– Надеюсь, у парней хватит ума приберечь пару соверенов к тому времени, когда им надоест праздновать свое возвращение в Лондон. – Кирби кивнул в сторону знакомых силуэтов за соседним столом. Он никак не мог понять, кто же это. Новехонькая модная одежда как-то не вязалась с привычным обликом.

– Забавно! Похоже, ты уверен, что из нас двоих ни один не успел еще растрясти мошну, – криво усмехнулся Фицсиммонс. Он с досадой передернул плечами, затянутыми в новый ослепительный наряд. Портной был просто счастлив снабдить его модным дорогим туалетом.

– Мы всего два дня как в порту, – напомнил ему Алистер. – У капитана было дел по горло. Надо было сначала снять с себя обвинение, чтобы не опасаться ареста. А вот теперь уже можно спокойно подсчитать добычу и выделить каждому его долю.

При этих словах Кирби громко расхохотался, чуть не расплескав доверху наполненную кружку.

– О нашем капитане было столько болтовни, что его репутация сейчас чернее, чем шкура дьявола, еще хуже, чем когда он желторотым юнцом ушел в море. Ясно, кого следует благодарить за это, хотя я не так глуп, чтобы называть имена.

– И Кирби бросил недовольный взгляд в сторону. Там за соседним столом у камина пировал с шумной компанией матрос из команды «Морского дракона».

Леденящие душу истории о кровожадных пиратах и весьма пышные описания приключений самого капитана «Морского дракона», которые обожал рассказывать Лонгэйкр, распространились по Лондону с быстротой лесного пожара. А сам старый рулевой, в широченных штанах, с волосами, туго стянутыми ярко-алым платком, и заткнутым за широкий кожаный пояс пистолетом, выглядел одним из персонажей мрачных пиратских легенд. Костюм придавал достоверности его байкам. А то, что этот колоритный персонаж направо и налево сорил соверенами, только прибавляло ему восхищенных слушателей.

– Дьявол меня побери, кое-кому лучше бы попридержать иногда свой длинный язык!

– Бросьте, Кирби. От него никакого вреда. Посмотрите, он же просто счастлив, когда ему смотрят в рот. Хотя, по моему, Лонгэйкру было бы полезно обзавестись более приличным гардеробом, по крайней мере штаны сменить. Такое впечатление, что он до сих пор плавает под черным флагом со скрещенными костями! – И Фицсиммонс скорчил недовольную гримасу.

Все это время Алистер сидел молча, с интересом наблюдая за сменой выражений на лице пожилого дворецкого. Он внезапно подумал, что люди, подобные Кирби, на самом деле гораздо сложнее, чем кажутся с первого взгляда.

– Вас ведь по-прежнему что-то волнует, не правда ли, Кирби?

Чуть ли не впервые в жизни Хьюстон Кирби растерялся, не зная, что ответить.

– На вашем месте я бы не волновался по поводу тех вздорных обвинений, что выдвинуты против нашего капитана, – продолжал Марлоу. – В конце концов он же у нас маркиз, да и к тому же богат, как король. Думаю, достопочтенные судьи не будут к нему слишком суровы. Я всегда поражался, наблюдая, как титул и золото сводят кое-кого с ума. А вот для нас троих нет выше титула, чем капитанское звание командира «Морского дракона»! Да и кроме того, насколько мне известно, все эти обвинения – сплошное вранье, – махнул он рукой, беспечно выкинув из головы те дни, когда они славно промышляли контрабандой.

– Звучит замечательно, но только иногда этого мало, чтобы спасти человека от галеры, – недоверчиво хмыкнул Фицсиммонс. – Но в одном вы правы, мистер Марлоу. Наши славные и весьма уважаемые судьи скорее всего почешут пыльные парики и отпустят нашего богатенького маркиза восвояси. Может, пальчиком погрозят вслед.

– Только не в наши дни, – пробормотал Кирби, уткнувшись в свою кружку. Его сгорбленная спина и ссутулившиеся плечи выглядели как олицетворение отчаяния.

– Надеюсь, вы не забыли, что на стороне капитана – два весьма уважаемых свидетеля, готовых подтвердить его невиновность. Очень сомневаюсь, что дочь герцога или одного из высокопоставленных офицеров флота его величества заподозрят в лжесвидетельстве!

Симус Фицсиммонс захохотал, сверкая глазами:

– Да уж, нашему капитану чертовски повезло! Подумать только, капитан сэр Морган Ллойд собственной персоной – наш главный свидетель! С ума сойти! Поневоле поверишь во все эти байки о нечистой силе, что милейший Лонгэйкр распускает по Лондону!

Но старичок дворецкий совсем стушевался.

– Эй, гляди веселей! – воскликнул жизнерадостный ирландец, заметив подошедшую служанку. В руках у нее был поднос, уставленный тарелками с аппетитно пахнувшим мясом. – Все, что вам требуется, Кирби, – как следует набить живот чем-нибудь вроде этого роскошного пирога с сочной олениной! Он живо поднимет вам настроение! – промурлыкал он, как кот, оглядев вначале заставленный тарелками стол, а потом бросив взгляд на сияющее улыбкой девичье личико.

Оставив Симуса флиртовать с кокетливой служанкой, Алистер решил воспользоваться случаем и расспросить расстроенного коротышку дворецкого.

– Вы тревожитесь, потому что не уверены, что будет с капитаном теперь, когда он вернулся в Англию, не так ли, Кирби? Теперь он богат, и вы боитесь, что он начнет сводить старые счеты?

Кирби уставился в кружку с элем с таким видом, будто, как в волшебном зеркале, надеялся разглядеть в нем их неясное будущее.

– Слишком долго меня мучил страх, что когда-нибудь этот день придет.

– Но, Кирби, ведь все изменилось с тех пор. – Алистер бодро похлопал старика по плечу.

– Неужто? – Кирби с сомнением покачал седой головой. – Ах, парень, хотелось бы в это верить! Но я слишком хорошо помню, кто замешан в этом деле, чтобы не бояться.

– Кэп теперь богатый человек, может быть, богаче, чем даже сам думает. Богатство может заставить кого угодно забыть о мести. Золото неплохо успокаивает, и он позабудет, как был несчастлив в юности. В конце концов он вернулся в Англию состоятельным человеком, в глазах многих Данте Лейтон настоящий герой. Он может начать все сначала. И потом, Кирби, ведь ему было не больше двадцати, когда он покинул Англию, и с тех пор прошло шестнадцать лет! Не кажется ли вам, что он теперь может воспринимать все совсем по-другому? Да и Лондон уже не тот. Бьюсь об заклад, вы не узнаете ни ваш замок Мердрако, ни людей, которых там оставили. В конце концов все меняется со временем. И потом, – прибавил Марлоу, понизив голос, – разве вы не помните о леди Рее Клер? Капитан, затеяв месть, рисковал бы потерять ее.

Леди Рея Клер. Да уж, забыть такую даму не так-то просто. Простое упоминание ее имени заставило обоих мужчин вспомнить неподражаемую грацию и прелесть этой красавицы. Хьюстон Кирби тяжело вздохнул. Даже он, пожилой и далекий от романтики человек, мог сравнить очарование леди Реи лишь с колдовской красой утренней зари. Пышные локоны ее роскошных волос отливали золотом, как первые лучи восходящего солнца, и даже небо не могло соперничать с нежной голубизной огромных глаз. По мнению Кирби, именно эта женщина была главным сокровищем, которое его капитан привез в Англию. Разве могло сравниться с ней то испанское золото?

Сама рука судьбы послала леди Рею в тот дождливый день в Чарлстауне к ним на корабль в поисках спасения. Она появилась на борту так же загадочно, как та карта клада, что попала в руки капитана. И иначе как стечением обстоятельств назвать это было невозможно. Обе эти истории были настолько необъяснимы, что вполне могли бы без малейшего приукрашивания слететь с уст Лонгэйкра, неутомимого выдумщика, – ведь для старого пирата рассказывать о подобных приключениях было так же естественно, как дышать, особенно если хватало рома.

По его словам, единственная и обожаемая дочь герцога и герцогини Камейр была коварно похищена из родительского дома. Красавицу тайно переправили в колонии, чтобы потом продать на невольничьем рынке под видом никому не известной рабыни.

Полумертвая от усталости и страданий, неизбежных во время тяжелого плавания через океан, леди Рея ускользнула от своих мучителей в доках Чарлстауна и бросилась на первый попавшийся корабль в поисках убежища. К счастью, она оказалась на «Морском драконе». И не было ничего удивительного в том, что и капитан, и команда преисполнились самого горячего сочувствия к несчастной крошке. Если бы не сострадание, заставившее их взять леди Рею на борт, когда они направлялись к островам Вест-Индии, то она неминуемо оказалась бы опять в руках похитителей либо просто погибла бы от лихорадки. Горячка свалила несчастную девушку вскоре после того, как она оказалась на борту «Морского дракона».

К тому времени как они бросили якорь в гавани Антигуа, леди Рея не только полностью поправилась – они с капитаном успели по уши влюбиться друг в друга. Если верить Лонгэйкру, это была любовь с первого взгляда, а спасение девушки от жадных работорговцев было делом богоугодным, и Лонгэйкр с чистой совестью готов был поклясться в этом.

По правде говоря, в памяти Хьюстона Кирби эти события запечатлелись в несколько ином свете. Во-первых, если уж между капитаном и леди Реей и вспыхнуло какое-то чувство, то отнюдь не любовь с первого взгляда. И хотя все плавание до Антигуа небо было безоблачным, то, что происходило на корабле, иначе как штормом назвать было нельзя.

Конечно, трудно было винить Лонгэйкра, ведь рулевой просто многого не знал. И чем больше Кирби размышлял об этом, тем сильнее подозревал, что тот не знал вообще ничего.

А если уж винить кого-нибудь в тех неприятностях, которые ожидали их по возвращении, так больше всех был виноват бедняга матрос с испанского галиона. Он единственный уцелел много лет назад, когда судно со всем экипажем и грузом пошло ко дну во время шторма. Груз состоял из золотых и серебряных слитков, добытых в Мексике. Не удовлетворившись, однако, тем, что спасся, матрос решил поправить свои дела и занялся грабежом. За несколько лет ему удалось сколотить приличное состояние.

Совесть тем не менее продолжала его тревожить. На смертном одре он исповедался и оставил завещание, где рассказывал историю своей жизни и каялся в грехах. По необъяснимому стечению обстоятельств этот документ стал ставкой в карточной игре, где банк держал капитан «Морского дракона». Так бумага и оказалась в руках Данте Лейтона. Может быть, потому, что пергамент был написан дрожащей рукой умирающего, а может быть, и по другой причине капитан Лейтон решил предпринять путешествие в Тринидад. И в развалинах старой заброшенной плантации, которую уже почти поглотили джунгли, он нашел старый матросский рундучок, а в нем – карту. На ней было четко обозначено, где много лет назад затонул испанский галион.