– Не думай много, морэ, голова расколется! Ну, да, да, это я тебя из «Калараша» уволокла и к себе доставила.

– Зачем?!

– Захотелось так, – пожала она плечами.

Илья упрямо мотнул головой:

– Объясни толком!

– Да пошёл ты, ласковый! – неожиданно огрызнулась Роза, уронив зеркало на постель. – Ты кто такой, чтобы я тебе объясняла, да ещё и толком?! Отвяжись! Сделала – и сделала!

Илья помрачнел. Не глядя больше на сердитую Чачанку, сдёрнул со спинки кровати свои штаны.

– Ты чего это? – удивилась Роза.

– Пойду я, вот что.

– Куда это ты пойдёшь? – спросила она, и Илья, уже привставший было, опустился обратно.

Наступила тишина. Илья смотрел, не моргая, в испещрённую трещинками стену, и в голове у него медленно, словно вареники в кипятке, всплывали воспоминания о том, что случилось до запоя. Настя, поющая с освещённой эстрады, её полные слёз глаза, испуганное и растерянное лицо… Князь… Варька, с ненавистью кричащая: «Прокляну, я прокляну тебя!» Маргитка… Вот оно, главное, самое главное – ушла Маргитка! Илья зажмурился. С тоской подумал: и на что, старый валенок, надеялся в свои сорок три? Что она до гроба его выкрутасы терпеть будет? Ушла и унесла ещё не родившегося ребёнка, ушла… потому что к этому всё и катилось с самого начала. Ведь она так и не простила его. Не простила за тот серый дождливый день в Москве, когда он предал её, когда сказал: «Уезжай со своим Паровозом»… А она тогда ждала от него совсем других слов. Не забыла. И не смогла простить. Потому и выставляла себя шлюхой перед цыганами, вертела подолом перед первым встречным… И, может быть, утешалась немного, глядя на то, как он, Илья, лезет на стену от этого. И не боялась его даже тогда, когда он её бил, и смеялась ему в лицо. Столько лет изводили друг друга – зачем? Ну ладно Маргитка – девчонка, глупая, злая на весь мир, но он-то, он – старый мужик, у которого мозгов поболе должно было оказаться? Зачем он это делал? А затем, что идти было больше некуда. Вот и всё.

Может, и слава богу, что ушла, с неожиданной злостью подумал он. Пусть теперь у Васьки голова болит о том, как жить с этим бесом в юбке. А ему, Илье Смоляко, нужно как-то со своей жизнью разбираться. Права Чачанка, домой теперь ходу нет. Ну, Яшка, ну, сосунок паршивый… Шесть лет молчал, даже слова поперёк никогда не вставлял, а вон как прорвало! Не выскочи, не вцепись в отцовский кнут Дашка – поубивали бы они с ним друг друга к чёртовой матери… Умница девочка, всегда знала, что делать нужно, уберегла от смертного греха. Нет, домой он не пойдёт. Надо забрать лошадей и откочёвывать отсюда, хоть в Сибирь, лишь бы подальше отсюда. И так уж засиделся на одном месте. Только бы вот с Дашкой увидеться напоследок, дочь ведь…

Неожиданно Илья почувствовал осторожное прикосновение. Вздрогнув, обернулся. Роза, о которой он совсем забыл, заговорила:

– Илья, послушай меня. Ты ведь не знаешь, что в твоём доме случилось…

– Что, господи, ещё?! – испугался он.

Роза улыбнулась, но взгляд её был почему-то грустным.

– Чудо случилось. Твоя Дашка видеть стала.

– Видеть?! – Илья вскочил. – Роза! Да ты… Ты правду говоришь?! Брешешь если – убью!

– Истинный крест! – медленно перекрестилась она. – Яшка от радости на весь посёлок глотку драл. Мы сбежались, думали – стряслось что. Видит Дашка – и всё! Плачет, детей целует, нас всех разглядывает… Клянусь, никогда в жизни про такое не слыхала даже!

– Роза! – Илья глубоко вздохнул… и забыл выдохнуть. Все несчастья: ссора с Варькой, замужество Насти, уход Маргитки – всё вдруг уменьшилось, показалось пустым и нестоящим по сравнению с этой небывалой радостью – солнцем для Дашки! Ох, чяёри… Ох, доченька… Да, есть бог! Есть! И не совсем ещё он махнул рукой на Илью Смоляко и его семью! Вот теперь только взглянуть на это чудо своими глазами, увидеть, поверить, обнять дочь… Илья схватил рубаху, шагнул к порогу, бросил через плечо Чачанке:

– Я – домой, как хочешь!

– Не надо, Илья, – тихо, почти шёпотом попросила Роза. Улыбки уже не было на её лице. – Они… Они уехали.

– Уехали?.. – непонимающе переспросил он.

– Да. – Роза отвернулась. – Ты не думай, Дашка не хотела. Яшка так велел. В тот же день собрались, детей в телегу покидали и уехали. Яшка сказал – в Москву, к родне. Дэвлалэ, морэ, ты бы слышал, как твоя дочь плакала! Наверное, в Новороссийске слыхать было! Просто смертным воем выла, в ворота вцепившись! А что ей было делать? Муж приказал – надо. Но я, Илья, наверное знаю – не хотела она.

Илья выпустил из рук рубаху. Неловко сел на пол у кровати, опустил голову. Застыл. В наступившей тишине было отчётливо слышно, как тикают ходики.

Через десять минут озадаченная Роза пошевелила пальцами босой ноги. Илья не повернул головы.

– Морэ… – шёпотом окликнула она, наклоняясь к нему.

Ответа не было. Чуть погодя Илья что-то хрипло выговорил.

– Чего? – не расслышала Роза.

– Спрашиваю – кони мои, что ли… голодные… в конюшне?

– Нет, что ты! Я ходила туда, кормила, вываживала. Целы твои кони, не бойся.

– А… спасибо.

Он снова умолк. Роза, подумав, придвинулась ближе. Подождала ещё немного, но Илья больше ничего не говорил. Тогда она протянула руку, коснулась его плеча – и отдёрнула пальцы, как обожжённые.

– Э, да ты… – вскочив, Роза села на пол рядом с Ильёй, заглянула ему в лицо. Покачала головой. – У-у-у… Да ладно, морэ, не дёргайся. Чего я там, думаешь, не видела? Все мы, люди, из одной грязи замешаны… – Подняв с пола брошенную рубаху Ильи, она бережно, как ребёнку, вытерла ему глаза. Задумчиво сказала, глядя в сторону: – Ну, морэ, ну… Ничего, уладится как-нибудь.

– Пошла прочь, – не поднимая головы, буркнул Илья. – Я ухожу.

– Уйти всегда успеешь. Не спеши. Может, расскажешь мне?..

– Чего?! Да шла бы ты…

– Ага, сейчас! Разбегуся вот только… – Ничуть не обидевшись, Роза ласково похлопала его по спине. – Ну, давай, давай, Илья, расскажи. Всё с самого начала. Хочешь – поплачь, всё легче будет. Никто не узнает. И кого тебе бояться? Вот – я, вот – стены, чужих ушей нет.

Она была права. Да и чувствовал себя Илья так плохо, что понял: уйти у него всё равно не получится. Какое там уйти, если встать на ноги – и то невмочь?.. Да и зачем тащиться по посёлку с такой рожей, что подумают люди? А Роза, как назло, погладила его по волосам, придвинулась ближе, обняла за плечи горячей рукой, и Илья опустил голову к самым коленям.

– Чёрт с тобой… слушай…


Солнечные пятна на стенах вытянулись, стали багровыми, когда Илья замолчал. Сидящая рядом Роза ничего не говорила, и в душе Илья даже сомневался – поверила ли она ему. Он рассказал, как она и просила, всё сначала, с того сентябрьского дня, когда они с Варькой впервые появились в московском хоре. С того дня, когда он увидел Настю – тоненькую девочку в белом платье. Рассказал, сам не зная зачем. Даже с Варькой у него не было таких разговоров, а тут – чужая баба, не полюбовница даже… Что она теперь думает о нём? Сильно, до тошноты, болела голова, глаза жгло от высохших слёз, но ему стыдно за всё это не было. Душу словно вывернули и вытряхнули, как старый мешок, не оставив в ней ничего. Скажи Роза сейчас: «Пошёл вон» – и Илья без слов встал бы и уплёлся не обернувшись.

– Ну, слава богу, – вздохнув, сказала Роза. – Всё?

– Да зачем тебе это надо? – запоздало поинтересовался Илья.

Вместо ответа Роза встала с пола, сдёрнула с печи синюю юбку и рыжую кофту и принялась одеваться прямо при нем. Застегивая на груди пуговицы, будничным тоном спросила:

– Есть хочешь?

– Хочу…

Роза вышла из комнаты. Вскоре на столе в углу появились хлеб, помидоры, сваренная в шкурке картошка, кусок сала, копчёная макрель, виноград и солёный арбуз. Вина Роза не принесла, а Илья и не вспомнил о нём. От голода сводило скулы, и он принялся за еду, так и не одевшись до конца. Роза сидела напротив, неторопливо ела свой любимый арбуз с хлебом. Глядя на Илью, молча улыбалась. Когда на столе остались лишь хвостики от помидоров, рыбий скелет и гора картофельных шкурок, она высунула кончик языка и покачала головой. Илья смущённо посмотрел на неё.

– Обожрал вас с Митькой, что ли? Не думай, у меня деньги есть, я…

– О, Митька! Лёгок на помине! – Роза вдруг выскочила из-за стола. В ту же минуту в комнату вошёл Митька и застыл у порога, расставив длинные грязные ноги.

– Доброго вечера! – ломающимся баском поздоровался он. Рваная тельняшка сползла с его плеча почти к локтю, курчавые свалявшиеся волосы были покрыты серым налётом морской соли, а к животу Митька прижимал большую, ещё живую рыбу. О своей встрече с сыном Розы Илья ещё не успел подумать и от растерянности даже не ответил на приветствие. Но Митька лишь мельком скользнул по нему сощуренными глазами и уставился на мать.

– Где скумбрию взял? – строго спросила Роза. – Украл? А что я тебе обещала за такие дела?

Митька молча метнулся обратно за порог.

– Стой, нечисть! Куда с рыбой?! – бросилась за ним Роза. – Куда её теперь девать? Кинь в ведро под лавкой, что ли, завтра сварим… Да у кого прихватил?

Смеющаяся Митькина физиономия снова появилась в дверном проёме.

– У Янкеля!

– Ну и правильно, – поразмыслив, заявила Роза. – Не люблю его, христопродавца. Всегда хоть на копейку да обвесит… Всё, сгинь с глаз, пока я ремень не нашла! Есть захочешь – приходи!

Митька исчез. Некоторое время было слышно, как он гремит в сенях ведром, пристраивая скумбрию, но вскоре и эти звуки стихли.

– Не боишься? – поинтересовался Илья. – Что он про нас с тобой подумает?

Роза пожала плечами. Фыркнула.

– Не боюсь. Не его дело думать, с кем тётка гуляет.

– Тётка?! – изумлённо переспросил Илья.

Роза быстро взглянула на него. Отложила арбузную дольку. Присела на постель, зачем-то взяв в руки крынку с кислым молоком. Натирая её полотенцем, устало сказала:

– Ай, Илья… Не смотри на меня так. Под каждой крышей свои мыши. У меня тоже своя сказка была…