Но как обычно долго дела идти хорошо не могут. Я давно вывел простую формулу: если все нормально, жди неприятностей, если все замечательно, жди беды. И она пришла в виде нескольких наглых и тупых парней. Вы уже догадались, что это были представители местной братвы. Они решили нас крышевать, а за это потребовали более чем солидный куш. Тогда это явление еще находилось в самом зародыше, это потом через пару лет вся страна разделились на два лагеря: те, кто крышуют, и те, кого крышуют.

Я уже имел дело с такой публикой. И немного знал, как с ней обращаться. Это меня и спасло. Я выторговал у них пару деньков. Но едва они ушли, тут же собрал торговцев, объяснил им ситуацию. И попросил: если они знают толковых, крепких ребят, которые за деньги готовы нас защищать, пусть немедленно посылают ко мне. Иначе нас будут грабить и грабить без конца. Лучше уж платить зарплату своим, чем дань чужим.

В нищей стране отыскать таких парней было не так уж сложно. И к моменту прихода братвы за данью, ее уже ждала целая команда бравых бойцов. Те никак не ожидали сопротивления и быстро вылетели с рынка. У некоторых из них кровища обильно капала на землю. Я понимал, что на этом дело не кончится, на этом оно только начинается. И приготовился к отражению атаки. И она последовала причем, привлечены были немалые силы. Но и я за эти дни укрепился, к тому же с помощью хороших подношений нейтрализовал милицию. Это развязало нам руки. Я решил дать им урок на долгий срок. Убитых не было, но кое-кто из братвы еще долго лечился. Больше эта героическая молодежь нас не трогала.

Но меня уже волновала другая тема, я вдруг ясно осознал, что наступает период больших дел и больших битв. Вот-вот начнется великий передел собственности. И вверх одержит в ней тот, кто будет лучше подготовлен. Это означает, что мне нужна команда из самых разных людей: от головорезов до юристов. Головорезы у меня уже есть; всех, кто доблестно проявил себя, я взял на работу, положив неплохой по тем временам оклад. Честно скажу, такие расходы были для меня весьма накладны, но как иначе удержать ценные кадры. Только так, а самому ужаться. И ждать, когда наступят времена, ради которых я и пошел на такие жертвы. Ждать пришлось не так уж и долго.

Шаповалов замолчал, по привычке сунул в рот сигарету, но тут же вынул ее.

– Хотел рассказать и об этом, но что-то малость притомился. Так что уж потерпите до следующего раза.

61

Филипп почти ворвался в каюту Марины. Вид у него был такой, словно бы он с кем-то только что подрался. Лицо раскраснелось, волосы всколочены, глаз горят, словно прожекторы. Девушка вскочила от беспокойства, ей пришло на ум, не было ли у него стычки с Суздальцевым.

– Ты ни с кем не подрался? – спросила она.

– Мне надоело слушать разглагольствования отца про свои бесконечные подвиги. Я устал от этого. Думаешь, он впервые все это рассказывает? Когда я был поменьше, он однажды попытался мне начать излагать эти мемуары. Но у меня уже тогда они вызывали отторжение. Хотя я не очень много понимал. А сейчас я вообще не могу все это слушать. Ничего так ненавижу, как бизнес. А его бизнес втройне.

– Но благодаря своему бизнесу, он заработал столько денег. Поверь, с возрастом это пройдет.

Филипп с каким-то странным выражением взглянул на Марину.

– Если однажды я почувствую, что это проходит, я пущу себе пулю в лоб. Или как-нибудь по-другому сведу счеты с жизнью. – Филипп огляделся по сторонам, словно бы проверяя, не слышат ли кто-нибудь их посторонний. Но в каюте они были одни. – Я давно об этом думаю, – тихо произнес он. – У меня есть идея; если мне не понравится, как складывается моя жизнь, я завершу ее по собственному желанию. Глупо ждать, когда это сделает за тебя природа. Я хочу сам все для себя решать.

– Ты с ума сошел, что ты говоришь! – Марина почувствовала, что испугалась по-настоящему, она нисколько не сомневалась, что он не шутит, а всерьез обдумывает эту идею.

– А что тут такого, – нарочито невозмутимо пожал плечам Филипп. – Много людей так поступают. У меня был друг, но не друг, а приятель. Он мне эту мысль и подал.

– И что с ним случилось? – с нарастающей тревогой спросила Марина.

– Он выбросился из окна.

– Насмерть?!

– Разумеется, это был седьмой этаж. У него был идея: с седьмого этажа на седьмое небо. Не правда ли, здорово?

– Лучше не бывает. Но ты же не собираешься…

– Как знать. Это может случиться внезапно. У приятеля это произошло из-за любви, от него ушла его девушка. Вот он и решил не жить без нее.

– Но у тебя же с этим делом все хорошо, – пристально посмотрела на него Марина.

Филипп вместо ответа вдруг стал смотреть в сторону. По его лицу Марина не могла ничего прочесть. А неизвестность только усиливала тревогу.

Марина мягко взяла его за руку. Он ее не отнял, и это обнадежило девушку, что все еще может завершиться благополучно. И для Филиппа. И для нее. Лучшего момента не найти, чтобы сделать то, что требует от нее его отец.

Марина вплотную подошла к юноше. Ее мозг работал, как часы. Когда-то ее соблазнил один парень, теперь настал ее черед соблазнять. Ее грудь касалась его груди, и она видела, что это самое легкое, начальное соприкосновение тел не оставило его безучастным. Дыхание Филиппа участилось, он снова покраснел. Только на этот раз его краснота явилась не результатом раздражения, а совсем иных чувств.

Она сделала еще шажок вперед. И теперь ее грудь уже уперлось всей своей приличной массой в его грудь. Еще ни разу этот маневр не оставлял ни одного мужчину равнодушным.

Она хотела поцеловать его в губы. Но не успела, внезапно Филипп резко отскочил от нее. При этом выражение его лица было таким странным, что Марина снова забеспокоилась. Черт знает, как общаться с этим отпрыском; когда все вроде бы на мази, он вдруг начинает вести себя непостижимо.

Может, он просто испугался, у совсем молоденьких юношей такое случается, их влечет к женщине, но они пугаются своей неопытности. И задача женщины растопить этот лед неопытности, помочь справиться с нерешительностью и застенчивостью.

Марина двинулась к Филиппу. И остановилась, пораженная выражением его лица. Таким его она еще не видела. Оно было искажено сильным страхом, словно бы она собиралась не заняться с ним любовью, а его убить.

– Ну что ты, милый, – пробормотала она, – я не причиню тебе ничего плохого. Я доставлю тебе огромное удовольствие. Хочешь?

Теперь выражение лица Филиппа сделалось каким-то загнанным. Он смотрел на нее с отчаянием обреченного. И Марина никак не могла определить, что же с ним такое творится и что она делает не так? В ее жизни было пару мужчин, у которых она была первой женщиной. Те тоже вели себя стеснительно, скованно, но при этом никакого страха, никакой паники не испытывали. Это нормально, когда люди занимаются этим впервые, то они в той или иной степени зажаты. Но секс тем и хорош, что дарует человеку освобождение. Но то, что происходило сейчас, никак не укладывалось в границах ее предыдущего опыта.

Так как на свой вопрос она не получили ни положительного, ни отрицательного ответа, Марина решила сделать еще одну попытку. Она попыталась снова приблизиться к юноше. И ей показалось, что это удалось, ее выступающую вперед грудь своим острием снова коснулась его груди. Но едва это случилось, как Филипп вдруг так резко ее оттолкнул, что Марина отлетела к противоположной стене, споткнулась о стул и с шумом упала на пол. Филипп же устремился к выходу. Еще через пару мгновений дверь захлопнулась.

Марина сидела на полу и смотрела на дверь, за которой только что скрылся ее гость. Ее охватило такое отчаяние, что на глазах даже показались слезы. Ей не удалось выполнить задание, а значит, она ничего не получит от Шаповалова. Но ведь она не виновата, она действовала абсолютно верно. Что же теперь делать?

62

Ольга Анатольевна нашла мужа на носу яхты. Он смотрел, как разрезает она волну, разделяя сплошное поле воде на две пенные дорожки. Несколько секунд она наблюдала за ним. К ней вдруг пришла испугавшая ее мысль: а не является ли ошибкой вся их так называемая жизнь, как иногда именовал ее Шаронов? Правильно ли они сделали, что встали на этот путь? Чем, в сущности, плохо обычное существование, если оно опирается на здоровое моральное основание, если в нем нет места лжи, лицемерию, предательству, стяжательству? Если оно одухотворено подлинным творчеством? А теперь они ушли от всего этого куда-то в даль. Но только есть ли у них уверенность в том, что им известно, где они сейчас находятся и куда направляются? Они много с ним говорили об истине. Но ей иногда кажется, что эти разговоры не приближают к ней. А может и отдаляют. Никто точно этого не знает. Они движутся по какой-то траектории, и это движение принимают за единственно верное направление. Но где хоть какая-то гарантия, что это именно так, а не иначе. Все это не более, чем их представление об этом, еще одна очередная иллюзия, которые столь обильно насылаются на человечество.

Ольга Анатольевна резко мотнула головой, как бы пытаясь выбросить эти мысли из головы. Удивительно, что они всплыли именно в тот момент, когда у нее большое горе. Как такое могло случиться, не понятно. Раньше ничего подобного с ней не случалась, она всегда была целостной натурой. Нет, то, о чем она размышляла минуту назад, все это пустое и ненужное, На самом деле, у нее нет сомнений в правильности сделанного ими выбора.

Ольга Анатольевна подошла к мужу. Тот обернулся к ней. И ей показалось, что он был недоволен тем, что его побеспокоили.

– Оля, посмотри как красиво, меня так завораживает это зрелище, – показал он на пенный след.

Но она даже не взглянула.

– Я только что получила письмо по электронной почте.

– От кого? – сразу же насторожился он.

– От лечащего врача сына. Он пишет, что негативный процесс ускорился. И нужно торопиться с операцией. Чем раньше ее сделают, тем больше шансов на положительный исход.