить меня в том, что я не зря трачу свои деньги. Мне доставила истинное наслаждение возможность исправить его. Однако должна признаться, что поначалу я была ужасно с ним неучтива. Не знаю, что нашло на меня. Но вам, наверное, будет интересно узнать, что он такой же толстокожий, как и вы, когда дело доходит до оскорбления. Он просто не замечает его.