– Я совершеннолетний.

– Это ничего не меняет.

– Это меняет абсолютно все.

Филипп прав, вдруг подумал Шаповалов. Он не может ему воспрепятствовать. Но и позволить ему жениться на ней не может. Как же поступить?

– У меня к тебе просьба, – произнес сын. – Пристань к какому-нибудь берегу, мы поженимся в первой же мэрии. Очень прошу.

Филипп вышел. Шаповалов не без труда добрался до дивана и повалился на него.

85

Шаронов закончил очередной эпизод сценария и вышел из каюты. На палубе он нашел стул, сел и стал смотреть на безбрежное море. Неподалеку он заметил стайку дельфинов, которая плыла параллельным курсом. Их похожие на торпеда тела выпрыгивали из воды и тут же снова погружались в изумрудную поверхность.

До чего же грациозные животные, они созданы, как еще одна попытка творца приблизить свои создания к совершенству. Но не более того. Лишь человек совершенен, но он совершенен как конечный продукт, он же все еще пребывает на первоначальной, самой дикой стадии своего развития. И нет признаков на то, что он движется в заданном направлении. Вот и его, Шаронова, судьба ярко доказывает правоту этого тезиса. Столько лет он шел по пути, соблазнил по дороге многих других, а сейчас почти в одно мгновение это перестало его интересовать. Значит, прожитые годы оказались бесполезными.

Мысли Шаронова ненадолго перенеслись к жене. То, что еще совсем недавно ему казалось невероятным, за гранью возможного, случилось, он чувствует, как наступило между ними охлаждение. Она не может простить ему отступничество. Но разве это отступничество, он не виноват, что снова вернулся к тому, с чего когда-то начал. Ему все сильней хочется заняться творчеством. У него созрел замысел фильма, это может стать картиной века. Он ощущает, что ему по плечу создать подобный сценарий. Это будет рассказ о нем самом, о проделанной им сложной духовной работе. О заблуждениях и ошибках, о редких прозрениях, о любви к Богу через любовь к земной женщине. Он просто обязан передать свой внутренний опыт другим. И даже не для предостережения, в это как раз он совсем не верит, а для того, чтобы люди сумели бы оценить еще один жизненный маршрут и сверить со своим.

Как хочется, чтобы поскорее завершилось бы это вязкое путешествие. Если бы не сын, он бы бросился прямо сейчас в волны и поплыл к ближайшему берегу. Тем более, ничем не рискует, в случае чего дельфины спасут. Странный выбирает Шаповалов маршрут для своего круиза, они все время курсируют вдали земли. В какой-то момент даже возникает чувство, что кроме воды ничего нет. Почему он так неохотно входит в порты? Словно бы чего-то боится.

Но больше размышлять о владельце яхты Шаронову не хотелось. Мысль снова перенеслась к замыслу фильма. А был ли его уход из кино в совсем другой мир именно походом за столь недостающим опытом? А сейчас обогащенный новым сознанием он возвращается на прежнюю стезю, но уже во многом другим человеком. Раньше он был просто талантливым сценаристом. Профессионалов его уровня немного, но они есть. А сейчас он готов вернуться в профессию совсем с другим багажом, с совершенно новым мировоззрением. Нет, эти годы были не напрасны, он многим обогатился, хотя и не стал тем, кем намеревался стать первоначально. Еще вчера, даже пару часов назад это его беспокоило, даже не пугало, а сейчас радует. Как все быстро в мире, в человеке может кардинально перемениться. Ни одну точку зрения, ни одну позицию или стезю нельзя считать устоявшейся. Теперь он это понимает как никогда ясно. Для истинно творческого человека не может быть никаких границ, ничего данного навеки вечные. Только люди с ограниченным мышлением могут полагать, что вышли на магистральный путь, который ведет к конечному и абсолютному. А на самом деле, это всего лишь духовная лень, стремление не познать истину, а успокоиться, найти под ногами твердое дно жизни. Нельзя, нельзя ни на чем останавливаться, лучше идти по бесконечному кругу, чем причалить на вечную стоянку к какой-то пристани, какой бы привлекательной она не казалась. Вот эту мысль он и должен передать в новой картине, в картине о вечном круге человеческого поиска.

Если так рассудить, то мы все давно уже остановились, отказались от поиска, довольствуемся тем, что уже нашли. И в самом деле, чего желать? Мы сыты, одеты, пребываем в тепле, нас развлекают всеми возможными и невозможными способами. Никогда цивилизация не находилась в такой степени благополучия. Но это глубокая ошибка, одно из самых порочных заблуждений человека, нас всех поджидает невиданный по силе кризис. Мы закостенели в развитии, обросли жиром, как откармливаемый для рождественского стола гусь. И пока еще не поздно нужно бить во все колокола, пробуждать прочно застывшее, словно желе, сознание. А лучше искусства, лучше кино для этих целей не придумано. Теперь он понимает, что то, как он пытался действовать, было крайне неэффективно, за все эти годы удалось привлечь всего несколько десятков последователей Что они способны сделать, что изменить? Их голос никто не слышит и никогда не услышит. А вот фильм совсем другое, его могут посмотреть миллионы. И даже миллиарды. Разумеется, лишь в случае, если он будет подлинным шедевром.

Была бы его волю, он бы начал работать над фильмом немедленно. Но он лишен такой возможности. Этот Шаповалов думает поразить мир своим опытом. И он даже не представляет, насколько он мелок и ничтожен, как мало несет в себе содержания. Но выбора нет, придется продолжать начатое. И все же о картине он поговорит. Прямо сейчас.

По лицу Суздальцева Шаронов понял, что продюсер не рад, что его побеспокоили. Уж не спал ли он? По крайней мере, лицо довольно мятое. Как после хорошей попойки или крепкого сна.

Но Шаронову не показалось, что продюсер был не трезв. Поэтом он решил не откладывать разговор. При всех своих многочисленных недостатков, а то и пороков, Суздальцев обладает одним несомненным достоинством: он умеет схватывать перспективную мысль. А если она привлекала его внимание, то начнет, словно бурлак, всеми силами тянуть ее, словно баржу по реке, вперед.

Суздальцев, в самом деле, слушал внимательно, не перебивая, но без всякого выражения на лице. Вернее оно было, но совершенно бесстрастное, как у сфинкса.

– Я всегда знал, что ты очень талантлив, может, даже гениален, – без всякого энтузиазма произнес он. – Ты прав, картина может получиться что надо.

– Ты возьмешься за этот проект? – с надеждой спросил Шаронов.

– Если когда-нибудь решу, что пора сводить счеты с жизнью.

– Не понимаю, ты же сам только что сказал, что картина может получиться.

– Идея хорошая, а замысел хуже некуда.

– Ничего не понимаю.

– Это потому что слишком долго жил на небесах, отбился от нашей грешной жизни. Раньше бы ты меня понял с первого слова.

– Так, объясни.

– А чего объяснять и так понятно. Под такой проект никто не даст денег. Мы живем не в том мире, когда финансируются подобные фильмы. Люди и слышать ни о чем подобном не желают. А многие даже вообще не поймут, о чем идет речь.

– Я не думаю, что все такие тупые.

– Причем тут тупые, с тупыми я дело не имею. – Суздальцев замолчал. – Сегодня людям глубоко плевать на все это. Они заняты только собой, только своими удовольствиями или проблемами. Меня любой инвестор пошлет куда подальше, если я заявлюсь к нему с таким предложением. Не говорю уж, что такая картина никогда не окупится. Я даже денег на это искать не буду. А если совершу глупость и начну, то прощай моя репутация. Лучше пораскинь мозгами о чем-нибудь более реальном. Под твое имя можно выбить реальные деньги.

– Что-то вроде очередного сериала про любовь и измену.

– Вечно актуальная тема, – согласился Суздальцев. – Хочешь, открою формула успеха фильма?

– Любопытно.

– Он должен быть одновременно простым и талантливым. Понимаешь, о чем я.

– Наверное.

– Сделаешь такое.

– Нет. Уже делал. Не вижу смысла.

– Смысла нет, зато будут деньги. А когда есть деньги, то и смысла не надо. Нет лучшего лекарства против него, чем купюры. И чем их больше, тем сильней оно действует.

Шаронов несколько мгновений размышлял над словами продюсера.

– Вот против этого тезиса я бы и хотел сделать фильм.

Неожиданно Суздальцев расхохотался.

– Ты хочешь получить деньги на фильм у тех, у кого эта мысль является кредо. Да они если их и дадут, то только для этого, чтобы такая картина никогда бы не появилась.

– Посмотрим. Я обращусь к Шаповалову.

– Могу заключить с тобой пари, что он пошлет тебя подальше.

– Я бы заключил. Но мне слишком нужны деньги. Но я все равно к нему обращусь.

86

Мысль о том, чтобы он должен убить Марину, без конца буравила голову Ромова. Ни о чем ином думать он не мог. Он даже не обдумывал планы, как это осуществить, так как был не в состоянии это делать, его мыслительный процесс был блокирован страхом неизбежного. И пока он не знал, как снять эту блокаду.

Ромов бесцельно слонялся по яхте. Он пару дней не брился, и его странный вид вызывал у всех, кто попадался ему на встречу, удивление. Но он не обращал на это внимания. В конце концов, всегда можно сослаться на нездоровье. Несколько раз он порывался пойти к Алле и заявить, что отказывается от этого плана. Но вспомнил об обещанном миллионе, и это тут же останавливал его. В какой-то момент к нему пришла поразившая его мысль, что есть способ избавиться от этого наваждения – покончить жизнь самоубийством. Некоторое время он обдумывал ее, и чем больше это делал, тем более привлекательней она ему казалась. Вот сейчас он подойдет к перилам, перепрыгнет через них и полетит в морскую пучину.

Несколько минут он стоял на самом краю палубы, оставалось сделать всего лишь одно движение – и начался бы его полет то ли к смерти, то ли к освобождению. Но так ничего и не произошло, он вдруг резко отодвинулся назад, а затем быстро направился в свою каюту.