– Да.

Он провел костяшками пальцев по ее щечке. Она была мягкой, словно бархат.

– Существует масса способов доставить вам удовольствие, – принялся нашептывать он, размышляя вслух, чувствуя, как страсть вновь закипает в нем. – Последнее время это стало моим любимым времяпрепровождением – думать о том, как я занялся бы с вами любовью, Эмма.

Она вжалась в спинку дивана, словно хотела, чтобы подушка проглотила ее.

Будучи неисправимым оптимистом, Гарри принял это за приглашение. В конце концов, она могла встать и уйти, но не сделала этого.

– Как я сначала вынимаю гребни из ваших волос и локоны скользят между моих пальцев. Длинные, прекрасные рыжие локоны. Как я расстегиваю вашу блузку и спускаю ее с ваших плеч. Как снимаю с вас юбку. – У него пересохло в горле, и он остановился на мгновение. – Вот видите? Я представляю себе все это шаг за шагом.

С ее губ сорвался возглас удивления. Похоже, откровение о том, что он питает фантазии на ее счет, обескуражило Эмму.

– Следом идут корсет и нижняя юбка, – продолжил он. – Кстати… судя по мимолетному дразнящему взгляду, которого я удостоился чуть раньше, я вынужден сказать, что вы носите слишком простое белье, Эмма. Мне бы хотелось увидеть вас в абсурдных шелковых вещичках с перламутровыми пуговками. Эгоизм, конечно. Я питаю слабость к перламутровым пуговичкам, потому что они легко расстегиваются. Потом я сниму с вас корсе!…

– Прекратите говорить о моем белье! – прошептала Эмма, румянец со щек начал распространяться дальше, вниз по шее. – Это не… – она облизнула губы, – это непристойно.

– Непристойно? – Он рассмеялся. – Эмма, снимая с женщины одежду, мужчина забывает о пристойности. И она тоже, если он все делает правильно. Кроме того, мы же просто разговариваем, ведем светскую беседу. – Он уткнулся носом в ее ушко. – Поддерживаем контакт, если можно так выразиться.

Она закашлялась.

– И я все время буду вас целовать. Ваши губы, шею, обнаженные плечи…

– Довольно! – простонала Эмма, но так тихо, что он едва расслышал. – Пожалуйста, прекратите.

– Почему?

– Вы смущаете меня.

– Правда? – Он откинулся на спинку и махнул в сторону двери. – Если не хотите слушать, можете уйти.

Она не двинулась с места.

– Миссис Моррис уже хлопочет. Уйти было бы невежливо.

– Это избавит вас от необходимости выслушивать, что я сделаю дальше. – Он провел пальцем по ее щеке. Затем коснулся губ. – Вам ведь хочется узнать, что будет дальше, да?

Она отрицательно пискнула ему в ладошку, но не ушла. Даже не пересела в стоящее напротив ситцевое кресло в цветочек. Она просто сжала губы, не давая ему гладить их, и окаменела.

– Думаю, пришла пора на время оставить в покое одежду и поласкать вас. – Он задел рукой ее затылок, и Эмма подскочила, как будто ее током ударило. – Я проведу руками по плечам и вниз по вашим обнаженным рукам, – говорил он, чувствуя, как с каждым словом усиливается желание. – Я поглажу ваши грудки, животик, бедра, через сорочку и панталоны…

Она молча задохнулась от возмущения, у нее даже слов не нашлось.

– Вы ведь сейчас в этом? – Гарри скользнул губами по ее шейке. – Я представлял, как избавляю вас и от того, и от другого, но что вы обычно носите?

Она не ответила, и он укусил ее за шейку, ощутив ответную дрожь.

– Эмма, Эмма, скажите мне, – упрашивал он, обжигая губами ее кожу, – чтобы я мог представлять себе это, когда вас нет рядом. Сорочка и панталоны?

Едва заметный напряженный кивок подтвердил его предположение, и он продолжил:

– Оставлю их пока на месте.

– Оставите? – Слова слетели с губ помимо ее воли, и она прикусила губку, по-прежнему не поднимая на него взгляда.

– Придется, – пояснил он. – Я не могу избавить вас от них до того, как сниму с вас ботинки.

– О! – вырвалось у нее.

– Поскольку сегодня на вас пара простых полуботиночек, а не те уродливые штуки с высокой шнуровкой, которые вы обычно носите…

– Я не ношу уродливой обуви! – раздраженно вставила Эмма.

Так как практически вся ее обувь была ужасной, он проигнорировал ее высказывание.

– Сейчас я занят одной очень соблазнительной задачкой – развязываю подвязки, так что не будем спорить, но я обязательно куплю вам красивые туфельки, мисс Дав, при первой же возможности. Дюжины туфелек, легкомысленных, ярких башмачков из бархата и парчи. Прошу вас, не прерывайте меня. Прерывать человека грубо, знаете ли. Итак, теперь, когда я снял с вас ботиночки, пора взяться за чулки…

На этот раз его прервала не Эмма, а звук шагов в коридоре. Гарри застонал и отодвинулся, а Эмма шарахнулась в дальний угол, но дивана не покинула. Еще один положительный знак. Гарри сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь умерить пыл.

В комнату вошла миссис Моррис с чайным подносом в руках. За ней по пятам семенила служанка со вторым подносом, с едой.

– Ставьте сюда, Хоскинс, – приказала хозяйка, пристроив чай на столике у дивана и опускаясь в цветастое кресло. Служанка поставила поднос с сандвичами и пирожными перед Эммой и Гарри, сделала реверанс и удалилась.

– Боже! – с наигранной благодарностью воскликнул Гарри, силясь отдать должное еде, но на самом деле сгорая от страсти. – Такого замечательного чая я лет сто уже не видывал. Да еще приготовленного за столь короткий срок. Вашим жильцам несказанно повезло.

Миссис Моррис с самодовольной улыбкой принялась разливать чай.

– Не все мои постояльцы едят дома, милорд, но те, кто предпочитает мою стряпню, не дадут солгать – я всегда накрываю отличный стол.

Он скосил взгляд на Эмму, но та смотрела в другую сторону, не обращая на его беседу с хозяйкой никакого внимания. Румянец сошел с ее щек, кожа вновь стала молочно-белой.

– Мисс Дав обедает дома? – спросил Гарри.

– Раньше, когда она работала на вас, сэр, то не слишком часто обедала дома. Поздно возвращалась с работы, да. Но теперь, став секретарем этой замечательной женщины, миссис Бартлби, она печатает ее рукописи на дому и почти всегда ест здесь.

Гарри наклонился, взял с подноса печенье с тмином и начал жевать его, стараясь придумать, под каким предлогом удалить разговорчивую хозяйку из гостиной.

– Сахар? – спросила миссис Моррис, наливая ему чай. – Молоко?

– Спасибо, не надо, но, возможно… – Он нахмурился, осматривая поднос, словно искал что-то.

– Да, милорд? – Хозяйка подалась вперед, готовая угодить дорогому гостю. – Желаете чего-нибудь еще?

Гарри робко улыбнулся:

– Нет-нет, я не хочу доставлять вам неудобств.

– Никаких неудобств, что вы! – заверила она его. – Только скажите.

– В таком случае, может, у вас найдется лимон?

– Лимон? – Она посмотрела на поднос, потом на Гарри, и неловко рассмеялась. – Ну как эта глупая Хоскинс могла забыть о лимоне! Я тотчас же принесу.

– Вы так добры! – Он одарил ее своей лучшей улыб кой. – И так заботливы!

Эмма пренебрежительно фыркнула, Похоже, миссис Моррис ничего не заметила. Она волновалась, словно дебютантка.

– Я быстро. – Она поднялась, поправляя прическу, и выпорхнула из комнаты, снова оставив Гарри и Эмму одних.

Гарри подвинулся к Эмме.

– Итак, на чем мы остановились?

– У нее нет лимона, иначе она непременно принесла бы его вместе с чаем. Придется посылать Хоскинс к лоточнику на углу.

– Я надеюсь, что она пойдет сама. Это даст мне время раздеть вас. – Он заглушил ее протесты поцелуем. – Насколько я помню, я снимал с вас чулки. Так как ножки у вас длинные и красивые, это займет не одну минуту. Я стану снимать чулки медленно, очень медленно. И стяну их с ваших прелестных ступней и буду ласкать ваши лодыжки, и икры, и колени. – Он представил себе все это и почувствовал, как тело наполняется вожделением. Это просто невыносимо. Он открыл глаза.

Она смотрела на него, глаза – два огромных блюдца, губки раскрыты.

И он решил, что еще немного потерпит, Гарри склонил голову и поцеловал ее бархатное ушко.

– Думаю, пришел черед сорочки, – пробормотал он. – Я хочу увидеть вашу грудь.

Эмма протестующе пискнула.

– Вы не можете увидеть мою… – Она замолчала, потом попробовала заговорить опять. – Будет темно!

– Заниматься с вами любовью в темноте? Это грех, Эмма. Нет, только на свету, чтобы я мог видеть вас, – прошептал он ей на ушко, и от его горячего дыхания у нее побежали мурашки. – Чтобы я мог видеть, до чего дотрагиваюсь, видеть свои руки на вашем теле.

Пусть медленно, мучительно, но его стратегия срабатывала – дыхание Эммы участилось. Да и он тоже дышал далеко не ровно.

– Я сотни раз представлял себе вашу грудь, Эмма. – Он прикрыл глаза, подкрепляя свои слова поцелуями.

Тело горело, словно в огне.

– Тысячи раз. – Голос дрогнул, и Гарри понял, что теряет контроль над собой. – Он попытался протянуть еще немного. – Я буду снова и снова ласкать ваши грудки, целовать их. – Он взял в рот мочку ее уха и принялся легонько покусывать ее. – Сосать их.

Эмма судорожно вдохнула, отвела его руку прежде, чем он успел остановить ее, и вскочила. Но не бросилась к двери. Вместо этого подошла к окну, подняла оконную раму и набрала полные легкие освежающего вечернего воздуха.

Он хотел было подняться и подойти к ней, но услышал шаги миссис Моррис. Проклятие, а он и забыл о ней! Гарри в агонии рухнул на диван. Со скоростью молнии он расстегнул сюртук, снял его и в непринужденной манере набросил на колени. Гарри как раз тянулся к еде, когда миссис Моррис во второй раз вошла в гостиную.

– А вот и мы, – радостно объявила она. – Приношу свои извинения, милорд, но кухарка целую вечность искала лимон. В самом дальнем углу кладовки лежал, да.

Ее взгляд метнулся мимо Гарри, который жевал сандвич с огурцом, изо всех сил пытаясь быть любезным, к Эмме, жадно глотавшей воздуху открытого окна и судорожно обмахивающей себя веером.