А если плюнуть на все условия отца и занять сторону сына. Рассказать ему о задании Шаповалова. Нет, это сделать она не осмелится. Просто больше не нужно пытаться переделать Филиппа, наоборот, надо способствовать развитию лучших черт его характера.

Марина так ушла в свои мысли, что даже закрыла глаза. Она чувствовала, что находится на пути к решению, но как трудно преодолеть последний и самый сложный участок дороги.

– Что с тобой, тебе плохо? – услышала она участливый голос Филиппа.

Марина поспешно открыла глаза.

– Нет, все в порядке. Я просто задумалась.

– Могу знать, о чем?

– Конечно, – не без колебаний проговорила Марина. – Мне кажется, ты все же несправедлив к отцу.

– Это все, о чем ты думала? – разочарованно произнес Филипп.

– Разве этого мало, по-моему, это главное.

– Это второстепенное, – уверенно произнес юноша. – Мое отношение к отцу не имеет никакого значения. Он сам по себе, я сам по себе.

– Ты с ума сошел! – мгновенно встревожилась Марина. – Он твой отец. Ты единственный наследник его дела. Вы должны помириться.

Внезапно Марина перехватила подозрительный взгляд Филиппа.

– Ты меня уговариваешь?

– Вовсе нет, – поспешила она опровергнуть его утверждение. – Просто я подумала: если у меня был бы такой отец, я не вела бы себя, как ты.

– Даже если бы он вытворял то, что вытворяет.

Марина уже далеко не в первый раз ощутила, что снова загнала себя в ловушку. Ей хотелось прекратить этот разговор, но как это сделать?

– Поверь, Филипп, я много насмотрелась. Есть люди гораздо хуже его.

– Могу представить, но разве можно оправдывать свои пороки тем, что у других они еще порочней.

– Нет, конечно, но…

Марина замолчала; хоть убейте, но она не знает, что говорить. Может, попробовать подойти к нему с другой стороны. Она давно обдумывала: не пора ли ей извлечь из чехла свое главное оружие. Если бы не эта дурацкая история с Суздальцевым, которая смешала все карты, она бы ни в чем не сомневалась. Но сейчас у нее, кажется, не остается выбора, иначе Филипп окончательно положит ее на лопатки. В их словесных поединках перевес на его стороне.

Марина вдруг улыбнулась и ласково провела рукой по его волосам.

– Давай забудем про них всех. Мы никогда их не переделаем. Главная задача в жизни – быть счастливым. Разве ты этого не хочешь?

– Хочу. – Голос Филиппа прозвучал неуверенно, но Марина не обратила на его интонацию внимания. Главное, она добилась желаемого ответа. – Марина обняла юношу за шею и прижала к своей груди. По многократно проверенному опыту она знала, что этот жест еще не оставил равнодушным ни одного мужчину. – Хочешь, я тебе подарю минуты огромной радости, – прошептала она.

Филипп ничего не ответил, только вздрогнул. И она приняла этот жест за согласие. И еще сильней прижала его голову к своей груди. Она хотела, чтобы он как можно сильней ощутил прикосновение к ней, ее соблазнительную упругость.

Филипп уткнулся в ее грудь, и сквозь футболку она ощутила его губы рядом с соском. Марина слегка переменила позу с тем, чтобы он попал бы ему точно в рот.

Маневр удался, и Марина почувствовала, как он через одежду заглотнул ее сосок. Внезапно Филипп буквально вскочил со стула и отбежал от нее на несколько шагов.

– Нет, я не могу! – закричал он и выбежал из каюты.

51

Ромов слушал Шаповалова, но в голове неслись собственные мысли. Он спал с любовницей этого миллиардера. Одного из самых богатых людей на земле. Этот факт вызывал в нем странные ощущения, какую-то рыхлую смесь из гордости, тщеславия и сильного страха. Если Шаповалов прознает про это обстоятельство, ему не сдобровать. Ладно, что уж придется проститься с деньгами – это полбеды, но ведь дело может для него кончиться гораздо хуже. Эта богатая скотина не только способна на все, она может себе все и позволить. Подумаешь, если пропадает в океанских просторах какой-то никому неизвестный сценарист; ни одна собака в мире не заинтересуется его исчезновением. Так что Шаповалов, коли захочет с ним расправиться, мало чем рискует.

При одном воспоминании об Алле у Ромова невольно сжимались кулаки, а дыхание перехватывало. Ясно, как день, что она им воспользовалась, как собачкой, чтобы отомстить любовнику за унижение. А на него, Ромова, ей абсолютно наплевать. Даже не стала кончать, ей было вполне достаточно самого факта измены ему. Будь его воля, он бы нашел способ, как отомстить этой суке, чтобы она навсегда пожалела о своем поступке. Но в данных обстоятельствах ему лучше всего даже не думать об этом, а как можно поглубже засунуть внутрь себя обиду, чтобы она не мешала ему жить.

Ромов сделал над собой усилие и вернул сознание в каюту. В его голове снова зазвучал голос Шаповалова.

– … из всех вариантов я выбрал Москву. Я понимал, что только там крутятся настоящие деньги и делаются настоящие дела. А то, чем занимался раньше, была лишь полезная тренировка. До сих пор ясно, как сейчас помню день моего прилета в столицу. Была зима, холод стоял жуткий, воздух аж звенел. В городе меня не ждала ни одна душа, среди восьми или девяти миллионов жителей у меня не было ни одного знакомого. Что я имел? Совсем немного денег, то, что удалось сберечь от тотального грабежа. При строжайшей экономии их могло хватить на пару месяцев. Вот, собственно, и все. Не было у меня и никаких идей, как мне тут выжить.

Я стоял на привокзальной площади и думал, куда поехать. Наглые до беспредела московские таксисты буквально атаковали меня. Но это раньше я только и ездил на такси, теперь же мне предстояло надолго забыть об этом виде транспорта.

Я сел в первый попавший автобус, идущий в город. Я даже не стал выяснять, куда я на нем приеду. Какая к черту разница, если ехать некуда.

Как я сказал, было жутко холодно, я шел по улице, чувствуя, что замерзаю, как суслик. Я вошел в подъезд какого-то дома и прислонился к батарее. Меня охватило самое настоящее блаженство. И, кажется, впервые в жизни ко мне пришла мысль о том, как мало надо человеку для счастья. Раньше я был убежден в обратном, для счастья нужно очень и очень много. Но когда тебе холодно и некуда идти, то теплый подъезд становится тем местом, где тебе лучше, чем во дворце.

В этом подъезде я и заночевал, сел на цементный пол прислонился к стене и заснул. На мое счастье меня никто оттуда не турнул. И утром я вышел вполне выспавшимся. А тут и погода изменилось, пошел снежок, потеплело. Я даже немного повеселел.

Зашел в какую-то забегаловку и долго там сидел. Позавтракав, я купил бутылку пива. И пока, не торопясь, сосал ее, то обдумывал план дальнейших действий. Ничего путного в голову мне не пришло. Зато я четко уяснил две простые вещи: срочно нужно найти жилье, пусть самое плохенькое. И столь же срочно устроиться на работу, пусть самую грязную и тяжелую. Но чтобы покорить этот город, требуется база. Даже такая убогая.

Жилье я нашел на следующий день, по объявлению на фонарном столбе. Я снял даже не комнату, а угол, его мне сдал один алкоголик. В своей небольшой и ужасно грязной однокомнатной конуре, он отгородил мне ее часть. От своих щедрот он также выделил мне кроме кровати еще стул и тумбочку на трех ножках. Но при этом вполне устойчивую. Зато это было сказочно дешевое жилье. Хозяина интересовала плата лишь в объеме необходимой для ежедневной выпивки.

Вообще, этого московского пьянчугу я вспоминаю с благодарностью. Кто знает, как бы сложилась без его помощи моя жизнь. Надо же было найти работу, а то было время, когда без прописки в Москве нельзя было никуда устроиться. Первым делом спрашивали, есть ли у меня она. Как будто от этого зависело, как я стану трудиться. Целую неделю я провел безрезультатно. И начал уже испытывать отчаяние. И как-то за бутылкой водки поделился с хозяином своего угла моей маленькой проблемкой. Он-то и подсказал мне, куда мне надо держать путь.

Так я попал на овощную базу. Там прописку не спрашивали, зато работы было выше крыши, приходилось заниматься всем подряд: и выгрузкой, и сортировкой, и засолкой, и уборкой, и строительством. Что начальство скажет, то и делаешь. Возражения не принимались, не хочешь, иди с миром, желающих занять твое место много. Но больше в этот рай уже не попадешь. Эксплуатировали по-черному, повсюду был еще социализм, а там настоящий капитализм. Тех, кто всем этим заправлял, я так и не видел, но по их действиям догадывался, что это какие-то братки. Как они пробрались в руководство этим объектом, я так и не узнал. Впрочем, меня волновало только одно: удержаться на этом месте. Вот я и пахал. Сказали, сделал. И снова иду за заданием. Коллеги, если можно так выразиться про эту пьянь, смотрели на меня, как на идиота. Пару раз даже хотели проучить, но я вырывался. Зато за мои старания меня сделали что-то вроде бригадиром, правда, больше платить не стали. Но мне было на это плевать, трешкой больше, трешкой меньше, какая разница. После таких денег, что у меня были, все это казалось смешными суммами.

Удивительно, но так проскочил целый год, я не делал никаких попыток вырваться из этой кабалы. Я даже почти не размышлял над тем, что делать дальше. Хотя не для того же я приехал в стольный град, чтобы батрачить на овощной базе. Но меня радовало то, что есть теплый угол и хоть какая-то зарплата. Я словно бы чего-то ждал. Раньше я не интересовался политикой, мне было плевать на власть, я ее глубоко презирал. Но сейчас я стал уделять этому вопросу немало внимания. Вечером к изумлению, моего хозяина, вместо того, чтобы куда-то идти веселиться, я садился смотреть телевизор. Причем, меня интересовали политические передачи так сильно, что когда он продал телевизор ради бутылки, я на следующий день пошел в магазин и купил новый. Уже свой.

Разумеется, мне было нелегко. Я привык атаманить, привык распоряжаться людьми, ссорить деньгами. А тут приходилось угождать едва ли не любому на базе, от кладовщика до директора, экономить каждую копейку. Я привык шикарно одеваться, а тут ходил в самом дешевом. К тому же нас нагло обкрадывали, не редки были случаи, когда за работу обещали одни деньги, а давали гораздо меньше. Ясно было, как день, что наши кровные элементарно присваивались местной мафией.