– Что такое? – спросила она.

Он заставил ее замолчать, прижав палец к губам. И, прислушиваясь, взглянул на дверь конюшни.

– Мне показалось, там кто-то есть.

Алина нахмурилась, забеспокоившись не на шутку, наблюдая, как он быстро прошел к выходу и оглядел двор. Не увидев никого, пожал плечами и вернулся к Алине.

Она обняла его за талию.

– Поцелуй меня еще.

– Нет, – сказал он, качая головой. – Ты должна идти в дом, я не могу работать, когда ты здесь.

– Я не буду мешать, – отозвалась она, обиженно надув губы. – Ты даже не заметишь, что я здесь.

– Ну да, конечно. – Он опустил глаза на свое возбужденное тело. И затем смущенно улыбнулся ей: – Мужчине трудно работать, когда он в таком состоянии.

– Я могу поправить это, – пробормотала Алина. Ее ладонь легла на ширинку его брюк. – Только скажи мне, что я должна сделать.

Он издал не то крик, не то короткий смешок, быстро сорвал поцелуй и осторожно отстранил ее от себя.

– Я уже сказал, что ты должна сделать – вернуться в дом.

– Ты придешь ко мне вечером?

– Может быть.

Уходя, она кинула на него угрожающий взгляд, на что Маккена улыбнулся, покачал головой, а затем вернулся к своей работе.

Хотя оба прекрасно понимали, что нужно соблюдать осторожность, но продолжали пользоваться любой возможностью, чтобы побыть наедине. Они встречались в лесу или в их любимом месте в излучине реки, или ночью на балконе Алины. Маккена упорно отказывался переступить порог ее комнаты, говоря, что не сможет отвечать за свои действия, когда окажется рядом с ней у ее постели. Она могла лишь завидовать его самообладанию, явно превышавшему ее собственное, она понимала, чего это стоило ему и как сильно он ее желал. Он всегда доставлял ей удовольствие, целовал и ласкал, пока она не достигала полного наслаждения. И как-то однажды днем, когда они лежали у реки, Маккена наконец позволил Алине доставить и ему удовольствие. Не было более эротичного опыта в ее жизни, чем те мгновения, когда Маккена стонал, шепча ее имя. Его плоть, твердая и шелковистая, скользила в ее горячей ладони, а его сильное тело становилось совершенно беспомощным от ее прикосновений. Алина наслаждалась его завершением больше, чем своим собственным, гордясь тем, что смогла доставить ему удовольствие, равное тому, что дарил он.

Это были их самые счастливые дни, которые, однако, не могли продолжаться вечно. Алина знала, что ее роман с Маккеной когда-нибудь должен закончиться. Но она и подумать не могла, что это произойдет так скоро и неожиданно.

Однажды вечером отец пригласил Алину к себе в кабинет, чего никогда не делал прежде. У графа никогда не возникало желания поговорить с ней или с ее сестрой Ливией. Марк, как наследник, был единственным из всех детей, кому граф уделял внимание, но сестры совсем не завидовали старшему брату. Граф безжалостно критиковал сына, требуя совершенства во всем и предпочитая прибегать к угрозам, нежели к поощрению. И все же, несмотря на суровое воспитание, которое получал Марк, он оставался добрым, хорошим парнем. Алина очень надеялась, что со временем он не превратится в подобие их отца, но впереди было еще много лет, за которые жестокая рука графа могла изменить его не в лучшую сторону.

Направляясь в кабинет, Алина почувствовала, как все похолодело внутри. Холод растекался по всем членам, пока не достиг кончиков пальцев на ногах. Она сразу поняла, почему получила это необычное приглашение. Должно быть, граф узнал о ее отношениях с Маккеной. Если бы не это, он попросил бы мать или миссис Фэрклот поговорить с ней. Но то, что он захотел видеть ее лично, говорило о чрезвычайной важности вопроса. И интуиция подсказывала, что предстоящий разговор не сулит ничего хорошего. Она лихорадочно соображала, как лучше вести себя и как защитить Маккену. Она согласится на все, пообещает что угодно, лишь бы оградить его от гнева графа.

Замирая от страха, она вошла в кабинет, стены которого были отделаны деревянными панелями, а посредине стоял стол, за которым решались все важные дела. Комнату освещала только лампа. Алина сразу направилась к письменному столу, за которым сидел отец.

Графа нельзя было назвать красивым мужчиной. Черты его лица были достаточно грубыми и резкими, словно высечены скульптором, который в спешке провел резцом слишком глубокие линии. Обладай граф толикой теплоты или жизнелюбия или крупицей доброты, это могло бы компенсировать излишнюю жесткость его лица и сделать гораздо привлекательнее. К сожалению, он был совершенно лишен даже чувства юмора и, несмотря на данные ему Богом титул и богатство, не находил в жизни ничего, кроме горького разочарования. Его раздражало все на свете, особенно его семья, которая, на его взгляд, была слишком большой и казалась непосильной ношей. Единственным существом, не вызывавшим у него чувство неприязни, была Алина, он был горд, когда гости и незнакомые люди отпускали комплименты по поводу ее красоты. Что касается ее мыслей, характера, ее надежд и страхов – он не желал ничего знать о них, не считая необходимым беспокоиться о таких вещах. И ясно дал понять Алине, что единственный смысл ее жизни – удачно выйти замуж.

Когда она стояла перед ним, то подумала: «Как можно не испытывать никаких чувств к человеку, который приходится тебе отцом?» Их многое объединяло с Маккеной, и среди прочих вещей то, что ни он, ни она не знали, что значит иметь любящих родителей. Единственным человеком, питавшим к ним некое подобие родительских чувств, была миссис Фэрклот.

Читая злобу и неприязнь во взгляде отца, Алина подумала, что именно так он всегда смотрел на Ливию. Бедная Ливия, она ведь была зачата одним из любовников матери!

– Вы звали меня, отец? – спросила она холодным тоном.

Свет лампы отбрасывал темные тени на лицо графа, он холодно смотрел на нее.

– Сейчас я более, чем когда-либо, уверен, что дочери – исчадие ада.

Алина пыталась сохранить нейтральное выражение, но вынуждена была сделать быстрый вдох, так как легкие болезненно сжались.

– Тебя видели с конюхом, – продолжал граф. – Вы обнимались, целовались... – Он сделал паузу, его рот скривился, прежде чем ему удалось обуздать эмоции. – Видимо, сказывается характер твоей матери. У вас одинаковые вкусы на любовников... хотя она была более избирательна, хотя бы потому, что выбирала себе любовника из числа лакеев, тогда как ты готова переспать с первым встречным, даже с этим недоноском из конюшни.

Алина едва сдерживала себя, слова отца вызвали в ней такой гнев, что, казалось, она не сможет долго себя контролировать. Она хотела наброситься на него с кулаками, ударить, стереть насмешливую гримасу с его лица, обидеть до глубины души... если она только у него есть. Сосредоточив взгляд на маленькой квадратной панели в стене, Алина стояла молча, но одному Богу известно, чего ей это стоило. Она лишь слегка вздрогнула, когда отец подошел и больно схватил ее за подбородок.

– Он лишил тебя невинности?

Алина посмотрела ему прямо в глаза.

– Нет.

Она видела, что он ей не верит. Пальцы сжались еще сильнее.

– Если я поручу врачу осмотреть тебя, он сможет подтвердить это?

Алина не моргая продолжала смотреть на него, проклиная про себя.

– Да. – Ответ был подобен писку.

Граф отнял руку и, размахнувшись, ударил ее по щеке. Удар был такой силы, что Алина покачнулась, тут же схватившись за щеку. Окаменев от неожиданной грубости, она смотрела на него круглыми глазами.

Ее изумление и боль, казалось, отрезвили графа. Тяжело выдохнув, он подошел к столу и сел за него с напускным высокомерием. Его черный блестящий взгляд остановился на ней.

– Завтра же этого парня выбросят из поместья. И ты должна сделать все, чтобы он больше никогда не приблизился к тебе. Если я узнаю, что он посмел ослушаться, я сделаю все, чтобы его уничтожить. Ты знаешь, это в моих силах. Куда бы он ни решил скрыться, я выслежу и найду его. Я получу большое удовольствие, устроив так, чтобы жизнь его закончилась печально и мучительно. Он заслужил это уже тем, что посмел осквернить своим прикосновением дочь Марсдена.

И как Алина раньше не понимала, что была для отца частью его собственности, что ее чувства ничего не значат для него?! Она знала, он сдержит слово и разрушит жизнь Маккены. Она не могла позволить, чтобы его наказали за то, что он осмелился любить ее.

Пока страх окончательно не завладел ее сердцем, она заговорила резким голосом, который ей самой показался чужим:

– Маккена не вернется только в том случае, если поверит, что я этого хочу.

– Тогда ради него самого заставь его в это поверить.

Алина не раздумывала над ответом.

– Я хочу кое-что взамен... А именно – обучение, что-то, что позволит ему безбедно существовать.

Граф заморгал, услышав такое требование.

– Но почему ты так уверена, что я сделаю это для него?

– Я невинна, – мягко сказала она. – Пока невинна.

Их глаза на секунду встретились.

– Я понимаю, – пробормотал граф. – Ты грозишь потерять невинность с первым встречным, будь то фермер или нищий, если я не удовлетворю твое требование. Так?

– Абсолютно точно. – Алине не потребовалось прибегать к хитрости, чтобы убедить его. Она была искренна. Если Маккена уедет, то все потеряет для нее цену. Даже ее собственное тело.

Смелость Алины, казалось, заинтриговала графа настолько, насколько вызвала раздражение.

– Похоже, в тебе все-таки течет моя кровь, – пробормотал он. – Но у меня остается много вопросов, зная твою мать. Что ж, я найду место для этого ублюдка. А ты со своей стороны объясни ему, что Стоуни-Кросс закрыт для него навсегда.

– Вы даете мне слово? – настаивала Алина, сжимая кулаки.

– Да.

– Тогда я выполню обещание.

Презрительная гримаса исказила его лицо.

– Я не требую от тебя обещания, дочь. Но не потому, что доверяю тебе. А потому, что узнал, что честь женщины стоит не дороже, чем мусор на полу.