– Мсье Филипп прекрасно говорит по-английски, – гордо заметила миссис Седдон.

– Очень рада это слышать, – сказала я, засмеявшись. – Ну, как бы то ни было, я считаю, что в свои девять лет Филипп вполне может перейти от няни к гувернантке. Я думаю, дело именно в этом. Поэтому надо не забыть переименовать детскую в комнату для занятий. Я уверена, что в девять лет ребенок должен отвыкать от слова «детская».

– Мсье Филипп выглядит моложе своих лет, – вновь заговорила миссис Седдон, – но иногда он бывает чересчур серьезен, и мне это не очень-то нравится. Но что можно ожидать после всего, что случилось! Бедная крошка! В конце концов он привыкнет, но на это надо время.

– Знаю, – сказала я.

Она несколько секунд испытующе смотрела на меня.

– Простите меня, мисс Мартин, а вы помните своих родителей?

– Конечно.

Миссис Седдон глядела на меня ласково, но с нескрываемым любопытством. Ну что ж, любезность за любезность. Она, должно быть, так же хочет узнать обо мне, как я – о семействе де Вальми.

– Мне было четырнадцать, когда родители погибли в авиакатастрофе, – как и у Филиппа. Думаю, мадам сказала вам, что я воспитывалась в Англии в приюте.

– По правде говоря, да. Она написала мне, что услышала ваше имя от одной своей знакомой, леди Бенчли, которая каждый год приезжает в Эвиан, и эта леди очень хорошо отозвалась о вас, очень!

– Не знаю, как ее благодарить. Леди Бенчли была одной из попечительниц моего приюта последние три года, когда я жила там. Потом я ушла из приюта и стала работать в школе для мальчиков, и оказалось, что там учится сын леди Бенчли. В родительский день она туда приехала, мы встретились и поговорили. Когда я призналась, что ненавижу эту школу, она спросила, не хочу ли я получить работу в хорошем доме за границей, потому что ее приятельница, мадам де Вальми, ищет гувернантку для племянника и интересовалась, не знает ли леди подходящей девушки из приюта. Как только я услышала, что надо будет ехать во Францию, я сразу же согласилась. Я… я всегда мечтала пожить во Франции. На следующий день я поехала в Лондон к леди Бенчли. Она обещала позвонить мадам относительно меня, ну и… я получила эту работу.

Я умолчала о том, что мадам де Вальми, вероятно, ценила рекомендацию леди Бенчли более высоко, чем та заслуживала, ибо эта леди была добродушной, но на редкость безалаберной особой, которая проводила значительную часть времени в бесполезных хлопотах и служила чем-то вроде частной конторы по найму прислуги и посредником между своими знакомыми и приютом Констанс Батчер; сомневаюсь, чтобы она так уж хорошо меня знала. Кроме того, по-видимому, мадам де Вальми была столь озабочена тем, чтобы найти подходящую девушку за время своего короткого пребывания в Лондоне, что не так тщательно, как могла бы, изучила историю моей жизни. Но конечно, для нее это не имело большого значения.

Я улыбнулась миссис Седдон, которая продолжала испытующе смотреть на меня. Потом она тоже улыбнулась и кивнула, так что золотая цепочка, висевшая на груди, немного подпрыгнула и сверкнула.

– Ну ладно, – произнесла она, – ладно.

Домоправительница не сказала вслух: «Вы подойдете», но по ее тону было ясно, что она подумала именно это. Она открыла дверь:

– Ну а теперь мне действительно надо идти. Берта – горничная, которой поручена эта часть дома, – скоро принесет вам чай. Увидите – она хорошая девушка, хотя немного взбалмошная. Думаю, вы кое-как поймете друг друга с помощью мсье Филиппа.

– Надеюсь, – ответила я. – А где мсье Филипп?

– Он, наверное, в детской, – сказала миссис Седдон, стоя у двери. – Но вообще-то, мадам сказала, что сегодня вы можете с ним не возиться. Прежде всего вам нужно выпить чашку чая – настоящего чая, хотя понадобилось почти тридцать лет, чтобы они научились заваривать его как следует, – хорошенько отдохнуть перед ужином, а с мсье Филиппом успеете познакомиться завтра. Сегодня устраивайтесь.

– Очень хорошо, – сказала я. – Спасибо, миссис Седдон. С удовольствием попробую ваш чай.

Дверь за ней закрылась. Я услышала ее мягкие неторопливые шаги по коридору.

Я застыла, глядя на дверь, машинально разглаживая складки на нижней юбке, которую вынула из чемодана.

Мне не давали покоя два момента нашего разговора. Во-первых, я не должна была показывать, что слышала и поняла слова миссис Седдон о лифте, когда она беседовала с мадам де Вальми по-французски. Если я и дальше буду совершать такие же ошибки, то уж лучше сразу признаться в обмане, пока еще не поздно.

Во-вторых, мне показался очень странным совет, который дала мне, уходя, миссис Седдон. «Можете сегодня с ним не возиться… он, наверное, в детской…» Я аккуратно положила в шкаф нижнюю юбку и тихонько вышла из своей уютной спальни, прошла бежево-розовую гостиную, подошла к двери в комнату для занятий. На минуту я остановилась в нерешительности. Из комнаты не доносилось ни звука.

Я тихонько постучала, потом нажала на позолоченную ручку. Дверь мягко приоткрылась.

Я распахнула ее шире и вошла.


Первое, что пришло мне в голову: Филиппа никак не назовешь красивым мальчиком.

Он выглядел слишком маленьким для своего возраста, с тонкой шеей и круглой головой. Черные волосы очень коротко подстрижены, кожа бледная, почти восковая. Огромные черные глаза; запястья и коленки трогательно тоненькие и костлявые. На нем были темно-синие шорты и полосатый трикотажный жакет. Лежа на животе, он читал большую книгу: такой заброшенный, крошечный на широком роскошном ковре.

Мальчик поднял голову и медленно встал.

– Я мадемуазель Мартин. А вы, должно быть, Филипп, – сказала я по-английски.

Он застенчиво кивнул. Потом сказалось воспитание: он сделал шаг вперед, протянув руку.

– Очень рад, мадемуазель Мартин. – Голос его был невыразительным, тонким и слабым, как и сам он. – Надеюсь, вам понравится в Вальми.

Пожимая его тонкие пальцы, я вдруг с особой остротой ощутила, что передо мной – владелец Вальми. Эта мысль, как ни странно, сделала его в моих глазах еще более хрупким и маленьким.

– Мне сказали, что ты сейчас занят, но я подумала, что лучше пойти сразу к тебе.

Он минуту раздумывал, окинув меня по-детски наивным взглядом, полным искреннего интереса.

– Вы действительно будете учить меня хорошо говорить по-английски?

– Да.

– Вы не похожи на гувернантку.

– Значит, мне надо постараться стать похожей на настоящую гувернантку.

– Нет, вы мне нравитесь так. Пожалуйста, не меняйтесь.

«Из молодых, да ранний. Настоящий де Вальми». Я засмеялась:

– Спасибо за комплимент, господин граф.

Мальчик быстро взглянул на меня снизу вверх. Его черные глаза блеснули.

– У нас будет урок завтра? – сказал он только.

– Думаю, что да. Но точно не знаю. Возможно, сегодня вечером я увижусь с твоей тетей и она скажет, какая у нас будет программа.

– А вы видели… моего дядю?

Его ровный голос вдруг прозвучал как-то странно. Или мне это просто показалось?

– Да.

Мальчик стоял неподвижно, держа руки перед собой. Мне пришло в голову, что он, наверное, по-своему такой же недотрога, как и Элоиза де Вальми. Моя задача может оказаться не такой уж легкой. У него прекрасные манеры, вряд ли он будет «трудным ребенком» в том смысле слова, как его обычно употребляют гувернантки; но смогу ли я найти с ним общий язык, смогу ли преодолеть настороженность и сдержанность, которыми он отгородился от всех, словно оградой из колючей проволоки, сквозь которую пропущен электрический ток? Все эти черты я уже видела в мадам де Вальми. Так же как она, мальчик не по-детски молчалив и спокоен. Но на этом сходство кончалось. Ее спокойствие и отчужденность продуманны и изящны; у ребенка они казались неловкими и внушали неясное беспокойство.

– Мне надо сейчас пойти к себе и распаковать вещи, иначе я опоздаю на ужин. Хочешь мне помочь?

Он быстро поднял глаза.

– Я?

– Ну, не то чтобы помочь, просто пойдем со мной, ты составишь мне компанию и посмотришь, что я тебе привезла из Лондона.

– Вы имеете в виду подарок?

– Конечно.

Неожиданно Филипп багрово покраснел. Не сказав ни слова, он спокойно прошел за мной через гостиную к двери спальни, открыл ее передо мной и вошел в комнату. Потом молча встал у подножия кровати, глядя на чемодан.

Я наклонилась над открытой крышкой, вынула еще несколько вещей, положила их на кровать и стала рыться внутри.

– Это не очень-то дорогая вещь, – сказала я, – потому что у меня было мало денег. Но… а, вот оно.

Я привезла картонную модель Виндзорского замка, которую купила в Лондоне у Вулворта, – ее надо было вырезать и склеить, и самую большую коробку, которая оказалась мне по карману, содержащую коллекцию оловянных солдатиков в форме королевской гвардии.

Я неуверенно посмотрела на молчаливого графа де Вальми, владельца родового замка, и вручила ему обе коробки.

– Английский замок? – произнес он. – И английские солдаты?

– Да. Солдаты, которые стоят у Букингемского дворца.

– В меховых шапках. Они охраняют королеву. Я знаю.

Он с восхищением смотрел на наклеенную на коробке картинку, изображающую полк королевских гвардейцев, выполнявших какой-то неимоверно сложный маневр.

– Ну, они… они не очень-то… понимаешь…

Но я видела, что он меня не слушает. Открыв крышку, Филипп перебирал дешевые игрушки.

– Подарок из Лондона, – сказал он, оглядывая грубо разрисованного солдатика.

Внезапно я поняла, что для него не имело бы значения, даже если бы это были кустарные бумажные куколки.

– Я еще привезла тебе игру, которая называется «Фишки», – добавила я. – В нее играют специальными фишками. Потом я научу тебя. Это хорошая игра.

– Филипп, где ты? – раздался женский голос из детской, или комнаты для занятий.

– Это Берта. Мне надо идти, – встрепенулся мальчик и, закрыв крышку, встал, прижимая к себе коробки. Он произнес официальным тоном: – Благодарю вас, благодарю вас, мадемуазель.